— А ему не нужны люди! Однажды он сказал, что на нашей планете есть только два десятка людей, с которыми ему иногда интересно встретиться. Вот и все. Что касается «технического персонала» — поваров, лакеев, шоферов, то им Мерел отвел место в обществе избранных, но в категории «обслуги». Сейчас уже кое-кто удостаивается «Высшей чести». И периодически получает специальное приглашение на «четверг», что означает причисление к касте будущих властителей мира. Такое приглашение было и у меня.

Рон и Дженни молчали. А Люси, передохнув, продолжала:

— Я случайно узнала, что Садлеру в конечном итоге не найдется места в будущем «обществе», которое решил создать Мерел. Тот вдобавок ко всему еще и честолюбив: не мог примириться с мыслью, что избранные будут благодарны за свою райскую жизнь кому-то еще, кроме него. И поэтому решил после окончания всех работ убрать Садлера. К тому времени, когда случайно узнала об этом, я уже перестала ходить в фаворитках и чувство мести душило меня. Я сумела выйти на связь с Садлером и все рассказать ему. Он мне поверил: у него давно уже закралось подозрение по отношению к Мерелу. И общая ненависть нас сблизила.

Форд помолчала, собираясь с мыслями.

— Но как бы там ни было, Садлер вел свою политику. Не добившись в самом разгаре исследований каких-то ощутимых результатов, стал блефовать. Делал вид, что только он в состоянии решить важнейшие проблемы, связанные с радиацией, сохраняя таким образом до поры до времени свою жизнь и получая приглашения на «четверги». А в принципе вопрос мог решить другой ученый, работавший у профессора.

— Вы не помните его имя? — не дав Люси договорить, перебил ее Рон.

— Имя? — повторила Люси. — Кажется, Генрих. Ну, я постараюсь потом вспомнить… Так вот, Садлер умел держать ситуацию под контролем и выходить из сложнейших положений невредимым, но, видно, ему изменила удача. Я должна была это понять, когда в нашем баре появился полковник Шеффилд. Он пришел от имени Садлера и потребовал его разработки. Сам профессор, мол, проводит контрольные испытания и отлучиться из лаборатории не может. Я знала: Шеффилд — последний человек, которому Садлер доверится. Заподозрив неладное, бумаги не отдала. Но что профессор похищен, даже представить себе не могла.

Люси сдавленно всхлипнула и резко отвернулась.

В этот момент они подъехали к дому Рона.

Втроем поднялись в его квартиру. Инспектор осмотрел комнату, кухню. Заглянул в ванную и удовлетворенно произнес:

— Так, новые гости после перестрелки еще не нагрянули. Видно, не хотят разделить судьбу своих предшественников.

Затем, пока Люси стягивала с себя мокрое платье, а Дженни помогала ей одеть привезенные брюки и теплый свитер, Рон набрал номер телефона и сказал невидимому собеседнику:

— Не задавай никаких вопросов, отвечай только «да» или «нет». Мне нужно тебя видеть. Ты помнишь, где мы встречались в прошлый раз? Отлично. В двух шагах от этого места есть одно заведение — там всегда собирается много людей и играет оркестр. — Рон подумал, что если кто-то сейчас слушает его, то ему и в голову не придет, что речь идет о кладбище. — Там и встретимся. Как и в прошлый раз, только к тому часу прибавь еще два. Отлично. Договорились.

Повернувшись к девушкам, он произнес:

— Я сделал все, что было нужно!

— Мы тоже, — ответила Дженни.

— Тогда нам пора идти.

Когда они подошли к выходу из дома, Рон остановил подруг и сказал:

— Я сейчас сяду в машину, проеду по площади, заверну за угол, — потом сразу же вернусь и встану у подъезда. Выходите, когда я открою дверцу. Раньше этого не появляйтесь на улице.

И Рон вышел. Через некоторое время послышался шум подъехавшей машины, скрипнули тормоза. Дженни выглянула в узкую полосочку, оставшуюся в просвете от неплотно прикрытой двери. И, хоть дверца машины была закрыта, не выдержала, шагнула вперед. За ней сделала шаг и Люси.

