Адовы хорошо знали, что слово «сдох» заменяло для Мары большую часть лексикона.

Потерялся — сдох, съели — сдох, уходи — чтоб ты сдох.

— Майн киндер-сюрпризен, нихт! Не переживай так из-за мелочей, — кудрявая дама обозначила улыбку и потрепала девочку по голове, а затем наклонилась и ловко поймала сбежавшую ногу. — Кажется, это твоё.

Та, кого звали «Блоди» в семье, протянула дергающуюся конечность девочке. Не забыла она при этом и сдавить не в меру расшалившийся башмак в маленьком, но далеко не хрупком кулаке. Нордический характер многоопытной фройлян имел немецкие корни. А значит, был по умолчанию строгим, но справедливым. Вещи должны служить, считала Блоди. А если забывали кому служат — получать своё.

И башмачок задушено прохрипел:

— Да понял я, понял, — и затих.

Ребёнок, обувшись, радостно запрыгал на двух ногах. Но тут маленькие ручки снова принялись ощупывать голову, а ножки прекратили пляс.

— А бантик? — почти прошипела девочка, оскалив острые зубки, на что Блоди вновь закатила глаза и, тяжко вздохнув, ответила:

— Адовы не просят. Адовы требуют! Или… забирают трофейное, — объяснила мама, осмотрелась и добавила. — Видишь, с каким любопытством смотрит на тебя та седая леди? Спроси у неё про новый бантик. Говорят, старики любят детей.

— Любят за что?

— В зависимости от времени мрачности человечества, — пожала плечами Блоди. — Раньше одни старики любили есть детей в тёмном лесу. Теперь другие любят ругать у мрачных скамеек.

Мара кивнула, но тут же спросила:

— А скамейки им зачем?

— Они используют их для засады, — наставляла фройлян.

— Я тоже хочу в засаду! Чтобы кусать враго-о-ов! — Мара оскалила редкие зубы и побежала к бабке с криком. — А ну-ка, бабка, покажь зубы!

Уже двадцать лет никто не видел таких скоростей у подъезда, с какой бабка Нюрка побежала к двери. Спасительная трость вдруг показалась смотрящей за подъездом слабым подспорьем в битве. А номер телефона на листике при виде маленькой девочки словно потерял иммунитет и превратился в ничего не значащие цифры, которыми ещё успеть воспользоваться надо.

Нюра скрылась в спасительной темноте. А обойдя автомобиль со стороны водителя, к тенту грузовика подошёл глава семейства.

Это был статный высокий мужчина с густой рыжей бородой и пышными усами. Волосы на его лице давно слились в одно целое от макушки до подбородка. Чтобы не мешать движению и обзору, рыжая шевелюра была стянута в конский хвост.

Он неторопливо развязал верёвки и одним движением выудил из-под тента диван. Те, кто знал семью Адовых получше, точно сказали бы, что этот персонаж имеет шотландские корни. Но рассказать об этом не могли. Либо по той причине, что были мертвы, либо не хотели из-за вредного характера: всё-таки дружить оборотни не умели. Потому тайны полуночных существ хранились надёжно. Без развития социальных сетей и мессенджеров. И распространялись новости среди монстров с гораздо меньшей скоростью, чем у людей. Но свои знали, что звали медведя-оборотня «Михаэль».

Михаэль взгромоздил груз прямо себе на голову и пошёл как ни в чём не бывало. Шея его была большая и крепкая. И позволяла и не такое.

Насвистывая и подпевая под нос, он легко потопал к подъезду.

Выпьем кровь врагов…

кровь врагов!

пусть гниют в могилах их сердца…

выпьем кровь врагов…

кровь врагов!

не запомню их я имена.

Со стороны могло показаться, что диван надувной или бутафорский — из пенопласта. Но баба Нюра, робко выглядывающая из-за двери подъезда, на всякий случай перекрестилась, пробурчала «чур меня, чур» и буквально побежала вверх по лестнице. От негодования у неё пропала аритмия и открылось «второе дыхание». Странная семейка мотивировала на новые подвиги.

