— Что там, ма?
— Всякое барахло, — обронила Блоди, совсем не падкая до драгоценностей.
— Совсем ничего интересного?
Она пошерудила рукой поглубже и вдруг выудила что-то холодное.
— А вот это уже интересно.
— Что там, ма?
— Похоже, очки, — вампирэсса погладила оправу. — Оправа из камня. А стёкла… похоже на алмазы. Какое интересное решение. Что ж, фараоны могли себе и не такое позволить… Держи!
Даймон поднёс крысу к очкам и тут же примерил их. Они оказались ему немного великоваты. На вырост. Но алмазные линзы могли сделать мир заметно острее.
Кому нужны алмазы, когда просто хочется лучше видеть?
Блоди, покрутив перстень со скарабеем, примерила его на указательный палец. И тут что-то громыхнуло, высоко под потолком вспыхнул неяркий свет — голубоватые лампадки. В лицо оборотня дунуло прохладным воздухом с могильным запахом. Михаэль от неожиданности выронил глиняный сосуд с мёдом. Тот покатился по полу, но уцелел.
Откуда-то сверху раздался голос. Громкий, как сотня динамиков, и низкий, как урчание в животе. Голос говорил что-то строго и зловеще на незнакомом языке.
Потом откашлялся и произнес уже нормально, по-человечески:
— Не понимаете, да?
— Не-а, — пробормотал Михаэль, подбирая упавший кувшин.
Он не собирался бросать вожделенный мёд несмотря ни на что. Духи они всегда что-то болтают. Всех не переслушаешь.
— Эх, хорошо хоть от туристов набрался современных словечек, — заметил дух на более привычном диапазоне. — Слушайте, заново тогда.
— Ага, слушаем, — буркнула Блоди, больше внимания уделяя кольцу. Как Даймон очкам, а отец — сосуду.
— Я говорю, значит… чего я там говорю? Ах, да! — и дух даже снова попытался завывать. — Вы потревожили дух великого Акэнатена! И теперь проклятие фараона будет преследовать вас всю жизнь. Поняли?
— Ух ты! Настоящее проклятие? — обрадовался Даймон, сложив очки в карман, так как всё равно в темноте польза от них стремилась к нулю.
Не зря же хитрые люди очки на ночь снимают и кладут на тумбочку. Хотя, чего проще — спи в очках. Даже во сне будет лучше видно.
— Самое настоящее проклятье, — ответил дух.
— Это же моё первое настоящее проклятие! — признался Даймон. — Я так взволнован.
— Жалко, что у нас нет фотоаппарата, чтобы запечатлеть этот момент, — вздохнул оборотень, гордый за сына.
Кости в сундучке зашевелились и начали выползать из-под украшений. Крошечная ручка скелета ухватила Блоди за запястье. Вампирэсса попыталась отцепить когтистые пальчики, но те крепко впились.
Тогда Блоди отложила сундук, но маленький скелетик с короной Исиды на голове остался у неё в руках, повиснув в воздухе. Он щёлкал острыми зубками, а коготки цеплялись за одежду.
— Какой забавный, — улыбнулась она скелетику. — Так и хочется потискать. Ути-пути! Ты ж моя доходяга.
— И нипочём вам не избавиться от проклятия! — пригрозил дух, напомнив о себе.
— А можно забрать его с собой? — спросила вампирэсса у духа. — Кажется, я ему нравлюсь. Смотрите как ловко кусается? Кусает, значит любит!
— Что? — удивился дух. — Вы что совсем ничего не поняли? Это и есть страшное проклятие фараона! Лучшие маги Египта призвали его с севера. Это — дух самой смерти! Её вездесущее воплощение.
— Так это же замечательно, — легко согласилась Блоди. — Такой милый скелетик. Грозненький. Всегда хотела такого завести. Но у людей скелеты продают только в Хэллоуин и для медицинских целей, а в клане мама не разрешала.
— Но, мрак мой, теперь ты можешь мне ничего не разрешать, — подсказал Михаэль. — Пользуйся моментом. Жизнь такая короткая.
— О, душа моя, я так и делаю, — призналась вампирэсса. — Но главное, что мне никто уже запретить ничего не может… Демонёнок, ты хочешь братика?
Даймон сразу и не понял, что случилось. Но губки демонёнка поджались. Прищурился, пытаясь понять, что там вообще в темноте происходит. Теплового излучения не было ни от кого, кроме медведя.
