Мара разочаровано посмотрела на пустые ладошки.

— Ы-ы-ы, — зарычала она. — Сдох!

— Как раз наоборот, моя чудовинка, — ответила Блоди и подкинула малышку в дыру в потолке. — Поиграй с братом, пока мы с отцом наведём надлежащий беспорядок в доме.

Тут в дверь постучали.

С потолка донеслись чьи-то крики:

— Голубь пометил мои штаны!

В то же время демонический пудель чихнул и подпалил диван. Фотоальбом с криком «я же хранитель ценностей!», убежал от огня.

И только старый диван слишком устав от переезда, чтобы проявлять ту же прыть, что и сотню лет назад, пробубнил: «хватит меня перетягивать новыми шкурами, дайте уже сгореть на костре спокойно».

Но Блоди словно не обратила на это никакого внимания:

— Михаэль, встреть гостей. Даймон, займи Мару. А я пока подышу дымом, — привычно распределила все позиции вампирэсса

Руководить необычной семьей ей было не привыкать.

— Говорят, от благовоний худеют, — добавила она. — Что ж, попробую и этот метод.

С криком на чердаке, пылающей залой и бегающим по потолку пуделем, Адовы принялись за работу.

Глава 4

Обстоятельства непреодолимой силы

Улица Садовая всегда была местом, где никогда ничего не происходило. Тихий спальный район со старыми пятиэтажками, отмеченный на карте участкового зелёным цветом. Зона безопасности. Стабильность и порядок.

К этому стоило лишь добавить, что вскоре весь район пустят под снос. Реновация. Старые здания давно своё отслужили. И теперь должны быть уничтожены, а на их месте построят высотные новостройки. И начнётся совсем другая жизнь.

Среди хрущёвок время словно остановилось. Тут давно висят на всех жильцах привычные ярлыки ворчливой бабки.

Сама же баба Нюра, никаким опером не уполномоченная, заботливо снабжала органы правопорядка развёрнутой информацией обо всех происшествиях на районе. Или отзванивалась вечером на доклад.

Чего только участковый ни выслушивал. То у неё птицы подозрительно пели, то собаки язык показывали. Что уж говорить о людях? Всем прохожим доставалось. В лучшем случае в шпионаже соседей раз в неделю обвиняла за подозрительную улыбку, взгляд или приподнятую бровь. Возраст, всё-таки.

Это осеннее утро не предвещало ничего нового. Оно выдалось на редкость тихим, спокойным и от того тоскливым. Даже сонным. Афанасий Петрович, мирно дремал в кресле. Перед участковым на столе красовалась пол-литровая кружка с засохшими пакетиками. Их заваривали не по первому кругу. Надпись на коробке чая гласила «Бодрящий». Но для бодрости видимо стоило выпить весь чай в коробке, так как сонливость никуда не уходила.

С другой стороны, зачем бодриться? Спит спокойно полиция в спальном районе под снос. Доживает последний месяц. А там расчёт — и переезд.

В юные годы Афанасий носил усы и совсем иначе представлял себе службу. Он жаждал приключений, громких дел и расследований. Воображал себя Шерлоком Холмсом и даже заимел трубку, чтобы окружающие считали более эрудированным. Только все приключения так и остались на страницах детективов. А жители во вверенном районе оказались настолько добропорядочными, что противно делалось.

— Хоть бы драку какую учинили, — бормотал участковый под нос. — Не могли даже пошуметь ночью! Где эта безбашенная молодёжь, когда так нужна? Засели за своими компьютерами в квартирах и даже побезобразничать не могут как следует. Ну ладно уголовок нет. Но административки могли бы устраивать? Хотя бы по праздникам. Как с таким мирным контингентом работать? Никаких показателей не добьёшься!

Бурчал Афанасий, подливая опостылевшего чая в давно по-хорошему не мытую кружку.

Зачем мыть? Каждый раз — вкуснее.

В последние годы совсем уж до неприличия спокойно сделалось. Даже дети ходят, а не бегают. Здороваются, а не огрызаются.

Тосковал в опорном пункте по несбывшимся мечтам участковый, дремал, а иногда и храпел безбожно от тоски беспросветной. Не знал Петрович, что на горизонте уже приближается буря.

