Труп вынесли наружу. Погода была морозная. Серебряные от лунного света деревья потрескивали. Убийцы быстро вырыли в снегу яму, закопали в нее труп и поскорее ушли обратно в землянку греться. Весной, когда растаяло, закопали труп в землю.

— С этого времени и питаться стали лучше, — добавил невозмутимо Терентий. — Ведь теперь запасы мы делили не на троих, а на двоих…

Такие же показания дал и Иванов-младший.

Но как подтвердить правильность их рассказа? Ведь никаких свидетелей нет. Кроме признания самих преступников, следствие ничем не располагало.

— Вы поедете со мной в лес, — сказал следователь отцу и сыну, — покажете место, где вы зарыли труп убитого вами Жаворонкова.

Их вывезли в лес.

— Вот здесь, — показал Терентий, — мы закопали Василия.

Несколько лопат одновременно вонзились в землю. Копали недолго. Вскоре на небольшой глубине были обнаружены череп и часть скелета. Экспертиза показала, что эти останки принадлежат человеку не старше двадцати — двадцати двух лет, и что они длительное время находились в земле. Во всяком случае не меньше двадцати лет.

Стояла весна. Лес был полон весеннего шума, птичьего гама и щебета. И как-то не верилось, что под его такими мирными, зелеными сводами могла разыграться страшная трагедия.

Теперь Софья Жаворонкова получила ответ на вопрос, где ее сын. Убит бандитами…

Признались Ивановы и в многочисленных кражах, которые они совершали в деревнях.

Следователь год за годом восстановил картину жизни «лесных людей». Она была до конца паразитической, эта жизнь, жизнь трутней, и поэтому полна преступлений, за которые отец и сын должны были теперь нести ответственность.

Суд, перед которым они предстали, определил им строгую меру наказания.

ЗАРЕВА НАД ДОМАМИ

В ночь на 24 октября 1967 года супругов Ивановых разбудил непонятный треск и шум, раздававшийся где-то поблизости. Первой соскочила с постели жена. Она бросила взгляд за окно и увидела пугающий розовый свет. Все было озарено этим мерцающим, неестественным светом — кусты, деревья. Отчетливо виднелся каждый листик, еще сохранившийся в эту пору на ветках.

— Витюша, пожар! — только и крикнула женщина.

Супруги метнулись к выходу — поздно! Там уже хозяйничал огонь. Пришлось выскакивать в окно. Одеться не успели. Все осталось в доме. В хлеву, над крышей которого мотались длинные и неряшливые космы пламени, громко мычали коровы, блеяли овцы, визжал что есть мочи поросенок. Виктор Иванович вбежал туда, пытался выгнать скот — не удалось. Животные жались к стенам, жалобно кричали, но не выходили — боялись огня.

Обжег Виктор Иванович руки, ноги да так ни с чем и выскочил на улицу. А к дому уже бежали соседи, односельчане. Кто тащил ведра с водой, кто — багры и длинные шесты. Жена Иванова металась возле горящего дома в одной сорочке. Огонь освещал ее голые плечи и всклокоченные волосы.

Ничего не удалось спасти. Все сгорело дотла. И это уже во второй раз.

Первый раз разорили Ивановых, как и других жителей деревни Старое Село Псковской области, фашистские оккупанты. Псковщина была краем партизан. Народные мстители, скрывавшиеся по лесам, не давали гитлеровцам покоя. Фашисты отвечали тем, что сжигали села и деревни, мучали и убивали мирных жителей. Спалили они и Старое Село.

Виктору Иванову было тогда пятнадцать лет. Он партизанил вместе со взрослыми. Боролся против оккупантов. Но вот Псковщина освобождена, и народные мстители вышли из лесов. Началось восстановление народного хозяйства. Возрождались колхозы и совхозы, промышленные и кооперативные предприятия. Стучали топоры плотников, возводивших постройки. Люди переселялись из землянок и времянок в новые избы. Радостно было жить в этих домах. А запах гари и дыма, запах пожарищ, которым пропиталась за время воины земля, постепенно выветрился, забылся.

