Амира рассмеялась, махнула рукой:

— Убирайся, пока я не передумала тебя терпеть.

Я с улыбкой поклонился, поднял мешочек с монетами и направился к выходу.

Они меня не любят.

Но зато — запомнят.

Глава 12. Грязный святой

Баня. Десять монет — и рай на час

Когда я появился у дверей самой дорогой бани в Султанабаде, их вышибала посмотрел на меня так, будто увидел чумного крыса. Справедливо. После месяцев дороги, гоблинов, поля битвы, крови и песка я пах, как дохлый дракон, которого неделю жевали варги, а потом забыли в подвале.

— Нам нельзя вас впускать, — сказал вышибала с выражением искреннего страха.

Высокий, плечистый, кожа цвета обожжённой глины, с шрамом через всю бритую голову. Охранник высшего класса, если забыть, что он выглядит так, будто может сломать человека одним взглядом.

— Можно, — отвечаю я и вытаскиваю кошель.

Позвякивание десяти золотых монет действует на него лучше, чем мантры священников.

— Конечно, можно, — сразу соглашается он, распахивая двери, будто я великий султан.

Я шагаю внутрь.

Тёплый пар, аромат масел, смех богатых бездельников и ленивое плескание воды. Девушки-банщицы с телами, отточенными, как произведения искусства, плавно двигаются между посетителями, разливая душистую воду и натирая гостей благовониями.

Меня встречает управляющий — мужчина с редеющими волосами и хитрыми глазками.

— Добро пожаловать в баню "Золотые облака"! Чистота, покой и наслаждение… — его речь сбивается, когда он оглядывает меня с ног до головы. — О-о-о…

— Да, я в курсе, — вздыхаю я.

— О, нет, нет, всё будет в лучшем виде! — он тут же берёт себя в руки, уже прикидывая, сколько ещё монет можно из меня вытрясти.

Я хлопаю в ладони:

— Десять золотых — и пусть меня отмоют, побреют, но бороду не трогают. Одуванчика тоже вычистите и подстрижёте. А телегу отмойте, чтобы от неё не пахло мёртвыми.

Он тут же поворачивается к служанкам:

— Всем вон! Работы много!

Через минуту ко мне подлетают два работника с щётками и вёдрами, меня запихивают в горячую воду, растирают мылом, тёрками и даже песком.

— Да это не человек! — ворчит один, здоровяк с руками, как молоты. — Это какой-то проклятый чёрный слой!

— Эй! — шиплю я. — Полегче, а то сотрусь до костей.

— Если ты под этой грязью не скелет, я удивлюсь, — отвечает второй, пожилой, но с такой сноровкой, будто моет королей всю жизнь.

Меня трут, бреют голову, массируют. С Одуванчиком вообще отдельная история — его отмывают четверо работников, и когда он выходит, похожий на огромный пушистый чёрный шар, я ржу так, что мне предлагают сделать ещё одну баню бесплатно — лишь бы я не пугал гостей своим хохотом.

Глава 13. Грязный святой идёт в бордель

Когда ты приносишь в бордель месячный доход всех его работников — ты становишься не просто гостем, а чертовым мессией.

Я снимаю весь бордель на месяц.

Девушки визжат от радости. Работницы отдыхают, потому что это значит — никто из них не будет терпеть ни пьяных мерзавцев, ни потных стариков, ни дышащих чесноком купцов, ни буйных воинов.

А я просто отдыхаю.

Покой. Сон. Массаж. И, разумеется, интим.

Вы бы знали, что делает благодарная проститутка, когда ты даришь ей месяц отдыха…

— Ты знаешь, что ты святой? — спрашивает меня одна, по имени Ясмина, когда мы лежим на шёлковых подушках.

— Святой? — хмыкаю я.

— Грязный святой, — поправляет другая, гибкая, с голосом, как мёд. — Снаружи ты подонок, но то, что ты сделал, — такого тут никто не делал.

— Ага, — лениво отвечаю я.

— Почему? — спрашивает третья, молоденькая, но уже мудрая.

Я смотрю в потолок.

— Потому что выгодно. Благодарные люди — полезные люди.

Они переглядываются. Кто-то хихикает.

— Вот крыса!

— Но приятная крыса!

— Да! Святая крыса!

Так я получил ещё одно имя.

Глава 14. Рынок рабов и грязное золото

Рынок рабов — место, где умирает надежда.

