— Просто мы видим, как вы идете теми буераками, какими шли мы, — сказала Эпона. — И кричим “стой, стой, вот же буерак!”.

— Сначала шепчем, а вы не слышите.

— Ну мы и кричим.

— Потом стыдно, если честно.

— За себя говори, ничего мне не стыдно…

— Стыдно-стыдно, я тебя знаю.

Они проявлялись из тумана, и все больше людей сидело за чайным столом. Молодые и старые, из разного времени. Сейчас не злые — встревоженные и усталые. Как мой папа, когда я что-нибудь опять. И тут я подумал, что папа сейчас страшно переживает, потому что я опять. И ему до меня не докричаться.

Я поставил блюдо на стол и сел. И Дугал сел. И Энджел села. И нам передали чашки, а из рук Флая взмыл склеенный чайник и щедро налил нам чая. Всем разного. От моего пахло летними лесными травами, из чашки Энджел земляникой, а у Флая плескался лимон, и чай был почти черный — его папа так любит после работы.

Дугалу Гуго налил чего-то сам, Дугал отпил, и лицо у него стало сложное.

— Лучшее пиво холмов и низин! — порадовал Гуго. — Я на нем вырос таким крепким.

— Спасибо, — сказал Дугал. — А вы правда содрали с врагов кожу?

— Вообще нет. Вообще я это придумал, когда осаждали мой замок — что с любого пленного я сдеру кожу и сошью плащ, потому что в душе я дракон. Они напугались и ушли. Вслух, конечно, сказали, что победить безумца мало чести.

— Это вам сколько было лет?

— Да еще жениться не успел. Годка на три поменьше, чем тебе сейчас…

Старая леди Эвелина, довольная вернувшимся чаем, подсела к Энджел и угощала ее кексами. Я расслышал, что прозвище леди — Эвелина Тысяча Бед, потому что у нее все время умирали мужья.

— Конечно, девочка моя, не всегда сами, иногда им, так сказать, помогли. Например, четвертый, очень вспыльчивый, убил третьего.

— Дайте угадаю. А пятый — четвертого?

— Нет-нет, четвертого убил седьмой. Такой славный, терпеливый юноша…

Флай с напыщенным типом обсуждали, как переделать стол. Флай объяснял, что стол, за которым сидит вся семья, должен быть крепостью. Не красотой на гнутых ножках, а тем, что выдержит хоть скандал, хоть падение дракона прямой наводкой. Напыщенный тип шепотом признавался, что всегда мечтал плотничать, а пришлось служить при дворе, потому что фамилия обязывает.

А я допил чай и спросил Эпону Горманстон:

— Извините, если что, но все же — вы мертвые?

— Можно и так сказать. Мы память. Ваша память о нас.

Это было сложно, но я спросил еще:

— Просто, понимаете … у меня мама пропала. Мне сказали, что умерла, и меня забрали в приют. А я думаю, что она жива. Может, вы можете как-то узнать?

Эпона посмотрела на меня очень внимательно. И рубашку с вышивкой тоже рассмотрела внимательно — зеленые дубовые листья по белому.

— Я не думаю, что она здесь. Я даже не думаю, что она может быть здесь. Как ее зовут?

— Эрин. Эрин Фланн О`Ши.

Эпона кивнула, и словно к чему-то прислушалась.

— Я думаю, ты скоро узнаешь о ее судьбе. Но ты прав, она не мертва. И она не здесь.

Она мне улыбнулась, и я понял, что она очень хорошая. И что больше спрашивать нельзя.

Дугал встал и выпил все залпом из своего кубка — да, у них с Гуго были железные кубки. И сказал:

— За всех вас. Я раньше про вас ничего не знал. только портреты и имена. А теперь вроде как рад познакомиться. Только можно просьбу? Я вас сам позову, если мне будет сложно. Честно. Не кричите в моей голове сами. Мне от этого плохо.

— Зови меня, если в морду кому дать, — сказал Гуго.

— Зови меня, когда невесту пойдешь выбирать, — сказала Эвелина.

— Зови меня, если стесняешься, а надо о себе рассказать, — сказал тип в камзоле.

— Зови меня, если тебя пытаются обмануть, — сказала Эпона.

— Зови меня просто поболтать, когда скучно.

— Зови меня, если…

— Зови меня, когда…

— Зови меня…

А Флай обошел вокруг стола и принялся что-то чертить на земле под фонарем тростью, а с ним тип в камзоле. Стол засветился и изменился. Теперь он был длиннющий, дубовый, на прочных широких ногах, от него славно пахло деревом.