— Никакой это не скелетик. Это… это… — дух на миг запнулся. — Это, вообще-то, девочка!
— Ещё лучше! Всегда мечтала о дочери, — с улыбкой проговорила Блоди, поглаживая черепушку с остатками золотистых локонов. — Ты ж моя красавица… Людей пугать вместе будем, да?
Скелетик подумал и кивнул.
— А-а! Да ну вас! — обронил дух в негодовании и замахал бесплотными руками, как итальянец над пиццей при готовке. — Никакого уважения к старине, проклятьям, и долгому сроку вынужденной службы.
Стена впереди вдруг отъехала в сторону, открывая лестницу.
— Уходите! И чтобы больше покой мой не вздумали нарушать!
— А можно я… — Михаэль хоть и спросил, но уже держал подмышками по паре глиняных сосудов с мёдом. — Парочку с собой прихвачу… Трофейный мёд сладок, знаете ли. Он же так хорошо настоялся! С душком. Медведи любят всё с душком, помяните моё слово.
— Берите, что хотите, — совсем расстроился дух. — Только уходите уже!
Блоди взяла за руку Даймона и, проговорив:
— Познакомься с сестрёнкой, — направилась вверх по лестнице.
— И это… — крикнул дух им вслед. — … кормить её не забывайте. Иначе хуже будет.
— Чем? — буркнул Михаэль.
Осознав, что по паре трофеев мало, он накидал себе на руки уже с десяток сосудов.
— Мясом! — заявил дух. — Впрочем, для пробуждённой подойдёт любая плоть.
— А как её зовут? — переспросила Блоди.
— Мара. Воплощение Мараны — богини смерти, — добавил дух вяло. — Бла-бла, она пришла к нам с севера… бла-бла… и сеяла смерть, пока мы… бла-бла… не заточили её с дарами севера вместе с погребённым фараоном… Изрядным любителем мёда, надо сказать.
— Мара? Какое милое имя для ребёнка, — расхохоталась Блоди. — Идём, Мара. Никто тебя больше держать взаперти не собирается. Детям почаще гулять нужно. Проклятьям — тем более.
Скелетик оскалился.
Будь у него губы, это могло походить на улыбку.
Глава 11
Опека
Из-за старой двери с недвусмысленной надписью: «Выносить нечего. Мы здесь уже были» доносился невнятный шум. Вроде стучали по дереву. А если прислушаться, то и просто громко топали. Или даже дрались.
В квартире определенно кто-то был, то ли в поисках чего-то, что ещё не вынесли, то ли в попытке принести новое в дом, чтобы было чего выносить. Но уже другим людям.
Эльвира Гавриловна нервно поджала тонкие губы, приложив ухо к двери. Раньше она поступала так, прежде чем войти в класс. Профдеформация, если по-умному. Учительница, если по профессии. «Педагог» — уверяло общество. А надпись в дипломе уточняла, что «учительница младших классов».
Делала Эльвира так для того, чтобы по голосу вычислить самого невоспитанного ученика и непременно наказать. А остальные станут посговорчивее. С ними уже можно работать.
Работать учительницей младших классов ей нравилось в былые годы. Но особенно нравилось это самое «наказать». Правда, платили мало. Пришлось сменить профессию. Но зарплата была второстепенным фактором. Основным послужил тот, что зловредные детишки никак не могли правильно произнести её имя и отчество.
Они постоянно называли её то Громила Лавиновна, то Полмира Годзиловна. Издевались, коверкая слова, как угодно. А когда она об этом докладывала начальству, то директор — Фёдор Андреевич Гнездов, лишь пожимал плечами. А его вечная прихлебательница и выскочка Дарья Сергеевна лишь добавляла: «ну это же дети, какой с них спрос?»
— Какой спрос? — пробурчала Эльвира Гавриловна, вновь и вновь переживая прошлое в голове. — Давали бы тюремный срок и дело с концом. Не детям, так родителям. А если бы посадили бы за решётку десяток-другой детишек, то остальные бы тише себя вели. А то и домашнее задание не забывали делать. А если с них не спрашивать, то какой толк?
Со времён преподавания Эльвира невзлюбила детей. Взрослые ей тоже не особо нравились. Что значит, «вы школа, вы и воспитывайте»? А как же жизнь после школы? За каждым не уследишь. За домашнюю работу не усадишь.
