Она напряглась.

— С чем?

Я посмотрел ей в глаза.

— С циклопом.

Она замерла.

— Ты издеваешься?

— Хотел бы.

Я снова посмотрел на скалу.

— Он был огромным. Как из кошмаров. Кожа, потрескавшаяся, словно каменная глыба, покрытая древними ранами. Глаз — один, багровый, наполненный яростью. Дыхание — как из линейки, жаркое, ревущее.

Анна тяжело сглотнула.

— Ты с ним дрался?

Я усмехнулся.

— Год.

Её глаза расширились.

— Год?!

Я кивнул.

— Я был худым, грязным, обросшим, как дикое животное. Жил в пещерах красной скалы. Пил из луж. Он столько раз пытался меня достать. А я столько раз отстреливал ему пальцы.

Анна ахнула.

— Что ты ел?!

— Тушёнку солдатиков. Хорошо, что они её таскали с собой. А то бы мне пришлось питаться… не знаю… трупами?

Я усмехнулся.

— Впрочем, сдох бы раньше.

Анна молчала, впитывая информацию.

Я посмотрел на свои руки.

— Знаешь, что случилось со мной за этот год?

Она медленно покачала головой.

— Я умер.

Анна не дышала.

— Не в буквальном смысле. — Я усмехнулся. — Просто умер тот самый верблюд, который всё время слышал в голове «ты должен».

Я взглянул на неё и улыбнулся.

— И знаешь, кто родился?

Она медленно покачала головой.

— Лев.

Анна нахмурилась.

— Лев?

Я кивнул.

— Лев, который ревел «я хочу».

Анна рассмеялась.

— И что же хотел твой толстый и вонючий лев?

Я ухмыльнулся.

— Жить.

Анна не ответила.

— Я хотел есть. Есть мясо, есть хлеб, есть всё, что существует в этом мире.

Я наклонился ближе, хищно улыбаясь.

— Хотел трахаться. Трахать всё, что шевелится. Красивых, некрасивых, молодых, старых, белых, чёрных, красных, всех.

Анна закатила глаза.

— А ещё… — Я протянул руку, сжимая её талию. — Я хотел приключений.

Её губы дрогнули.

— Ты, конечно, и правда лев. Но всё равно остался идиотом.

Я усмехнулся.

Одуванчик уверенно шагал по равнине. Всё здесь было ему знакомо. Здесь я его нашёл. Здесь его стадо.

И вдруг…

РЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫК!

Анна взвизгнула.

Я даже не обернулся.

— Быстрее, Одуванчик. Эта тварь ещё жива.

— ЧТО ЗА ХРЕНЬ?! — заорала Анна.

Я ухмыльнулся.

— Надеюсь, ты помнишь, где я разбросал мины, Одуванчик!

Верблюд рванул.

Охота началась.

ГЛАВА 55

Последняя крепость мужика

— Я бессмертный, сука!

Одуванчик летит по равнине, песок и камни вздымаются под его копытами. Ветер рвёт одежду, в уши бьёт оглушительный рёв. Взрывы сотрясают землю, один за другим, сотрясая воздух ударными волнами. Мины рвутся, песок и куски скал летят в стороны, но Циклоп идёт.

Этот одноглазый ублюдок даже не замедляется.

Анна орёт:

— ОН ВСЁ ЕЩЁ БЕЖИТ!

Я хватаюсь за обрез, прижимаю к плечу, жму спусковой крючок. БАХ! — дробь врезается в грудь циклопа, но он даже не моргает.

— Да ты издеваешься?!

Одуванчик с диким рёвом скачет зигзагами, избегая минных полей, ориентируясь по запаху. Я чувствую, как он разгоняется ещё сильнее, понимая, что у нас один шанс.

Красная Скала растёт перед нами, возвышается над равниной как древний монумент.

— Держись, Анна!

— Чёрт возьми, что мы вообще делаем?!

— Показываем этой твари, кто тут батя!

Одуванчик бросается в проход, ведущий в мою крепость.

Скалы дрожат, откалываются глыбы, но держатся. Внутри — пустота, сожжённые остатки моего прошлого, осколки войны, гильзы, старые автоматы, ящики с патронами, ржавые каски, каркасы машин.

Я вскакиваю с Одуванчика, бегу к центральному механизму — рычагу, который я поставил ещё тогда, годы назад.

Циклоп прёт, ломая стены, давя камни, продираясь сквозь коридор. Скала стонет, но держится.

Я хватаюсь за рычаг.

— ЖРИ, СУКА!

Я дёргаю его вниз.

Сверху падает Т-34.

БАБАХ!

Гулкий металлический удар разносится эхом, когда чистый вес советского танка обрушивается прямо на голову Циклопа.

