Но, что удивило меня больше всего, так это то, что все четыре открытые арки колокольни были затянуты тонкой сеткой. Она, очевидно, не была рассчитана на защиту от мух, и мне потребовалось время, чтобы понять ее назначение.

— Птицы, — объяснил шериф Ленс, заметив мое недоумение. — Он не хотел, чтобы здесь гнездились птицы.

Я хмыкнул.

— Сетка натянута так хорошо, что ее совершенно не видно снизу.

Тело Виггера увезли, цыган был арестован, а мы задержались на колокольне, посмотреть через проволочную сетку на улицу.

— Новости действительно распространяются быстро, — заметил Ленс. — Посмотрите на эту толпу!

— Больше, чем приходило на службу пастора. Я думаю, это многое говорит о людях.

— Вы считаете, цыган сделал это, док?

— Кто еще? Он был здесь с Виггером один.

Шериф Ленс пригладил редеющие волосы.

— Но зачем? Ведь Виггер был их лучшим другом в городе.

Снизу послышался шум, и голова Юстаса Кэри выглянула из открытого люка.

— Я только что услышал о пасторе, — сказал он. — Что случилось?

— Он показывал цыганам вид отсюда. Затем все спустились, кроме Ловара. Я думаю, он спрятался здесь. Мы видели, как отец Виггер, стоя у парадной двери, наблюдал за уезжающими, и я хотел поговорить с ним. Он почему-то стал убегать от нас и запер за собой дверь на колокольню. К тому времени, как док Сэм и я оказались здесь, священник был мертв и лежал с цыганским ножом в груди.

— Больше никого здесь не было?

— Никого.

Кэри прошел к западной части колокольни, где снег покрыл пол.

— Здесь есть следы.

— Здесь топталось много цыган, смотрели на вид с колокольни. Думаю, следы ничего не значат.

Шериф Ленс подошел к открытому люку.

Вдруг я вспомнил:

— Шериф, мы оба думаем, что Виггер бежал от вас. Что вы так хотели ему сказать?

Шериф Ленс хмыкнул.

— Теперь это уже не важно, — и начал спускаться по лестнице.

На следующее утрой, придя в офис, я был весьма удивлен, обнаружив там Эйприл. Это был наш выходной день. Я и сам зашел главным образом, чтобы забрать почту и проверить сообщения. Большинство постоянных пациентов звонили мне домой, если я был нужен им на выходные, но всегда могла возникнуть чрезвычайная ситуация.

Но такой ситуации я даже не мог представить.

— Д-р Сэм, в кабинете вас ожидает цыганка, Волга. Она пришла ко мне рано утром и очень беспокоится о муже. Не могли бы вы поговорить с ней?

— Хорошо.

Лицо Волги было залито слезами, а глаза полны отчаяния.

— Ах, доктор Хоторн, вы должны помочь ему! Я знаю, что он невиновен! Он не мог убить отца Виггера, священник был нашим другом!

— Успокойтесь, — сказал я, взяв ее за руки. — Мы сделаем все возможное, чтобы помочь ему.

— Вы пойдете в тюрьму? Говорят, что его линчуют!

— Здесь такого не может произойти, — уверенно сказал я. Но тут же вспомнил инцидент из истории Нортмонта, когда после гражданской войны действительно линчевали чернокожего, путешествующего с цыганкой.

— В любом случае я пойду, поговорю с ним, — сказал я, оставляя Волгу на попечение Эйприл, и двинулся по заснеженным улицам Нормонта в сторону тюрьмы, находящейся в трех кварталах от моего офиса. Шериф Ленс был уже там, беседуя с неожиданной посетительницей, Минни Хаскинс.

— Привет, Минни. Не очень приятное Рождество для города, не так ли?

— Конечно, нет, д-р Сэм.

— Вы навестили заключенного?

— Я пытаюсь выяснить, когда они уберутся с моей земли. Я была сегодня утром в их лагере, они говорят, что Карранса их вождь, и они не уйдут до тех пор, пока Карранса им не прикажет.

— Я думал, вы разрешили им жить на вашей земле.

— Да, но это было прежде, чем они убили отца Виггера, — ответила она, отражая мнение горожан.

— Я хотел бы поговорить с заключенным, — попросил я шерифа Ленса.

