Панорама центральной части Нью-Йорка развертывалась сверху вниз. Железобетонные нагромождения небоскребов были погружены в облачное месиво, вершины их постепенно обнажались. Туман словно давил на город-колосс. Казалось, все там недвижимо и мертво.
«Нормандия» прибыла в Соединенные Штаты Америки.
По каменным ущельям таксомотор пробирался от берега Гудзона на Шестьдесят первую улицу, к особняку генерального консульства СССР.
Проливной дождь загнал пешеходов под навесы витрин, в ворота и подъезды. Полисмены в черных резиновых плащах, властно взмахивая рукой, дирижировали потоками автомобилей. Лязг и грохот надземной железной дороги, резкие тревожные сирены полицейских машин, панические выкрики газетчиков, рев автомобильного стада, короткие свистки на перекрестках, голоса репродукторов — все это сливалось в неистовый вопль.
Приближался час второго завтрака — ленча. У людей, пережидавших дождь под прикрытием, и у тех, кто бежал по улице, подняв воротник, были нетерпеливые, озабоченные лица. С высоченных рекламных щитов и плакатов в суетливую толпу стреляли большущими голубыми глазами расписные блондинки, прославлявшие ароматную жевательную резину, непревзойденные шнурки для обуви, какой-то «вечный пятновыводчик» и томатную пасту — залог долголетия… Над серой бензиновой колонкой склонился пятиметровый румяный джентльмен и торопливо выплевывал светящиеся буквы. Перекувырнувшись несколько раз в воздухе, они выстраивались в ряд, образуя любезную фразу: «Здесь обслуживают с улыбкой».
Шофер включил приемник, и низкий, гортанный голос затянул надрывную песенку:
«Как хорошо, что день долог».
Похоронный напев сменился лихой чечеточной дробью.
— Сиксти фёрст-стрит, консулат дженерал ю-эс-эс-ар, — объявил шофер, останавливаясь у пятиэтажного особняка.
Над дверью сверкали серп и молот.
Мне не пришлось пробыть в Нью-Йорке и часа.
— Наши летчики гостят в Вашингтоне, можете попасть туда рейсовым самолетом, — сказал консул.
Длинный многоместный автобус повез пассажиров к аэропорту Нью-Арк, расположенному в соседнем штате Нью-Джерси. Пробежав минут двадцать по чадным улицам, автобус нырнул в широкий тоннель. Рядом, на параллельных дорожках, разделенных белыми полосками, мчались легковые и грузовые автомобили. Пологий спуск скоро прекратился, машина неслась по ровной магистрали, проложенной под рекой Гудзон. Дорога пошла на подъем, показалось окошечко дневного света, и автобус выскочил на другой берег. Это был штат Нью-Джерси, со своими законами и порядками. Штат Нью-Йорк остался позади, за Гудзоном.
Трое пассажиров забрались внутрь «Дугласа». Одиннадцать мест на самолете пустовали: как и океанские пароходы, воздушные линии переживали плохие времена.
Подросток, обслуживающий пассажиров, притащил газеты и журналы. Я взял увесистую пачку в тридцать с лишним страниц. На первой полосе бросился в глаза портрет мрачного субъекта средних лет, снятого крупным планом; вокруг — более мелкие его фотографии в разных позах. Вероятно, газета рекламирует модного киноактера?.. На следующей странице он был показан в обществе болезненной особы с испуганными глазами; незнакомец тянулся к ней, но женщина отстранилась, загораживаясь рукой. Далее я увидел этого джентльмена в стальных наручниках; его обступили дюжие полисмены. Четвертая страница: мрачный дядя распростерся на полу, запрокинув голову… Кадры из новейшего «кинобоевика», что ли?.. На все семь столбцов протянулся заголовок: «Калифорния мэрдер» — калифорнийский убийца. Ну, ясно — в Голливуде состряпали очередной «стреляющий фильм», с неизменными бандитами, погонями и смертоубийствами… Но я, оказывается, не разобрался. Болтливый попутчик, захлебываясь от непонятного восторга, долго бормотал об арестованном накануне калифорнийском изверге. Описаниям его преступлений были отведены четыре газетные страницы.
Мы миновали Филадельфию, Балтимору и летели над местностью, густо пересеченной серыми полосками. Автомобильные магистрали пролегли вдоль побережья Атлантики и, разветвляясь, уходили на запад. Из зелени, как багровые пальцы, торчали фабричные трубы. К заводским корпусам тянулись стандартные домики. Показался большой город. Блеснула лента реки Потомак. Среди прекрасных садов и зданий, украшающих центральные районы американской столицы, бросился в глаза Белый дом — резиденция президента.