Запах грязи, плоти, пота и отчаяния. Мужчины с пустыми глазами, женщины с опущенными головами, дети, сжимающие руки матерей.

— Купи сильного работника!

— Девственница! Идеальна для всего!

— Боец! Воины гладиаторов!

Я брезгливо морщусь.

Затем достаю золото.

Не для развлечения, не из милосердия.

Я выбираю тех, кто попал сюда по злой судьбе. Беженцы. Долговые рабы. Попавшие в ловушку.

Я раздаю их свободу.

Когда я ухожу, половина трущоб уже знает о "Грязном святом".

Я сажусь в телегу.

Одуванчик урчит.

В борделе меня ждёт мягкая постель.

В трущобах люди шепчутся.

И кто-то, в дальнем переулке, говорит:

— Этот человек… безумец.

Глава 15. Из грязи в кости

Месяц в борделе прошёл как в тумане: девушки пели, пировали и хихикали, трущобы шептались о "Грязном святом", а я наконец-то расслабился. Но расслабление — это роскошь, которую может позволить себе только человек с деньгами. А у меня их больше не было.

Остались лишь воспоминания, да пара сушёных голов эльфов и каких-то орочьих вождей, что я прихватил с прошлого поля боя. Драгоценный товар, но слишком специфический. Кто купит такие вещи?

Правильно. Некроманты.

А именно — мадам Морана.

Мадам Морана… Никто не знает, кто она была при жизни. Некоторые шепчут, что она эльфийка, другие — что человек, перешедший грань между смертью и вечностью. Но все сходятся в одном: она невероятно красива и смертельно опасна. И, главное, платит хорошо.

Но чтобы попасть к ней, мне нужно покинуть Султанабад.

Трущобы и прощание с борделем

Я прохожу по трущобам — те, кого я выкупил из рабства, уже обжились. Кто-то открыл небольшие лавки, кто-то нанялся в караваны, а кто-то просто начал жить, не опасаясь кнута над спиной.

Один из них, толстый мясник с рубленым лицом, останавливает меня:

— Ты уезжаешь, грязный святой?

— Ага.

Он молчит, затем подаёт мне свёрток.

— Колбаса. Настоящая, не та дрянь, что продают на базаре.

Я принимаю, киваю.

— Спасибо.

Иду дальше.

Перед борделем меня встречает Ясмина.

— Ты правда уезжаешь?

— Правда.

Она усмехается, скрещивает руки.

— Поверить не могу, что говорю это, но… нам будет не хватать тебя.

— Конечно, будет, — ухмыляюсь я.

Она шлёпает меня по плечу.

— Держи.

Протягивает небольшой флакон.

— Что это?

— Аромат "Желание султана". Очень дорогой. Намазываешь — и любая женщина будет без ума от тебя.

— Так зачем мне это, если меня и так все хотят?

— Ну, на всякий случай, — хихикает она.

Я прячу флакон.

Прощай, бордель.

Рынок рабов и последнее милосердие

Рынок рабов гудит, как улей. Купцы кричат, цепи звенят, запах пота и крови висит в воздухе.

Я иду мимо, но останавливаюсь у одной клетки.

Там сидит мальчишка. Грязный, с глазами волчонка.

— Сколько? — спрашиваю продавца.

— Для тебя? Две серебряные.

Я бросаю деньги, отпускаю парня.

— Что теперь? — спрашивает он.

— Живи.

Он исчезает в толпе.

Мне не нужны благодарные дети. Мне нужны благодарные взрослые.

Ворота и капитан Жопастый Абу

У ворот, как всегда, суета.

И, разумеется, посреди неё, как паук в паутине, сидит капитан Жопастый Абу.

— Ну-ну, кого я вижу, — усмехается он. — Самого вонючего бродягу, который когда-либо проходил через мои ворота.

Я машу рукой, уже заранее обвесившись сушёными головами.

— Пропустишь или хочешь, чтобы я здесь встал и начал рассказывать, как мы с тобой в молодости проиграли весь кошель в "Пьяном скорпионе"?

Абу морщится.

— Ты и тогда был поганым засранцем.

— И ты меня любишь.

Я вытягиваю небольшой мешочек с деньгами.

Абу берёт, взвешивает в руке.

— Тебя снова ждать?

— Если выживу.

Он хлопает в ладони.