Итак, не было никаких сведений о судьбе фашистского холуя Терентия Иванова и его сына. О других людях, проживавших в этом районе, было известно все. И о тех, кто погиб на фронте, и о тех, кто вернулся благополучно, и о тех, кто переселился в город. Только об Ивановых — ни слуху ни духу.
— Их и надо искать в лесах, — решили все.
Была создана оперативная группа, которая начала поиски. Ей активно помогало местное население. Много дней прочесывали люди леса. Порой встречали в чаще то женщину с корзинкой грибов или ягод, то охотника с ружьем, в высоких болотных сапогах. Каждого останавливали, спрашивали, кто он такой, где живет и что делает. Но тех, кого искали, не находили.
Леса на Псковщине огромные, дремучие. Тянутся они на сотни километров в одну сторону и на столько же в другую. Есть в них совсем глухие уголки, густейшие заросли, куда и солнце-то никогда не заглядывает. Там пахнет сыростью, прелью, гнилой листвой. Путь туда лежит через мхи и болота. Жутковато в этих местах, особенно в ночную пору. Не про такие ли чащи в старину говорили, что живут в них одни лешие. Искать человека, который не хочет, чтобы его нашли, в таких лесах дело совсем не простое.
И все же одному из принимавших участие в поисках повезло. Как-то раз в вечерних сумерках он заметил в чаще две фигуры, крикнул «стой!» и, так как незнакомцы не подчинились, дал предупредительный выстрел вверх. Тотчас же последовал ответный выстрел, пуля просвистела где-то совсем поблизости, а неизвестные в одно мгновение скрылись. Преследовать их в одиночку было опасно, стрелять вслед — бесполезно: они исчезли из виду в течение каких-нибудь нескольких секунд.
Позже тот, кто встретил в чаще этих двоих неизвестных, рассказывал:
— Верьте или не верьте, только были те двое вроде Тарзанов. Заросшие волосами, в овечьих шкурах. И бегают они как-то странно: сгорбившись, выставив руки вперед, разгребая ими ветки. Ну чисто первобытные люди, какими их в кино показывают…
Много суток было потрачено на то, чтобы снова встретить этих людей, но они больше не попадались. Лес хранил свою тайну. Не нашли также ни землянки, ни сарая, где бы они могли обитать. Зато слухи о том, что в лесу появились люди «вроде Тарзанов», росли как снежный ком. Живущие на хуторах и на окраинах деревень, тем более вблизи леса, с наступлением сумерек начали плотно закрываться на все запоры. Дошло до того, что вечером стали бояться выходить в одиночку на улицу. А уж идти в лес за грибами и ягодами ни женщины, ни мужчины и не помышляли. В то лето ягоды оставались несобранными, грибы сгнивали на корню: никто их не срывал.
После многих бесцельно потраченных дней поиски в лесах приостановили. Решили, что незнакомцы, после того как их вспугнули, ушли из этих мест и, вероятно, никогда здесь больше не появятся. Действительно, кражи в деревнях, расположенных поблизости от прочесанных милицией участков леса, прекратились. Зато через некоторое время начались кражи на противоположной стороне. Потом — опять в прежних местах. Чувствовалось, что неизвестные мечутся по лесам, как потревоженные звери. Сдаваться они не хотят, но подыхать с голоду тоже не собираются, поэтому и воруют, создают запасы на зиму.
Попробовали было просмотреть лес с вертолета, но ничего не увидели. Уж больно густыми были лесные заросли. К тому же неизвестные ловко маскировались. В лесу они чувствовали себя как дома.
Год спустя начались кражи в районе деревни Умань. Значит, преступники вернулись сюда, в уже знакомые им места. И вот 2 ноября 1965 года группа оперативного отряда уголовного розыска, находившаяся в засаде в густой, непроходимой заросли, заметила, как в одном месте ком земли, поросший травой, словно бы приподнялся. Что за чудо? Не померещилось ли это людям от долгого сидения на одном месте? Нет, не померещилось. Из отверстия, образовавшегося в земле, высунулась косматая голова. Уж не медведь ли это выбирается из берлоги? Присмотрелись. Нет, голова была не звериная, а человеческая, только уж больно нечесаная. Показались руки с длинными черными ногтями. Тут один из оперативников, человек молодой и не очень опытный, горячий, не выдержал и, боясь, что «Тарзаны» снова будут упущены, выстрелил. Тотчас же голоса скрылась. Неизвестный как сквозь землю провалился…
Оперативники вышли из засады, осторожно приблизились и обнаружили в земле люк. Открыли его и потребовали, чтобы те, кто находится в землянке, вышли. В ответ раздалось глухое ворчанье, полыхнули выстрелы. Обитатели подземного жилища давали знать, что вооружены и что их не так-то просто взять. Пришлось, в свою очередь, дать несколько выстрелов в люк.
