Специальный экспресс доставил пассажиров парохода «Нормандия» в Гавр. Состав вкатился под навес огромного зала. Со стороны моря его ограждала металлическая стена с большими круглыми окнами — точь-в-точь как пароходные иллюминаторы.

— А где «Нормандия»? — спросил я попутчика-француза.

— Вот же она, мосье!

«Металлическая стена» оказалась… бортом судна-гиганта. У трапа младший офицер делил пассажирский поток на три неравномерных ручья: мелкая рыбешка косяками шла на корму, в третий класс; самодовольные, важные киты и их спутницы, разодетые в пух и прах, сверкающие брильянтами, источающие парфюмерные ароматы, медленно проплывали в апартаменты первого класса, сопровождаемые поклонами пароходной челяди.

— Турист-клясс, — процедил молодой офицерик, бегло взглянув на мой билет, и отработанным театральным жестом передал меня моряку, занимавшему пост у верхнего конца трапа.

Мальчики в коротких красных курточках и в круглых шапочках набекрень провожали «второклассников» в каюты. Не успел я осмотреться, как прибежал клерк из бюро обслуживания.

— Рад поздравить вас с прекрасной победой советских летчиков! — бойко заговорил он по-русски. — Очень приятно, мосье, что они натянули нос всем скептикам…

— Есть радиограмма?

— Известие о посадке было еще в полдень. Я пришлю вам сейчас гаврские газеты.

Под портретами, в которых Чкалова, Байдукова и Белякова вряд ли распознали бы даже их родные, была напечатана «радиомолния»:

«Находясь над Британской Колумбией (Канада), экипаж принял решение пересечь Скалистые горы и вышел на побережье Тихого океана. Пролетев на юг над территорией США, пилоты совершили посадку близ Портланда, на военном аэродроме Ванкувер, в штате Вашингтон. Советский самолет находился в воздухе шестьдесят три с половиной часа и прошел только над льдами и океанами около шести тысяч километров. Воздушный путь между Европой и США через Северный полюс открыт!»

В тот вечер единственный советский пассажир «Нормандии» с чувством гордости за свою родину и соотечественников слушал радиопередачу: «Трепет радости и облегчения испытала вся Америка, когда трое русских, пролетев из Москвы над «вершиной мира» — Северным полюсом, благополучно сели в США. Хладнокровие, с каким они выполнили свою опасную миссию, точность, с какой они следовали по намеченному ими пути, вызывают удивление перед мужеством и смелостью, которые не знают никаких преград».

ПО ТУ СТОРОНУ АТЛАНТИКИ

Мутной свинцовой зыбью колыхалась Атлантика. Гигант-пароход мчался наперерез волне. Далеко позади, на английском берегу, замигал последний маяк. Прощай, Европа!

Скорость возросла до тридцати миль, и корпус «Нормандии» вздрагивал, как живое существо в лихорадке. Это были «остаточные явления вибрации», не предусмотренной конструкторами судна; проявилась она в первом же рейсе. Французские газеты упоминали о вибрации в мягких тонах; английские, напротив, не щадили красок, описывая «лихорадочные» ощущения путешественников. Конкурируя с французской пароходной компанией, англичане тоже построили океанский гигант — «Куин Мери». Началось острое соперничество, рекламный шум, сманивание пассажиров. Французская «Компани женераль трансатлантик» встревожилась, что вибрация отпугнет публику, и «Нормандию» срочно вернули в док для переустройства; однако полностью избавиться от дефектов не удалось.

Пассажиры разбрелись по каютам, барам, кино. В просторном читальном холле было безлюдно. Одинокий старик, позевывая со странным скрипом, перелистывал иллюстрированный журнал. Я подсел к столику джентльмена и заговорил с ним.

Отставной семидесятилетний чиновник из Вашингтона возвращался домой после путешествия по Европе.

— Захотелось перед смертью поглядеть на землю наших предков, — с мрачной улыбкой произнес он.

— Довольны поездкой?

— Скука, сэр, невероятная скука! Музеи, картины, руины, старые вещи — большая антикварная лавка… Нищая Европа!