Звонок Анны Николаевны, более известной под позывным «баба Нюра ку-ку», нарушил тишину. Старенький аппарат тревожной трелью прогнал сонную одурь.

Афанасий Петрович подпрыгнул в кресле. Чуть не свалив чашку, подхватил трубку.

— Да? — произнес он не по уставу.

Уставы они для начальства хороши и отчётов. Но в жизни мало применимы. Вот полезет ребёнок на дерево, сломает ветку. А ты что ему? Штраф за «детскую непосредственность» выпишешь? А ведь порча деревца, как-никак. Мелкое хулиганство как минимум.

Но на том конце провода раскаявшихся детей с грустными глазами не было. Там отчаянно вещала Нюра.

Эту даму Петрович хорошо знал. Источник надёжный. Только немного недолюбливал — привирала безбожно.

Как бывало? Докладывает о шумной толпе. Приезжаешь — двое интеллигентов в шахматы играют. Скажет о драке. Мчишься — на месте кот с псом спорят, кому у клумбы спать.

«Дрянная бабка», — считал Петрович. А всё потому, что подсознанием понимал — именно она отнимала у него законную работу. Вот почему ей дома на пенсии не сидится? Перепугала всех преступников на районе своей превентивно-воспитательной деятельностью. Клюка эта ещё. Оружие локального поражения, если подумать. Ну или устрашения. Всё одно, плохо участковому работать. Ему бы на район хоть пару подстрекателей, мародёров, и мошенника до кучи. Вот это бы жизнь началась. Служба, повышение, премии!

«Чёрт бы побрал эту бабку с вечными докладами утром и вечером», — подумывал участковый.

Но стоило отдать ей должное — баба Нюра всегда первой прибывала на место преступления. Порой успевала даже разрулить ситуацию и наказать виновных ещё до того, как Петрович заводил старый служебный автомобиль. Что в зимний период было даже полезно.

Правда, преступления тоже не ахти: шумные дети, сломанные ветки на деревьях, кассирша на рубль обсчитала… ерунда одна. Ни мелом на асфальте не почертить, ни понятых не опросить.

А может в нём художник и психолог погиб? Ни порисовать не дают, ни поговорить с людьми, как следует. Разбегаются.

Нет, с одной стороны участковый благодарен инициативной гражданке. Иначе совсем нечего писать в отчётах и планах, спускаемых сверху. Но он всё равно недолюбливал старушку. И поделать ничего с собой не мог. Вредная бабка и всё тут… Да за вредность статьи не предусмотрено.

Но в этот раз Нюра на том проводе была явно не в себе. Она несла откровенную околесицу. В словах путалась и постоянно поминала бесов или предлагала вызвать экзорцистов.

«Спятила старая, — лениво подумал участковый. — Ноги у неё, понимаешь, скачут, а в собаку сам дьявол вселился. А по ночам наверняка видит чёрта лысого, если не забывает выключить телевизор, ага».

Потому участковый слушал бред этот вполуха и зевал в кулак украдкой.

Нюра ещё много чего наговорила, но, отбросив откровенный бред, Петрович понял — не отстанет. Надо ехать.

Повесив трубку, он принялся заводить старый автомобиль. Прогуляться хоть на свежем воздухе. А то выспится на службе и дома бессонницей будет ночью маяться.

Тогда либо в «однокашниках» сидеть придётся и картинки вразумительные внукам слать, либо на рыбалку с Палычем ехать, чтобы совсем в диван не прорасти. А на рыбалке одним кефиром не отделаешься!

Это опять потом дремать на работе придётся, чаем отпаиваться — перспектива так себе. А, не дай бог, рыбы привезёшь с рыбалки — чисти её потом, жарь. Внукам тем же раздавай вместо картинок. А те посмотрят, как на умственно-недооценённого.

В двадцатом веке он что ли со своей рыбалкой живёт? Нынче, в двадцать первом веке, время другое, быстрое, отчасти перспективное… Но уже не для него.

Приехал на место происшествия Петрович не в лучшем настроении. Во дворе на Садовой у детской площадки стоял переполох. Прохожие собирались кучками, вздыхали, но вскоре расходились по работам. А дерево рядом с ними было не просто надломлено, но срублено неизвестными силами почти под корень.