Цацки эти Дугал на всякий случай взял с собой, насыпал в мешок из под школьной сменной обуви. На обратном пути он хотел принести их папе, вдруг тот проснется, раз так хотел их видеть.
Ди вздохнула:
— Если хочешь, мы все с тобой пойдем туда и будем его будить, пока он не проснется.
Дугал шмыгнул носом и очень тихо сказал «спасибо».
Дальше мы шли молча, только Бобби лаял на воробьев, которые на него плевать хотели. А я пинал перед собой по асфальту камень и пытался представить, как бы я на месте Дугала себя чувствовал. Мне стало страшно, и я перестал думать вообще.
В университете было тихо и торжественно. На острой башне главного здания звонил колокол. Вообще-то время теперь у каждого в телефоне, но это традиция, чтобы даже те, кто забыл телефон, знали, что уже восемь утра. Я прицепил к Бобби поводок, потому что здесь так полагается, и теперь наглый пес пытался меня стреножить. Люблю его, но не эту вот его игру в “завяжи хозяина”.
— Ну что мы его молча, как в последний путь, провожаем? — уже у тяжелых дверей зала для магических испытаний, не выдержала Ди. — Я вот эту хрень уже проходила. Мне сказали, я пока слишком хаотичная. Было вообще не страшно, только голова потом кружилась, и есть хотелось.
— После сна? — вздохнул Дугал, задерживаясь на ступеньках.
Я подтянул Бобби ближе, чтобы можно было почесать его за ушами на счастье. Сам он нашел в кусте половину пирожка и страдал, что поводок короткий. Такое чувство, что этот пес готов есть вообще всегда.
— Ага. Там сначала алхимик такой унылый читает инструкцию — ну или заклинание, у этих не поймешь. И ты должен в конце каждой строки кивнуть, а то начнет повторять, и это будет бесконечная нудятина. Дальше ты пьешь зелье, ложишься, рядом садится преподаватель и берет тебя за руку. А потом он тебе снится, представляешь? Ну, что вы с ним где-то там приключаетесь. Правда, еще ни одному преподу не понравился мой сон, — тут Ди сморщила нос, — но у тебя все получится. Ты должен найти в этом сне ключ и выйти с ним. Вот и все. Ты сможешь.
И Ди положила Дугалу руку на плечо, а Флай на второе. А мне плеча не досталось, поэтому я взял его за руку, а вторую руку облизал Бобби. Дугал чихнул.
— Я знаю, что, когда задают глупые вопросы, хочется что-то вертеть в руках. Держи мой счастливый каштан, — сказал я, достал каштан из кармана и протянул Дугалу. У меня всегда что-то такое есть на счастье.
— Папа говорит, что если на беспокойство положить болт, то оно ослабнет и разбежится, — Флай тоже порылся в карманах. — Держи. Это болт от дивана, который мы разобрали на прошлой неделе. На этом диване три поколения семьи Свон забивали на все тревоги и смотрели телевизор. Он пропитан магией пофигизма.
— А что, есть такая магия? — недоверчиво фыркнула Ди.
— Есть, но это тайные знания только для старшекурсников, — рассмеялся я.
А дальше за дверь Дугал пошел один, потому что нас не пустили. Я успел увидеть, что там уже сидят папа в мантии и алхимик Джеймс Доэрти. Он говорит, что его семья служит университету полтыщи лет. А у самого ни одной морщины нет и выглядит, как студент. Потому что у него большие глаза, и много волос на голове. А еще длинный нос, и он чует во всем приворотное зелье, поэтому еще ни одной студентке с ним не повезло.
Магическое испытание — это долго, но мы почему-то вместе решили ждать Дугала тут, и сели на ступеньки. Солнце уже вползло за университетские ворота, дождь все еще не шел, и становилось тепло, даже душно, как перед грозой. Бобби свалился в песок, прямо на дорожку, пузом вверх и дергал лапами, чтобы мы чесали ему пузо. Мы чесали. Потом он заснул, и мы почти тоже.
Стены в университете Дин Эйрин каменные, и дверь тяжелая, но вопль «Это нечестно!» мы услышали даже сквозь них и подскочили. А Бобби спросонья так гавкнул, что мы подскочили еще раз. Потом Дугал выскочил из зала, как будто за ним гнались фоморы, такие древние каменные великаны, довольно злые. Но за ним гнались только папа и алхимик. Мы их обогнали. Папа кричал: “Верните его!”
