— Давайте пока оставим его здесь спать и посмотрим, что там на холме? Вы видите, герцога охраняет надежный друг, мало ли что чемодан. Кстати, на чемодане герб Горманстонов. Что там написано?
— Все то же “поднимайся к сиянию вершин”, — буркнул Дугал.
— Вот и пойдем. Это же ваш, горманстонский сон. Он должен быть по вашим правилам.
И тогда Дугал сказал чемодану “охраняй”, и мы пошли вперед по дороге. Правда, Дугал все время оглядывался. Но дракон так и не появился. Зато мы услышали голоса.
— Это все потому, что ты упрямая, как ослица. Все эти в тебя, — звучал дребезжащий старушечий голос.
— Может быть, скорее в тебя? Он мог бы просто уничтожить своих врагов. А вместо этого ходит в суд и переживает за деньги, отданные никчемным болтунам!
— Я вот в его годы…
— Уже заработал на виселицу трижды, но судья графства жил на твои деньги?
— Гуго! Ну что ты молчишь, скажи хоть что-нибудь, ты же старше всех!
— А что с вами говорить? Подайте пирог с беконом!
Ближе к вершине холма домики остались позади. Там росли несколько дубов, со стволами огромными, как морда грузовика. А на самой вершине стоял чайный стол. У моей мамы был почти такой. Красивый, на гнутых ножках, только этот казался дороже, и был во много раз больше. Еще бы — за ним на стульях и скамьях расселись множество людей, часть мы видели хорошо, а часть словно туманом скрывало. На них были старинные одежды, на одних совсем-совсем, как из времен короля Арктуса и его врага Морана Рогатого Короля, на других - что-то с ужасно пышными юбками и морем кружев, на третьих — как во времена, откуда папа забрал меня сюда. Все они что-то пили, ели, передавали друг другу, по воздуху между летал сам собой заварочный чайник и плескал им в чашки, а сидевший прямо напротив нас мрачный тип с лицом в духе “особо опасен” и в доспехах пил из кружки и обсасывал свои усы. Перед ним стоял целый пирог, нарезанный большими ломтями.
— Гляди-ка. Явился, — сообщил он, — никак помер, потомок?
Смотрел он при этом на Дугала. Правда, перевел взгляд на Энджел и подмигнул ей. Мне это как-то не понравилось. Мне он вообще не понравился.
— Не помер я, сэр Гуго, — огрызнулся Дугал. — Не надейтесь.
— Ты его знаешь? — осторожно задал я глупый вопрос.
— Конечно. Это сэр Гуго Безумный. Он у нас на стене в большом зале висел. Ну, в смысле, портрет.
Если бы у меня дома висел такой портрет, я бы во сне орал, честное слово.
— Ха! — сказал Гуго Безумный. — Помнят! Стоило обещать сшить плащ из кожи врагов — и вот как запомнили!
Он смерил меня взглядом:
— Вот тварь подхолмовая, а? Выполз и за человека себя выдает.
Точно псих. У меня, конечно, рубашка, как у ши, но тут претензии к дурацкому сну, а не ко мне.
— А это твои вассалы, юный потомок? — спросила старушка с уложенными в трехэтажную прическу седыми волосами и огромным рубиновым ожерельем на шее. Лицо у нее тоже было недоброе.
— Друзья, — мрачно ответил Дугал.
— У кого-то из Горманстонов, кроме меня, появились друзья. Что ж, этот мальчик заслуживает восхищения, — усмехнулась, подзывая указательным пальцем летящий над столом чайник, сказала женщина в неброском зеленом платье с гербом инквизиции на груди. Я ее где-то видел, но вспомнить не мог.
— Восхищения? Нашего потомка признали безумным и отказались испытывать перед университетом! — возмутился напыщенный человек в расшитом камзоле. — Я уже в его возрасте пятерых врагов убил, а одного…
— Все вы измельчали, как рыба в старом пруду! — гаркнул тот, кого называли Гуго, и снова принялся уничтожать пирог. — Было б чем гордиться — пять жалких врагов. Вражишек!
— Не бери эту девушку в жены, из нее будет плохая герцогиня, — тем временем сказала Дугалу старушка, оглядывая Энджел.
— Я вообще не собираюсь ни в какие жены минимум до двадцати одного года! — возмутилась Энджел. — А хорошая герцогиня должна быть вежлива к гостям, я читала! Вот вы…
Пришлось дернуть ее за рукав, пока чужие предки не разложили нас всех по хрустальным гробам. Судя по лицам, эти могли.