— Это не по правилам.

— Да бросьте, шериф.

Он поморщился и достал ключи от камеры. Войдя, мы обнаружили цыгана, сидящим на краю своей металлической койки и неотрывно глядящим в пространство. Он очнулся, увидев меня.

— Доктор, вы пришли, чтобы вытащить меня из этого места?

— Пять минут, — сказал шериф Ленс, закрывая меня в камере с Ловаром.

— Я пришел, Карранса, потому что ваша жена Волга попросила меня помочь вам. Но для этого я должен знать все, что происходило вчера в колокольне.

— Я сказал правду. Я не убивал Парсона Виггера.

— Что вы там делали? Почему вы не ушли с Волгой и другими?

Он закинул назад длинные черные волосы.

— Может ли гаджо^{2} (с цыг. ― не цыган), как вы, понять это? Я остался, потому что почувствовал родство с этим человеком, священником, который пригласил ромов^{3} к себе. Я хотел поговорить с ним наедине.

— И что случилось?

— Он пошел проводить других, вышел из колокольни и стоял в дверях, глядя им вслед. Затем он довольно быстро вернулся наверх. Я слышал, как он запирает засов на нижней двери, как будто боялся преследователей. Когда он пролазил через люк, я стоял к нему спиной. Я не видел, кто сделал это. Я только услышал медленный глубокий вздох и повернулся вовремя, чтобы увидеть, как тело падает на пол.

— Вы не видели никого другого?

— Нет, я никого не видел.

— Может, он был зарезан раньше? — спросил я. — В церкви?

— Он не смог бы подняться по той лестнице с ножом в груди, — сказал Ловар, покачав головой. — Это убило бы его сразу.

— А как насчет ножа? Вы признаете, что кинжал ваш?

Он пожал плечами.

— Он мой. Я носил его вчера под пальто. Но в толпе после службы меня толкнули. Нож выпал, и кто-то подобрал его.

— Трудно поверить, что вы не заметили, кто это сделал.

—Тем не менее это правда.

— Зачем кому-то понадобилось убивать отца Виггера? — спросил я.

Ловар грустно улыбнулся.

— Чтобы обвинить в этом цыган, — сказал он, как будто это было самой логичной причиной в мире.

Снегопад прекратился, и я двинулся обратно к церкви. В кармане у меня лежал аккуратно завернутый в газету кинжал, которым был убит отец Виггер. Шериф отказался от всякой надежды найти отпечатки пальцев на рукоятке, щедро инкрустированной рубинами, и позволил мне взять нож для проведения эксперимента.

Я предположил, что кинжал мог быть брошен или приведен в движение другим способом с некоторого расстояния и мог оказаться достаточно тонким, чтобы пройти через ячейки проволочного ограждения на окнах колокольни. Чтобы проверить эту теорию, я вошел в церковь и поднялся на колокольню.

Как оказалось, я ошибался. Правда, лезвие ножа могло пройти с некоторым трудом через проволоку, прямо или под углом, но рукоять обязательно застряла бы в ограждении. Без сомнения, броском извне пастор не мог быть убит.

Не оставалось никого, кроме Карранса Ловара, единственно возможного убийцы.

Что если он лгал?

Я вспомнил, какой ужас был написан на лице Ловара, когда шериф Ленс и я нашли его стоящим возле тела пастора. Ни один человек не мог бы так притворяться.

Я спустился по лестнице и обошел церковь, надеясь на вспышку озарения. Наконец, я сунул нож в карман и вышел на улицу. Проходя через двор, я заметил какую-то белую тряпку, наполовину засыпанную снегом. Подняв ее, я понял, что это белый стихарь, такой же, как пастор Виггер носил во время рождественской службы. На нем были темно-красные пятна и разрез около дюйма длиной.

Я стоял, держа стихарь в руке, а потом повернулся и посмотрел на колокольню, которая возвышалась надо мной.

— Я считаю, что следует отправить цыгана в округ, — сказал шериф Ленс, когда я вернулся, чтобы отдать кинжал.

— Почему, шериф?

— Юстас Кэри говорит, что ходят разговоры о суде Линча. Я знаю, черт побери, они не сделают этого, но не могу рисковать. Не хочу повторения истории пятидесятилетней давности.

Я сел напротив него.