— Это точно? — переспросил Санхиро.

— Да. Меня еще вчера Скур-бел-дан предупредил, — подтвердил Шаррукин. Затем помедлив, сказал: — Это будет непросто. Охрана дворца усилена. Да и царский полк по численности равен всем нашим отрядам, вот только конные не привыкли сражаться в пешем строю.

— Это ничего, — успокоил Чору. — Еще до полудня в город прискачет гонец с известием, что в Каратепе мятеж, что наместник с преданными ему войсками обороняется во дворце. Ни Набу-Ли, ни Набу-Ашшур не успеют прийти ему на помощь. Зато царский полк будет там уже к вечеру. Конницу и колесницы принц не тронет, придержит в качестве резерва. А значит, кроме ваших отрядов в Адане останутся всего две сотни пехотинцев на стенах и сотня телохранителей Ашшур-аха-иддина. Узурпатор не должен пережить эту ночь… Скажите своим воинам, что за его голову Арад-бел-ит дает десять талантов золота.

Как и задумывалось, в полдень с поддельным посланием о несуществующем мятеже якобы из Каратепе прискакал гонец. Его тотчас же доставили во дворец, но не к царю, а к Скур-бел-дану…

А тот не читая бросил табличку на пол, да еще растоптал ее кованой подошвой.

— Так, говоришь, мятеж? — прошипел сановник, подавая сигнал страже.

Гонца схватили и тут же принялись выпытывать, кто его подослал, сколько посулили и знает ли он вообще, где находится Каратепе.

— О, господин, пощади! — выплевывая на пол выбитые зубы, очень скоро заныл обманщик. — Я ничего не знаю! Это все еврей Талик… Он познакомил меня с этим изменником! Мне лишь велели передать это послание… Если бы я знал, что это навредит царю Ашшур-аха-иддину, неужели бы стал помогать!

А потом вдруг услышал знакомый голос.

— Хватит врать-то, — усмехнулся еврей Талик, выступая из-за спины Скур-бел-дана.

— Ты?! — с ужасом произнес гонец.

Тут же выяснилось, что эти двое познакомились еще три месяца назад. Напились — разговорились. Когда еврей стал поносить имя Ашшур-аха-иддина, гонец предложил поступить на службу к Арад-бел-иту. Требовалось немногое: узнавать о настроениях в армии, передавать посылки, помогать, кому следует, а главное, за все получать серебро…

На Чору напали, когда он выходил из дома Талика. Увидев, что враги заполонили всю улицу, царский постельничий вытащил из ножен меч и спокойно сказал:

— Говорят, что сегодня хороший день для смерти. Кто из вас хочет проверить это на своей шкуре?

В короткой схватке Чору убил пятерых, еще пятерых тяжело ранил. Когда стало понятно, что живым его не взять, позвали лучников.

Он так и умер с мечом в руках…

Санхиро схватили, когда он обедал в городском доме, ставшем для него штабом. Рабсарис все понял, едва к нему вошла стража, и без сопротивления отдал оружие.

Когда пришли за Шаррукином, он находился во дворе конюшни в окружении группы младших офицеров. Встав стеной между командиром и стражей, они помешали исполнить царский приказ. После того как противник вынужден был отступить, рабсарис приказал трубить тревогу. Он решил с боем пробиваться из города. Однако высланная им разведка тут же наткнулась на царский полк, который перекрыл все подступы к казармам. До конца дня никто из противников не предпринимал никаких действий. Скур-бел-дан рассчитывал начать штурм с наступлением темноты. Но тут в Адану вернулся Гульят, еще утром отправившийся к Киликийским воротам, чтобы проверить, как идет на перевале строительство временных укреплений. Узнав об аресте Санхиро и понимая, что Шаррукина и его людей ждет неминуемая смерть, он бросился во дворец к царю:

— Мой господин, этого нельзя допустить! Скур-бел-дан сошел с ума!

— Они изменники, — спокойно ответил Ашшур-аха-иддин.

— Молю тебя, позволь мне договориться с Шаррукином. Одно дело — биться с инородцами, совсем другое — с теми, кто три года делил с тобой похлебку, защищал спину, сражался в одном строю. Мы убьем тысячу, а потеряем в десять раз больше. Ты подавишь в зародыше бунт, но утратишь то, без чего невозможно победить ни в одной войне, — воинский дух... Знаешь ли ты, что Арад-бел-ит пощадил весь кисир, который сражался против него в Ниневии на стороне Закуту? У твоего брата есть чему поучиться…

— Значит, по-твоему, я должен их помиловать?