Следом за диваном из грузовика показался пудель, придавленный этим самым диваном парой-тройкой дней ранее. Обрадовавшись освобождению, он ловко прыгнул на бордюр маленькими лапками, хрустнул шеей и принюхался к окружающему пространству. Был он белым и юрким, как и подобает пуделям. Но то лишь для виду. Ведь самое лучшее, что умели делать демоны — это маскироваться. А уж их питомцы освоили мимикрию в совершенстве. И Адовы знали, что внутри их питомец — огонь!

Демонический пёс засеменил лапками к ближайшему дереву, поднял заднюю и полил дерево. Бабка Нюра, поглядывая на странную семейку уже из окна между первым и вторым этажами, даже на миг потеряла бдительность: пёсик как пёсик. Но, присмотревшись, снова схватилась за сердце. Массивное дерево после поливания пёсиком пошло дымом и завалилось на бок, словно его облили соляной кислотой!

Баба Нюра уже хотела подняться в квартиру, но любопытство пересилило. Снова приникла к окну уже между вторым и третьим этажом.

Последним из грузовика вылез мрачный юноша лет двенадцати. Бритый налысо, в очках с толстыми линзами, он лениво зевнул, прикрывая рот рукой. А затем той же рукой погладил здоровую крысу, которая сидела на плече.

Она зловеще потирала лапками, тараторя без остановки:

— Сыр? Я чую сыр. Слышишь, Даймон? Где-то здесь должен быть сыр! Хоть кусочек.

Парень проигнорировал ручного зверька, разговоры с которым часто сводились к обладанию сыром и обвёл взглядом детскую площадку. Вид поваленного дерева вызвал ухмылку.

— Если это весь лес, что есть в округе, то где они все охотятся? Похоже, добычей здесь и не пахнет, — сказал он замогильным голосом и взгляд зацепился за цветочки в клубах, расписанную рыбками беседку, двух лебедей из покрышек и подросток скривился, тут же вернув более привычный, еще не сломавшийся голос. — Кошмар мне наяву, вот это жуть!

Говорить басом, как иногда получалось у Мары, он не умел. Оттого брат завидовал более развитой малютке-проклятью.

«Девочки всегда развиваются раньше», — говорили родители. Но не объясняли почему. То ли их лучше кормят, то ли по причине вредного характера.

— Ты тоже заметил этот мрак вокруг? — крикнул довольный отец от подъезда. — Вырубили все деревья, а взамен резины во дворах насажали. Та расти не будет. Удобно.

— Рассадник мрачноты, — буркнул подросток. — Здесь что-то разлагается прямо под подъездом, укуси меня паук!

— Съесть мне волынку без соли, если я не чувствую запах плесени из подвала. — заявил отец следом, изрядно повеселев. — Удачная сделка, что не говори!

— Надо будет занести в подвал немного сыра! — тут же добавила крыска. — Приобретёт пикантные нотки. Кто не любит сыр? Все любят сыр. Я же и говорю — сыр наше всё!

— Оспа, довольно о сыре, — сказал Даймон. — Я пытаюсь понять где люди тут приносят свои жертвоприношения.

Оспа думал недолго:

— Очевидно же, что в подвале! Гляди, какой пар валит.

«Оспой» крысёныша назвали за неотвратимость действия. Если чего-то удумал, то отговорить сложно. Как некогда оспу, что косила ряды людей своей настойчивостью, оставляя после городов деревни, а от деревень — лишь названия.

Покачивая объёмными бёдрами, к мальчику приблизилась мать семейства. Дойти до истинного образа вамп ей мешали десятков килограмм, в основном отложившихся на бёдрах. Но Блоди предпочитала считать себя «вамп-плюс» и совсем не переживала по этому поводу. Конкуренция для неё закончилась едва вышла из клана вампиров. Хотели они того или нет, после встречи с Михаэлем её не особо волновал внешний вид. Оборотень сам стал для неё новым миром, пел ей дифирамбы. И прекрасней женщины в них не существовало. А если так, то при чём тут внешний вид? Монстры любят за внутреннюю суть, в отличие от людей.

— Не расстраивай отца, мучитель души моей, — ответила сыну мать, как и все, игнорируя крыску до той поры, пока от неё что-то не требовалось. — Он всё-таки продал нас в рабство на двадцать лет ради этой квартиры.