Белин нередко шел ночевать к Воронцовой. Этот маленький, похотливый человечек с потными, липкими ладонями за время оккупации сменил несколько жен. С Веркой он вступил в сожительство чуть ли не с первого дня ее появления в отряде Соколова. Он приходил к ней, ложился, не снимая сапог, на кровать и приказывал:
— Ну-ка, поставь любимую.
Верка заводила старый патефон, и звуки танго вырывались наружу сквозь неплотно прикрытые рамы. «Утомленное солнце нежно с морем прощалось…» — дребезжало на весь двор.
Соколов давал Воронцовой задания. В частности, требовал установить, кто ходит к местным сапожникам. Все сапожники находились у гестаповцев на подозрении. У сапожников, как известно, бывает много разных людей. В сапожной мастерской легче всего устроить явку. Поди разберись, кто сюда пришел. Может быть, просто заказчик, а может быть, и партизан.
Один из сапожников жил в Загвоздке напротив кладбища. Верка приходила сюда, садилась между могилами и наблюдала за домом. Или же брала сынишку сестры и шла на улицу, где жил сапожник, делала вид, что гуляет с ребенком. А сама косила глазом на дверь, смотрела, кто входит и выходит, запоминала. О нескольких посетителях-мужчинах доложила Соколову и Белину. Мужчин арестовали.
К другому сапожнику Воронцова явилась лично под видом заказчицы. Но мастер встретил ее нелюбезно. Видно, заподозрил что-то или знал, кто она такая. Кончилось тем, что он ее просто-напросто выставил за дверь.
Зато к третьему сапожнику ей удалось войти в доверие. Верка сказала, что хочет заказать сапожки. Мастер снял мерку, но заявил, что работу выполнит не скоро — много заказов. Верке же это было только на руку. Она еще раза два-три заходила сюда, будто бы узнать, готовы ли сапожки. А сама выведывала, кто здесь бывает. Трое посетителей показались ей подозрительными. Она сообщила о них Белину. Этого было достаточно. Мужчин вскоре арестовали, и что с ними стало — никто не знал. Не знала и Верка. Впрочем, это ее не интересовало.
Как-то раз к Воронцовой прибежала знакомая — Фаина Агеева. Зашептала, жарко дыша в ухо:
— А у меня в квартире — немцы-летчики и с ними русская девушка. Выпить хотят, повеселиться.
— Что за девушка? Откуда?
— Понятия не имею. Летчиков тех знаю, они бывали у меня не раз, а вот девушка — незнакомая. Ее немцы привели. Пойдем, посидишь для компании.
— Не могу. У меня Белин.
— А ты ему ничего не говори. Иди переоденься. Я тут подожду.
Верка вошла в соседнюю комнату, где на кровати лежал, отдыхая, Белин.
— Лешка, у Фаины — незнакомая девка. Может, из леса. Сходи посмотри.
Белин, как услышал про лес, живо соскочил с кровати. Надел пиджак.
Через час вернулся запыхавшийся:
— Девка-то… диверсантка, оказывается. Железнодорожное полотно взорвать собиралась. С немцами нарочно спуталась. Для отвода глаз. Чемоданчик ее нашли, а в нем — карты…
— Где она сейчас?
— Где ж ей быть? В полиции, конечно. Шнапсу у тебя не осталось?
На другой день Верке пришлось выполнять еще одно «ответственное» поручение. Ее посадили в камеру, где находилась арестованная. Девушка оказалась маленькой, худенькой, на вид лет двадцати, не больше. Воронцовой удалось выведать от нее только то, что пришла она в Гатчину не одна, а с подругой. Где подруга, так и не сказала, несмотря на все усилия Верки выведать от нее еще какие-либо сведения.
Через некоторое время Верку выпустили из камеры и по грязному коридору повели в кабинет к начальнику полиции. Там толпился народ. Тут же был и Белин. Он сказал, обращаясь к Воронцовой:
— Ты свободна.
Потом вышел с ней в коридор. Здесь Воронцова сообщила ему все, что удалось выведать от девушки.
— Хорошо, ступай теперь домой. Жди меня.
Предательская деятельность Воронцовой в Гатчине завершилась слежкой за Артуром Кавкадзе и выдачей его гестаповцам. Это случилось уже незадолго до наступления Советской Армии и бегства фашистов.
Кавкадзе-Петросян также работал по сапожному делу. Он мог сшить и хромовые сапоги, и полуботинки, и лакированные женские туфли. Словом, был мастером на все руки.
Воронцова донесла на него и обвинила в связи с партизанами.