Построил себе дом и Виктор Иванов. Привел в него молодую хозяйку. Сперва жили вдвоем, а там пошли и дети. Они подрастали, их определили учиться в школу-интернат, которая открылась в нескольких километрах от деревни. Ивановы работали, семья обзавелась подсобным хозяйством. Жили зажиточно, дружно, счастливо. И вдруг вся эта налаженная с большим трудом жизнь пошла прахом. Огонь злодейски разорил уютный семейный очаг.

В ту злополучную ночь дул над деревней сильный ветер. Он-то и помог огню быстро расправиться со всем имуществом Ивановых. Хорошо еще, что защитили соседние постройки, а то бы пожар уничтожил по крайней мере половину деревни. Не один погорелец, а десятки оплакивали бы потери.

Когда приехали следователь, сотрудники милиции, представители пожарной инспекции, они застали только дотлевающие малиновые головешки. Виктор Иванович ходил вокруг бывшего дома, выискивая, не осталось ли чего в груде пепла.

— Ничего! — произнес он с огорчением и в сердцах пнул ногой несгоревшее бревно, от которого несло прогорклым дымом.

— Да, огонь уж таков, — кивали бородами старики, — хуже вора. Вор хоть что-нибудь да оставит, а пожар — ничего.

Следственные органы стали доискиваться причины пожара. Установили, что начался он в хлеву. Сперва загорелась крыша, причем не та ее часть, что примыкала к жилому дому, а другая, наружная, та которая была ближе к огороду. Крыша была покрыта толем, и быстро воспламенилась.

Отчего же все-таки загорелось?

Допросили Иванова и его жену.

— Какое у вас в доме было освещение?

— Электрическое. Керосином уже давно не пользовались.

— Горел ли в доме свет, когда вы обнаружили пожар?

— Нет, не горел. Да и зачем ему было гореть, если мы спали?

— Электропроводка была в исправности?

— В полном порядке.

— Может, кто-нибудь ходил вечером в хлев или на чердак хлева, где хранилось сено, курил и обронил огонь?

— Никто не ходил.

— Значит, возможность возникновения пожара из-за неосторожного обращения с огнем, с папиросой или непотушенной спичкой исключается?

— Полностью.

— Грозы в эту ночь в районе не было?

— Какая же может быть гроза в октябре?

— Следовательно, вину за пожар на молнию не переложишь?

— Конечно.

Оставалась еще одна версия — поджог! Но чья злая рука могла тут действовать?

Государство оказало Виктору Ивановичу Иванову необходимую помощь, чтобы он мог обзавестись предметами первой необходимости. Ему выплатили страховое вознаграждение. Но это не освобождало следственные органы и милицию от необходимости найти преступника, совершившего поджог, строго наказать и возместить за его счет весь ущерб, который он причинил.

Большое значение имел для данного дела осмотр местности. Но на месте пожара установить ничего не удалось: огонь уничтожил все подчистую. Правда, было найдено много следов от ног, но все они вели к колодцу, из которого брали воду, чтобы гасить пламя. Искать же среди множества отпечатков сапог следы, принадлежащие преступнику, не взялся бы, пожалуй, даже самый искусный следопыт.

Следователь обратил внимание на изгородь, которой был обнесен участок Ивановых. Частокол в одном месте был раздвинут — видно, для того чтобы можно было в него пролезть. Кто это сделал? Ивановы? Нет, Ивановы сказали, что сами они частокол не раздвигали. Тогда кто же? Допросили соседей, но и им ничего не было известно. Никто из них отверстия в изгороди не проделывал, в огород к Ивановым не лазил. Оставалось предполагать, что это сделал злоумышленник, тот самый, который поджег дом. Он проник в огород через отверстие в изгороди, подкрался, минуя жилой дом, к хлеву, сделал свое черное дело и ушел тем же путем.

Около отверстия в изгороди тоже нашли следы сапог. Но так как почва в этом месте была твердая, сделать с этих следов слепки не удалось. Их лишь измерили, да и то приблизительно.

Более повезло следователю при осмотре старого мочала позади огорода. В хворосте и мусоре, которым оно было завалено, нашли бутылку, внутри которой имелись капли керосина. Таким образом, можно было предположить, что преступник проник в огород через отверстие в частоколе, облил крышу хлева керосином, поджег, а пустую бутылку бросил на обратном пути в мочало. К сожалению, на самой бутылке никаких следов, которые помогли бы обнаружить преступника, не сохранилось.