В кабине вспыхнула предупредительная надпись: «Привяжитесь!» Самолет клюнул носом и круто пошел на снижение, пассажиры ахнули… Позднее я узнал, чем была вызвана эта фигурная посадка. На воздушных линиях, связывающих Вашингтон со всей страной, лишь накануне окончилась уже вторая забастовка пилотов; они требовали улучшить условия столичного аэродрома или перенести его в другое место. Господствующие здесь ветры вынуждали пилотов заходить на посадку с той стороны, где их путь преграждали… трубы кирпичного завода. Под давлением летчиков и пассажиров авиационная компания начала переговоры с заводчиком, побуждая его перенести производство в другое место. Делец заломил непомерную сумму; клочок земли, где расположен заводик, — его личная собственность, и компания отступила. Все осталось по-прежнему: подлетая к столичному аэродрому, пилоты проносились над ненавистными трубами, резко пикировали и только у самой земли, к невыразимому облегчению пассажиров, выравнивали машину…
…В столицу США я прибыл из Москвы на восьмой день. У наших отцов и дедов такое путешествие занимало недели. Чкаловский экипаж долетел в Соединенные Штаты за двое с половиной суток. Пройдет еще десяток лет, и воздушная дорога между двумя материками — над Атлантикой — будет измеряться часами. Какие скорости узнает новое поколение?!
«Слава мировым героям!», «Победителям магнитных джунглей Арктики привет!», «Да здравствуют советские летчики — победители Северного полюса!» — с такими плакатами американский народ встречал чкаловский экипаж на пути от Тихого океана к Вашингтону.
Нетерпеливо ждал я в советском посольстве возвращения летчиков — они были на приеме у президента Франклина Рузвельта. Казалось, месяцы миновали с тех пор, как я простился с ними на Щелковском аэродроме… Вдруг послышались мягкие шаги, донесся знакомый голос:
— Где же наш москвич?
Я бросился навстречу Валерию Павловичу.
— Прямо скажу, не рано прикатил, не рано!.. Ну, только без обиды, я же шутя, — сказал он, улыбаясь лучистыми глазами. — А мы только что из Белого дома…
Чкалов находился под впечатлением встречи с Рузвельтом. Президент принял летчиков у себя в кабинете, расспрашивал о трудностях воздушного пути, самочувствии, планах пребывания в США.
— Большой деятель, большой человек, — сказал Валерий Павлович.
Пять лет прошло, как Рузвельта избрали президентом Соединенных Штатов Америки. По его инициативе между Советским Союзом и США были установлены дипломатические отношения. Когда истек четырехлетний срок президентских полномочий, американский народ снова доверил ему высший государственный пост. Никто в то время, разумеется, не думал, что, вопреки историческим традициям США, Франклин Делано Рузвельт еще дважды будет избран президентом…
— А вот и наш писатель! — воскликнул Валерий Павлович, увидев входящего в комнату Байдукова. — Мы и не догадывались, что Егор такой мастак…
Георгий Филиппович успел уже написать небольшую книгу о полете через полюс, начав ее в купе поезда Сан-Франциско — Вашингтон. Американские книжные издательства предложили пилоту срочно выпустить его рукопись. Байдуков согласился, но предупредил, что советские читатели первыми узнают подробности перелета. На другой день я отправил рукопись в редакцию «Правды».
В посольстве собрались советские дипломаты с семьями, приехали товарищи из Нью-Йорка: всем хотелось обнять воздушных посланцев родины, услышать от них, как далась победа.
— Нечего скрывать, друзья, тяжелый был перелет, досталось нам по самую макушку, — рассказывал Чкалов. — И циклонов хватили, и обледенения, и часами на кислороде сидели… Трудно было над Баренцевым морем, а особенно на подступах к Американскому материку… Летим в облачном киселе, вслепую, машину ведет Егор Филиппович, высота пять тысяч семьсот, лезем вверх, а мути все нет конца! Самолет бросает. Гляжу, машина обрастает льдом. Лед белый-белый, как фарфор. А фарфоровое обледенение — его так и называют — самое опасное: лед держится долго, не оттаивает часов десять, а то и больше… Пошли мы вниз… Три часа потеряли в этом циклоне. Но то были только цветики, а ягодки достались нам над Северной Канадой…