Силы оперативной группы были явно превосходящими, поэтому перестрелка продолжалась недолго. Вскоре из отверстия появился шест и на нем грязная белая тряпка. Обитатели землянки сдавались, просили прекратить стрельбу.
Оперативники приняли капитуляцию и потребовали, чтобы люди, скрывавшиеся под землей, вышли. Первым появился тот, кто высовывался из люка. Голова «Тарзана» была перевязана полотенцем. Оказалось, что выстрелом, который дал молодой оперативник, его ранило в глаз. За первым «Тарзаном» вылез второй, помоложе. Оба были одеты в овечьи шкуры. Такие же шкуры заменяли им обувь. Выйдя, они сообщили, что их только двое, больше в землянке никого нет. Они назвались: старший — Терентием Михайловичем Ивановым, тот, что помоложе, — его сыном Владимиром. Отцу было 65 лет, сыну — 40. В лесу они прожили двадцать два года.
Так вот, оказывается, куда девался фашистский пособник! И вот куда скрылся дезертир из Советской Армии! В лесу они прятались от людей, страшась справедливого наказания. Первые годы их изредка навещала Анастасия Фирсовна, жена Терентия и мать Владимира, а потом и она перестала приходить к ним. Два десятка лет отец и сын совершенно не видели людей, ни с кем ни о чем не разговаривали, не читали газет, книг, не слушали радио. Говорили только друг с другом, да и то — о чем им было говорить? Не мудрено, что они начали понемногу даже отвыкать от человеческой речи, превратились в некое подобие людей каменного века.
Терентий и Владимир Ивановы даже облик человеческий не сохранили. Недаром их в свое время приняли за «Тарзанов». Они более двадцати лет не мылись в бане, не стриглись. Когда их вели по деревне, собаки выли на них так, как они воют обычно, когда чуют зверя. Даже в походке у них появилось что-то звериное.
Пока одна группа оперативного отряда доставляла отца с сыном в районный центр, вторая, совместно с понятыми производила обыск в землянке. Необходимо было обнаружить все, что имело отношение к жизни этих «лесных людей».
Землянка была тщательно замаскирована. Можно было пройти мимо, даже по ней самой и ничего не заметить. Дав предварительно автоматную очередь, оперативники осторожно спустились под землю. Осветили фонарями — никого! В землянке стояли две койки с травяными матрацами, стол, вместо стульев — чурбаки. Имелась кое-какая посуда для пищи. Были также печка, плита. Когда их топили, весь дым скапливался внутри. Он щипал глаза, но обитатели подземного жилища терпели, боясь, что, если они сделают трубу, то по дыму их можно будет обнаружить. Продукты они складывали в бидоны. В одном из них была мука, во втором — куски мяса, в третьем — крупа, в четвертом — мед.
На койках лежали винтовочные обрезы, заряженные боевыми патронами.
В различных местах, неподалеку от землянки, было обнаружено несколько хорошо замаскированных тайников с запасами продуктов. Преступники рассредоточили их по лесу не случайно. Если б кто-нибудь нашел один тайник и уничтожил его, они могли бы жить за счет запасов, имевшихся во втором, в третьем и так далее. «С голоду не подохнем», — рассуждали Терентий и Владимир.
Все обнаруженное в землянке и тайниках было собрано и перенесено в одно место. Привезли весы, взвесили, подсчитали. Оказалось: ржи — 532 килограмма, картофеля — 150, пшеницы — 126, льняного семени — 83, меда — 75, гороха — 65, баранины — 50, свинины — 40 килограммов. Продукты были запасены с таким расчетом, чтобы их хватило надолго. Зерно Ивановы размалывали на жерновах и из полученной таким образом муки пекли хлеб. Одежду и обувь тоже шили сами — на этот случай у них было запасено 129 грубо выделанных овечьих шкур. Нижнего белья не носили. В холода надевали рубашки, сшитые ими самими из ткани, на которую наклеиваются школьные географические карты, или из клубного занавеса, который они также похитили.