Флай подобрался ближе к Дугалу и что-то прошептал. Я прочитал по губам «болт». Дугал засунул руку в карман и достал оттуда амулет пофигизма. Потом засунул еще раз и достал мой каштан.
— Я устал от вас! — вдруг неожиданно громко сказал он, сжимая в руке то и другое. — Вы сами друг друга не слушаете, почему я вас должен слушать? У меня ваши голоса уже неделю орут в голове, стоит попробовать заснуть.
— Потому что мы старше! — сказали старушка, Гуго и напыщенный человечек.
— А что вы с моим отцом сделали?! Почему он не просыпается?! — голос Дугала по ярости напоминал вопль Гуго, тот даже пирог отложил и глянул с намеком на уважение. Я порадовался, что Дугал в наше время родился и точно не будет снимать с кого-то кожу или вешать головы врагов на частокол.
— Он… — старушка с рубинами поджала губы, — разрушил наш дом, бросив его в исключительно кривых руках! И вместо того, чтобы слышать нас, предпочел не слышать ничего.
— Леди Эвелина, объяснять понятно — не ваш талант, простите. Нашим домом, Дугал, была шкатулка, если без лишних высоких слов. Теперь она разрушена. Раньше вы с отцом могли не слушать наши голоса, они доносились из-за надежных стен. А теперь мы пьем чай под открытым небом и ссоримся. Традиционно для нашей семьи. Только вы нас слышите, — это сказала женщина с гербом инквизиции.
И я наконец узнал ее.
Первая женщина-инквизитор, которая добилась этого звания официально. Эпона Горманстон. Она прославилась еще до замужества, потому и фамилия в учебниках девичья. Ее статуя стоит в парадном зале университета, когда-то она там училась. В руках у статуи инквизиторский посох из дуба. Его набалдашник обычно трут на счастье перед экзаменами, особенно девушки. Считается, что это прибавляет ума. Но папа говорит, что даже волшебство не сделает дурака умным, несчастного счастливым, а студента, прогулявшего половину занятий — выпускником.
— То есть если вас засунуть обратно, папа проснется, а у меня в голове голоса прекратятся? — уточнил Дугал.
— Ты как со старшими разговариваешь! — возмутилась старушка.
Тут Гуго встал и подхватил Дугала за шиворот рубашки так, что приподнял над землей.
— Драться непедагогично! — заметила Энджел и даже в образе хорошей девочки не могла не броситься на выручку другу. В общем, она кинула в Гуго пирогом и сказала: — Извините.
— Красотка, — умилился Гуго, и тут Дугал достал его кулаком и вырвался, а я понял, что сейчас начнется самая некрасивая на свете массовая драка, и что я вообще не знаю, что делать. Флай поднял трость. Я поднял большое блюдо и выставил его, как щит, перед Флаем, так что теперь мы вдвоем были как бы одним вооруженным воином.
Дубы зашумели — поднимался ветер, нес дубовые листья, которые некоторым попадали в чай. Эпона Горманстон поймала чайник и с размаху грохнула его об стол.
— А ну прекратить!
Честное слово, в наше время ее взяли бы в конную полицию без экзаменов. Ее слушались бы беспрекословно хоть лошади, хоть злоумышленники.
Старушка Эвелина вдруг расстроенно сморщила лицо и, кажется, всерьез решила заплакать:
— Но, деточка моя … а как же мы без чая?
— Да починю я, — заверил ее Флай, уже пробиравшийся к осколкам. — Было б из-за чего переживать. Вот семью вашу никаким клеем не склеить, пока сами не захотите, а чайник … я целого генерала однажды чинил, было дело.
— Вот что, — сказал Дугал и выпрямился так, словно был в доспехах, а не в дурацкой рубашке, снял колпак и отбросил в сторону. — Объясните-ка мне, джентльмены, леди и вообще предки, раз уж мы все здесь. Что вы от меня хотите? Какой смысл орать мне и отцу в уши так, что заболеть легче, чем слушать?
Они почему-то замолчали.
— Просто мы о вас беспокоимся, — сказала старушка.
— Просто мы хотим, чтобы вы были не хуже нас, — сказал сэр Гуго и рассеянно принялся вытряхивать пирог из волос.