Кавкадзе действительно был связан с ними. Двое из них — армянин Сергей и русский Евгений Корзун время от времени приходили в Гатчину за продуктами. Встречались с Кавкадзе, получали от него нужные сведения.
В конце 1943 года они, как всегда, пришли из леса и остановились у Федосьи Никитичны Семушниковой. Тетя Феня постирала им белье. Партизаны помылись, переоделись. Затем Сергей куда-то ушел, а Евгений прилег на диван — отдохнуть. Вдруг раздался оглушительный стук в ворота. Евгений вскочил, подошел к окну. Вечер был лунный. Двор, улица — все было ярко освещено. Евгений увидел, что дом окружен гестаповцами.
— Пойди, хозяюшка, отопри, — сказал он тете Фене спокойно.
Та пошла и вдруг услышала в доме выстрел. Это Евгений, не желая сдаваться фашистам, выстрелил в себя из пистолета. Когда гитлеровцы ворвались с руганью в комнату, Евгений был уже мертв. Он сидел, откинувшись на диване, и висок у него был в крови. Тотчас же стали обыскивать квартиру и нашли гранату, наган, компас и карту. Тетю Феню арестовали, посадили в машину и доставили в комендатуру, а затем в тюрьму на Сиверскую. На другой день арестовали и дочь тети Фени — Галину Морозову.
Тете Фене гестаповцы только угрожали, а вот Галину избивали до потери сознания палкой. Били по голове, по рукам и ногам, а затем, окровавленную, тащили волоком по коридору и бросали в «бункер». Так обращались и с другими арестованными. Иногда, напившись, гестаповцы потехи ради выводили заключенных из камер и начинали избивать. Били до тех пор, пока сами не выбивались из сил. При этом один из пьяных гитлеровцев играл на губной гармонике.
Что стало с Кавкадзе после ареста — никто не знал. Ходили слухи, что его расстреляли. Воронцова же обнаглела настолько, что приходила к жене Кавкадзе, говорила, что может посодействовать в его освобождении. «Разумеется, за это надо будет заплатить или дать что-либо из вещей», — требовала она.
Выполняла Воронцова и некоторые другие задания. Однажды ездила вместе с Белиным в Волосово — искать партизан. Никого не нашли. Домой возвращались в одном вагоне. Белин был одет щеголевато — добротное полупальто, на голове — шапка-кубанка. Глаза — чуточку посоловевшие. Видно, уже хватил шнапсу.
В вагоне Верка сообщила Белину, что беременна от него.
У того даже весь хмель пропал.
— Этого еще недоставало! — проворчал он.
Жить с Веркой, тем более жениться на ней, Белин не собирался. Его больше устраивала другая сожительница — Екатерина Мальцева. С Катькой он жил как с женой. Она стряпала ему обеды, стирала белье. Позже, когда пришлось бежать из Гатчины, Белин взял с собой Катьку. Правда, сперва он взял и Верку и посадил их в один вагон. Но потом Верку выгнали. По требованию Катьки ее перевели в другой вагон, где было много людей и даже находился скот.
На одной из станций в Прибалтике Соколов, Белин, Катька Мальцева, еще кое-кто из предателей сбежали из поезда. Через некоторое время бывший разведывательный отряд превратился в карательный. Катька стала в этом отряде поварихой, ведала хозяйственными делами. А Воронцовой, которую Белин бросил беременной, ничего не оставалось, как ехать дальше до Вильнюса.
В Вильнюсе она явилась в местное гестапо, представилась как «своя» и получила ряд заданий. Это она, как мы уже знаем, выдала гестаповцам некоторых обитателей дома на улице Страшуна.
…Много лет прошло со времени войны. Но не забыты ее ужасы. Не забыты черные дни оккупации: плетки, виселицы, расстрелы. Кровь, пролитая людьми, взывает о мщении.
Сурово наказаны многие предатели. Но кое-кому удалось все же скрыться от справедливого людского гнева. Пусть однако они не рассчитывают, что им удастся избежать расплаты.
Время от времени на бывших оккупированных территориях устраиваются судебные процессы над предателями, которых выявляют и уличают следственные органы. Да, те, кто холопски служил фашистам во время оккупации, просчитались. В большинстве случаев остались следы преступлений. Немало трофейных документов попало в руки советского правосудия. Наконец, до сих пор живы многие свидетели предательской деятельности отщепенцев. Следственные органы изучают трофейные документы, отыскивают пострадавших и возбуждают уголовное преследование изменников, на которых давность срока преступления не распространяется. Кропотлива, но благородна эта работа. Она совершается во имя истины и справедливости.