Он шатнулся.

Он завопил, оглушая всех.

Я смеюсь.

Я рву горло, крича, как человек, который поймал медведя в мышеловку.

— НА ТЕБЕ, СУКА! А-А-А-А-А-А-А-А-А!

Анна стоит в стороне, вцепившись в кинжал, глаза огромные, как блюдца.

— Ты… Ты…

— Я — бессмертный!

Циклоп шатаясь, делает пару шагов назад. Контуженный, он понимает, что не может победить.

Я выдыхаю.

Он разворачивается и уходит в ночную пустыню, оставляя за собой след разрушенных камней и крови.

Я смотрю ему вслед, тяжело дыша.

Анна, наконец, очухивается и подходит ко мне, пихает в плечо.

— Ты больной!

Я ухмыляюсь.

— Но живой.

Крепость прошлого

Мы стоим в тишине. Только ветер свистит между камнями.

Здесь всё пропитано войной.

Анна молча осматривается, трогает остатки автоматов, касается ржавых касок, ногой пинает обломки снарядов.

— Ты правда жил здесь?

— Год.

Она морщится.

— Это не убежище. Это гробница.

Я вздыхаю.

— Теперь да.

Мы идём дальше. Я роюсь в старом складе, нахожу несколько сумак гранат, порох, две ракеты к РПГ.

И кое-что важное.

— Боже мой…

Анна смотрит на меня.

— Что?

Я смеюсь, вытаскивая из пыли чёрные ящики с металлическими решётками.

— Они работают!

Анна нахмуривается, осторожно касается корпуса.

— Это артефакт?

Я хлопаю по пыльному корпусу.

— Вроде того. Он умеет ловить музыку из прошлого.

Она скептически смотрит.

— Ты точно не одержим древними проклятиями?

Я хлопаю колонку, и она тихо потрескивает.

— Может быть. Но если это проклятие, то оно чёртовски крутое.

Анна фыркает.

— Я уже боюсь узнать, что ты ещё хранишь здесь.

Я поднимаю бутыль с тёмной жидкостью.

— Нет. Больше всего я рад этому.

Она прищуривается.

— Что это?

Я ухмыляюсь.

— Кровь дракона.

Анна моргает.

— Ты шутишь.

— Нет. Видишь Одуванчика? Рога? Он отпил каплю.

Она смотрит на моего верблюда, который флегматично жует.

— …И что, если он выпьет ещё?

Я пожимаю плечами.

— Либо станет драконом, либо убьёт нас всех.

Анна теряет дар речи.

— И это… твой… план Б?!

— Ага.

Она просто обхватывает лицо руками.

— Мы все умрём.

Я хлопаю её по плечу.

— А кто не рискует, тот не пьёт самогон.

Ночь перед бурей

Мы сидим у костра.

Тушёнка из армейских запасов удивительно хорошо сохранилась.

Кофе тёплый.

Анна прижимается ко мне, обнимая.

— Хочешь правду? — вдруг говорит она.

— Давай.

— Я тебя боюсь.

Я моргаю.

— Чего?

— Ты не человек. Обычный человек бы давно умер.

Я усмехаюсь.

— Я просто упрямый.

Она качает головой.

— Нет. Ты что-то другое. Ты как зверь, которому нечего терять.

Я смотрю в огонь.

— А ты не боишься зверей?

Анна молчит. Потом шепчет:

— Нет. Я сама — одна из них.

Мы засыпаем под звёздным небом.

Где-то вдалеке раздаётся рёв Циклопа.

Он ищет нас.

Я устал от этого ублюдка.

Я встаю.

Подхожу к колонкам.

— Ты что делаешь? — шепчет Анна.

— Задолбали эти крики.

Я включаю артефакт.

По пустыне разносится старый добрый Boney M — Daddy Cool.

Циклоп замолкает.

Анна выпучивает глаза.

Я смеюсь, танцуя у костра, размахивая руками.

— Ты с ума сошёл!

— ДАВНО!

Она смеётся, встаёт, начинает двигаться в такт.

— Ты самый безумный мужчина, которого я встречала.

— И ты всё равно со мной.

— Потому что тоже безумная.

Продолжение следует…

ГЛАВА 56: КРУГЛОГЛАЗАЯ ДУРА АННА

(Семейный вечер. Камин потрескивает, создавая тёплое золотое свечение. Дети, укутавшись в пледы, сидят на мягком ковре, а между ними кружки с горячим какао и горы печенья. В воздухе витает уют и предвкушение — ведь впереди семейное шоу, где родители снова будут перебивать друг друга, спорить, утрировать и добавлять драматизм. Потому что что за семейный рассказ без хорошего спектакля?)