В этот момент из-за угла неожиданно показался автомобиль и на высокой скорости промчался мимо дома. От испуга Форд, как показалось Дженни, споткнулась. Девушка постаралась помочь ей удержать равновесие. С удивлением почувствовала, что рука Люси безвольна и слаба, а сама она медленно оседает на тротуар.

Когда Рон подбежал к девушкам, Дженни, поддерживая руками голову Форд, с ужасом глядела на то, как на светлом свитере расплывается красное пятно крови.

— Люси! — сквозь слезы позвала Дженни, пытаясь поднять подругу и уже с необратимой ясностью понимая, что проклятый автомобиль не случайно пронесся мимо.

Форд на мгновение подняла голову. Увидела лицо Дженни, улыбнулась одними глазами. И, встретившись взглядом с Роном, прошептала еле слышно:

— Я вспомнила… Его имя — Герберт. Макклоски…

И закрыла глаза.

Красавица-яхта медленно покачивалась на морских волнах. Ярко сиявшее солнце играло причудливыми бликами на воде, «зайчиками» бегало по палубе, на которой, уютно расположившись в легких шезлонгах, полулежали двое мужчин. Они были удивительно похожи друг на друга: сытостью и уверенностью. И в то же время резко отличались внешне. Один из них, Стэнли Мерел, напоминал быка, только что отработавшего свой номер в корриде. Его багрово-отечное лицо с мясистым носом и обвисшими щеками свидетельствовало о том, что он готов в любой момент сорваться с цепи. Собеседник Мерела отличался куда более привлекательной наружностью: утонченные черты, изысканность в движениях, мягкая и в то же время победоносная улыбка, означавшая, что ее обладатель, хоть и не дотянул до миллиарда, но нескольких сотен миллионов уже стоит. «Я Гарри Хьюмен» — символизировала эта улыбка.

Иными словами, на палубе фешенебельной яхты беседовали два самых богатых человека страны, два некоронованных «короля» — нефтяной и ракетный. Им было о чем поговорить. Тем более что встречались они довольно редко.

Хьюмен, мужчина сорока лет, ждал, чем объяснит Мерел свой вчерашний звонок на космодром, где он проверял готовность очередного ракетоносителя к запуску. Стэнли позвонил ему и предложил покататься на яхте день-другой. Хьюмен удивился: он давно уже отучил себя от столь бездарной траты времени. Но согласился — с Мерелом не поспоришь: «Хорошо! В каком квадрате она находится?» Простота в отношениях всегда давалась им легко, несмотря на то, что нефтяной «король» был старше на двадцать лет: разницу в возрасте нивелировал золотой блеск миллионных состояний.

Хьюмен, внимательно слушая своего собеседника, не спешил с главным вопросом. Он понимал, что тот сам начнет разговор, для которого вызвал его с космодрома.

Так они и просибаритствовали часа два на открытой палубе, подставляя свои бока то жаркому солнцу, то прохладному ветерку.

Наконец Мерел произнес:

— Гарри, думаю, настало время поговорить о некоторых делах, в которых мы оба можем быть одинаково заинтересованы.

— Я готов, — ответил Хьюмен.

— Не люблю длинных предисловий, поэтому начну с главной для меня проблемы. Не кажется ли вам, что в современном мире намечается тенденция, при которой бизнес теряет свою социальную значимость? И — как следствие — происходит девальвация делового интеллекта.

— Стэнли, — заметил Гарри, — я не смогу ответить на ваш вопрос, пока вы более подробно не объясните мне, что стоит за первой фразой.

— Объясню, конечно. Достижения науки и техники, развитие которых несколько десятилетий назад было интенсифицировано подвижничеством наиболее деловых людей нашего общества, привели к тому, что само оно достигло первых ступеней расцвета. Первых. Из многомиллионной, безликой толпы выделились сотни, затем десятки, наконец, единицы людей, которые отдали всю силу, здоровье, ум совершенствованию человеческих отношений. Они, эти единицы, вложили в создание государственных институтов свои средства — материальные и духовные. Их детища — заводы, фабрики, промышленные комплексы — выросли, созрели и сформировались в самостоятельные общественные единицы, способные создавать новые межгосударственные структуры, вести сами государства к дальнейшему расцвету цивилизации.