— Прояви мудрость, разреши бунтовщикам беспрепятственно покинуть город, при условии, что они никогда не поднимут против тебя оружие. Без колесниц, без оружия, разве весь этот жалкий сброд представляет опасность?

— Они сочтут это за слабость.

— Сейчас лучше проявить слабость, чем жестокость. Что даст тебе эта бойня, кроме разброда в армии? Войска ропщут не первый день, многие недовольны войной, которая длится уже третий год,… Я скажу тебе то, о чем молчит Скур-бел-дан, — многие недовольны тобой как военачальником. И сражение между своими может стать последней каплей…

Никто другой не осмелился бы бросить эти слова Ашшур-аха-иддину.

Гульят встретился с Шаррукином. Пообещал от имени царя, что никто из его воинов не будет наказан, если все они сложат оружие. Согласился даже с требованием освободить Санхиро. К вечеру переговоры завершились успехом.

Ашшур-аха-иддин и Скур-бел-дан, наблюдая с крепостной стены за покидающими город безоружными воинами, тихо шептались между собой, так, чтобы их не услышал Гульят, стоявший немного поодаль.

— Мой господин, это ошибка — отпускать Шаррукина и Санхиро. Очень скоро они будут сражаться за твоего брата.

— Думаешь, я не знаю этого? Но сегодня только на Гульяте и держится дисциплина в армии. Откажи я ему — не уверен, что у меня вообще осталась бы армия.

Скур-бел-дан после этих слов скривился, как будто съел что-то кислое.

Ашшур-аха-иддин покосился на него, понял: начальник разведки что-то скрывает, сухо спросил:

— Что там еще?

— Кажется, я знаю, почему Набу-Ашшур и Набу-Ли не прибыли этим вечером на совет в Адану. Я только что получил сведения из Хуписне и Тувану. Сторонники твоего брата подняли мятеж. Набу-Ли с ним справился. Однако армия Набу-Ашшура перешла на сторону Арад-бел-ита, — сообщил царю Скур-бел-дан. — Но это еще не точно… Надо проверить.

— Проверить?! — прошипел царь. — А если это окажется правдой, будет у нас время вырваться из ловушки? Набу-Ли теперь связан по рукам и ногам! В двух шагах от него — равная по численности армия неприятеля! А на нас в любой момент могут напасть киммерийцы и табальские мятежники! Ты уверен, что лазутчики Арад-бел-ита не сообщили им о нашем положении?!

Это было похоже на бегство. Армии на сборы дали два часа. В полночь царский полк и оба конных эмуку вышли из Аданы в направлении Хальпу.

***

Вернувшись домой, Талик прогнал из дома всех слуг, затем уединился в спальне. Снял со спины накладной горб, набитый овсом, устало распрямил плечи, отстегнул фальшивую бороду, принялся очищать лицо от струпьев и искусственных шрамов. Только после этого в нем стало возможно узнать Арад-Сина. Подсев поближе к очагу, он налил себе вина и вынул из-за пазухи глиняную табличку, которую передал перед их расставанием Скур-бел-дан. Перечитал ее еще раз:

«Мар-Априму, мар-шипри-ша-шарри царя Ашшур-аха-иддина, да славят тебя боги, да ниспошлют они тебе здоровье, счастье и благополучие, пишет тебе Скур-бел-дан из города Адана.

Любыми путями не допусти, чтобы узурпатор Арад-бел-ит получил помощь войсками от своих союзников: ванского царя Русы II и скифского номарха Ишпакая. Такова воля нашего господина царя Ашшур-аха-иддина.

С низким поклоном, твой преданный друг Скур-бел-дан».

Глядя на огонь, Арад-Син задумался. Возвращаться было опасно. Четыре месяца назад он вынужден был бежать из Русахинили, чтобы сбить со следа Баграта. Начальник внутренней стражи Урарту расследовал смерть царевны Ануш, и поиски сначала привели к министру двора Мануку, затем — к ювелиру Егии. Первый подозреваемый, чтобы избежать пыток, покончил с собой еще до ареста. Ко второму, уже в темнице, удалось подослать убийцу. Но что он успел сказать, никто не знал. А так как с Егией о судьбе Ануш договаривался Арад-Син, уезжать надо было немедленно.