Догнали мы Дугала в саду у библиотеки, он влетел в зеленый лабиринт и заблудился. Сначала его нашел Бобби и прыгал вокруг, но Дугал все никак не обращал на него внимания и даже не чихал.
— Что они тебе такое сказали? — я знаю, что глупо говорить всякие успокоительные слова, потому что хорошо от них не будет. Лучше сразу узнать, что плохо, и начать это исправлять.
— Что мое … психическое состояние, — он передразнил тон профессора Доэрти, — не дает им права проводить испытание. И мне сначала надо успокоиться! Да я спокойней некуда! Что я, этот их сон дурацкий не пройду?! Я все пройду!
— А с глазами у тебя что? — спросила Ди каким-то таким голосом, что мне стало страшно.
Я пригляделся и увидел, что зрачки у Дугала огромные, как будто весь глаз стал черным.
— Ничего. Я просто их зелье дурацкое все равно выпил.
И тут Флай сказал слово, которое я слышал от его папы, когда тот уронил на ногу стремянку.
— Надо папу позвать! — выдохнул я и развернулся, но Ди схватила меня за руку.
— Не успеем. Если он заснет один, то потом никто за ним в сон не войдет. А один он из сна не выйдет! Иначе бы туда с преподами не ходили, понимаешь!
Дугал пошатнулся, и Флай растерянно оглянувшись подпер его плечом. До нас всех доходило то, что уже дошло до Ди. Зелье действовало. Дугал уходил в магический сон, в котором нельзя быть без проводника.
Папа и профессор Доэрти, похоже, вошли в лабиринт с другого входа и заблудились. Это мы его весь облазили, а они сюда, наверно, только студентами ходили. Стены в лабиринте в два человеческих роста, плотные, все в листьях. И даже если кричать, профессора быстро не придут, потому что все равно им придется искать дорогу.
В общем, я нашел очень много аргументов справляться самим.
— Тогда мы идем с Дугалом, — насколько мог уверенно сказал я. — Только нужно еще зелье, для нас. А папа все поймет и что-нибудь придумает.
— А оно там было, в зале … еще одно, — ответил Дугал, испуганно зевая, — для профессора О`Ши.
Когда мы влетели в зал испытаний, Дугал уже висел на Флае и мне и почти с нами не разговаривал. Наш топот гулко отдавался эхом от стен и потолка. На столике перед кроватью для испытуемого, похожей на пыточный стол средневековья, стояло пять разных зелий. Мы положили Дугала на это деревянное великолепие, привязали Бобби поводком, и я понадеялся, что не придется пробовать все зелья подряд. Будешь потом ходить с хвостом бобра и зелеными ушами. Если вообще не отравишься насмерть. Но Ди хорошо помнила, как выглядело то самое зелье, и показала нам.
— Надо оставить записку, чтобы папа понял, что мы не хулиганы, просто по-другому никак. А то он расстроится, — сказал я и быстро написал прямо в журнале испытаний, в самом низу.
«Папа, мы поняли, что Дугал немного дурак и выпил, поэтому мы за ним в сон.
Прости, что не сказали, надо быстро.
Чтобы ты не боялся, что я там один, мы попробуем все.
Не ругайся, Бобби я привязал, он ничего не разобьет.
Риан».
Теперь можно было спокойно идти испытываться. Правда, я не собирался, потому что папа говорил, что меня в университете не переживет. Но, видимо, это судьба.
Когда мы выпили зелье, поделив его на троих, как смогли, Дугала уже пришлось тормошить, чтобы не спал. Нам надо было заснуть вместе. Поэтому мы вспоминали таблицу умножения на семь, а потом города в графстве Эддингтон. Их там много, и каждый называется как-то вроде Ллеугтыщтылаунааалох. Но голова становилась все тяжелее, а потом я почувствовал, что падаю, и закрыл глаза.
А когда открыл, то стоял на камнях, а передо мной была дорога вверх. И вокруг — темная улица старого города. Дома такие, как рисуют в книгах сказок и фильмах про средние века. Маленькие, покосившиеся, с балконами, виснущими над головой. Почему-то вокруг была ночь, и над крышами висела серая луна, круглая, щекастая какая-то. Лучше бы мы в мой сон попали, честное слово, у меня обычно поярче и повеселее.