Из увиденного в двухмесячном путешествии ему пришлись по душе только пароходы. В Европу он прибыл на «Куин Мери», а возвращается «Нормандией», где, несомненно, лучше кормят.

— Английские повара двух центов не стоят, а вот французская кухня, скажу вам, действительно высший класс. Какие у них кулинары!

Говоря о «французской кухне», старый джентльмен плотоядно чмокал губами, и его вставные челюсти издавали при этом беспокойный скрип.

На стене висела карта Атлантики, пересеченная голубой полоской маршрута Гавр — Нью-Йорк. Миниатюрная модель «Нормандии» автоматически передвигалась по путевой черте, показывая местоположение парохода. Повсюду лежали отлично иллюстрированные проспекты, воспевающие достоинства парохода. Пассажиров приглашали в бассейны для плавания, на теннисные корты и площадки для игр. Были открыты три кинотеатра, концертный зал, боксерский ринг; в гимнастических залах тучным путешественникам предоставлялась отрадная возможность сбавить жир, «разъезжая» на неподвижных велосипедах, шлюпках и деревянных лошадках. К услугам религиозных путешественников были штатные англиканский священник, католический ксендз, еврейский раввин и мусульманский мулла, добросовестно отправлявшие богослужение. Пассажирам первого класса рекомендовали насладиться благоухающей растительностью в застекленном тропическом саду. Роскошные киоски в холлах и коридорах торговали парижской парфюмерией, галстуками, дорогими безделушками. На пароходе действовали платный госпиталь и амбулатория. Радиотелефонная станция связывала со всеми пунктами земного шара.

Путешествуя на «Нормандии», пассажир мог развлекаться, объедаться, худеть, жиреть, молиться, лечиться и даже, пользуясь услугами радио, заказать с доставкой корзину цветов к именинам бабушки, жительствующей где-нибудь в Марокко, Патагонии или в штате Оклахома. Проспекты благоразумно обходили молчанием стоимость разных видов сервиса; видимо, не к чему было упоминать, например, что трехминутный разговор по радиотелефону с Европой или США обходится немногим меньше месячного заработка квалифицированного парижского рабочего…

Но и превосходный сервис не привлекал пассажиров на «Нормандию» и «Куин Мери»; люди предпочитали находиться в дороге лишние три-четыре дня и выбирали пароход подешевле. В «нищей Европе», как выразился старый вашингтонский джентльмен, не нашлось достаточно путешественников, чтобы раскупить хотя бы половину из трех тысяч пятисот мест «Нормандии». Во всех ее классах не набралось и тысячи пассажиров, три четверти кают пустовали. А рейсы «Нормандии» обходились не дешево. На пароходе работало около тысячи трехсот человек команды и обслуживающего персонала. Сто шестьдесят тысяч лошадиных сил, заключенных в четырех двигателях плавучего города, поглощали ежечасно сорок тонн нефти…

Если бы люди могли проникать взором в будущее, мы увидели бы «Нормандию», застрявшую в дни второй мировой войны в нью-йоркском порту. Гитлеровские диверсанты подожгли океанский гигант. С него сняли ценную обстановку, уничтожили отделку и превратили судно в военный транспорт. А после второго пожара «Нормандию» превратили в металлический лом.

Истекали пятые сутки трансатлантического рейса. Ранним утром пассажиры выбрались на верхнюю палубу — «крышу» девятого этажа. Она была влажной, как после обильного дождя. Ветер перегонял клубы тумана невероятной густоты; временами справа проглядывал американский берег. «Нормандия» замедлила ход. В плотной белесой пелене мелькнула женская фигура с зеленовато-бурыми пятнами и подтеками — статуя Свободы.

Невидимые пароходы, буксиры, катера перекликались сиренами. Вдруг сизая завеса вверху будто заколыхалась, сдвинулась, начала таять, и на большой высоте, как фантастическое видение, всплыла гряда горных вершин. Сказочные башни, купола, шпили и кубы холодного серого оттенка повисли в воздухе.

— Манхэттен! Манхэттен! — послышался рядом старческий голос.

Вашингтонский турист глядел не отрываясь, скептическое выражение его лица сменилось радостным, пожалуй, даже взволнованным.