— Я вышью скатерть! — восхитилась леди Эвелина.

— Я придумаю, как починить ваш дом, — обещал Флай. — Точно придумаю.

Подул ветер, он нес листья дуба и словно толкал нас куда-то. И когда мы пошли, они все, эти предки, стояли за дубовым столом и махали нам. Это было хорошо. Мы тоже оборачивались и махали.

— А я думал, они просто портреты, — сказал Дугал виновато. — А они люди.

***

Листья неслись впереди маленьким вихрем, а по сторонам больше не было мрачного пустого городка, только дубовая роща с широкой тропой и звездное небо, светившее нам сквозь ветви. Больше не было темно, потому что луна делала все вокруг таким серебристо-волшебным, как на картинках к сказкам.

Мы удивились, когда вышли к лесной поляне, где нашли тот же самый хрустальный гроб. Только теперь он стоял на переплетении корней под огромным дубом. А Горманстон-старший сидел в нем, щурился и чесал чемодан по застежкам. Он увидел Дугала и немного растерянно сказал:

— О, как хорошо, ты приехал. Я забыл, куда положил очки. Скажи мне, откуда в этой странной больнице собака? Ласковая такая и вроде немного квадратная.

Дугал просто молча подбежал и обнял его:

— Они больше не будут. А ты будешь… — бормотал он, а я смотрел в сторону, потому что нехорошо, когда друг плачет, а ты видел. Энджел и Флай тоже одновременно посмотрели в сторону. На дубы и звезды.

Потом мы решили, что уже можно, и вместе повернулись. И только тогда заметили, что вокруг герцога Горманстона лежат вещи, которые мы до того видели на сидевших за столом.Он тоже их заметил, близоруко сощурился и удивленно покрутил в пальцах рубиновое ожерелье.

— Это же «кровавое наследство» леди Эвелины. А еще тут нагрудный знак инквизиции от леди Эпоны. И перчатка Гуго Безумного. Ты принес их мне, сынок?

— Мы принесли, папа. Познакомься, это мои друзья. А сейчас нам всем надо просыпаться.

— Здравствуйте, — обрадовался нам герцог. — Прошу прощения, что не одет, я слегка приболел. Дугал, но эти вещи нельзя хранить просто так. Только магическое хранилище, верное Горманстонам.

— Давай в чемодан сложим? Он тут тебя ждал.

— Чемодан? — герцог прищурился и присвистнул, — это не тот, который я потерял лет десять назад?

— А он тебя нашел! И я тебя нашел! Давай больше не будем теряться?

И тут я отвернулся совсем, потому что у меня глаза не блестели, то есть, почти. Я вот тоже маму найду и так ей скажу. Энджел взяла меня за руку, а Флай за другую.

А потом я услышал, как пофыркивает чемодан, когда в нем исчезают драгоценности, и Дугал вдруг удивленно говорит, что такой вещи не помнит. И как раз вовремя повернулся, чтобы увидеть, как подвеска с дубовым листом превращается в его пальцах в ключ.

Я еще успел подумать, что папа там снаружи, наверное, уже очень разозлился, но потом меня закрутило в разные стороны, и стало не до мыслей.

Зато я услышал папин голос. Он отчетливо задавал кому-то глупые вопросы, вроде какой сегодня день, кто он, и где мы сейчас находимся. А меня он просто встряхнул, и я сам открыл глаза. Папа обнимал меня, но при этом выглядел так, будто собирался отвернуть голову дракону одной рукой.

Рядом трясла головой Энджел, а над ней сидела ее мама с таким же выражением лица, как у моего папы. Веселее всех выглядел Флай, о чем-то тихо расспрашивавший профессора Доэрти — они втроем с Дугалом рассматривали ключ. Конечно, Флаю хорошо. Его родители узнают обо всем только вечером, и то, если он сам расскажет.

— Риан! Ты… — папа так выразительно молчал, что у меня покраснели уши, — ты ПОНИМАЕШЬ, что теперь я должен тебя НАКАЗАТЬ?

— Угу, — вздохнул я, — зато все проснулись. Даже герцог. Здорово же.

— А если бы нет? Я говорил тебе держаться подальше от магических зелий?!

— Да. Но мне мало досталось. Я боялся, что не засну. И если бы Дугал заснул один, то не вернулся бы точно. Друзей не бросают.