Беленькая отыскала старика, пригласила его в прокуратуру. Киршенбаум подтвердил, что систематически передавал Ильину часть денег, которые получал, работая в гардеробе.

— Начиная с пятьдесят шестого года Ильин ежемесячно получал от меня по двадцать рублей. Это настоящий кровосос. Попробовали бы вы ему не дать денег. Вы бы горько наплакались.

Вот в какого наглеца превратился Павел Ильич, бывший директор комбината «Трудпром» № 3. А ведь когда-то, до войны, он был честным, порядочным человеком. Честно, добросовестно трудился он и после войны. Но продолжалось это недолго. Вскоре сбился Павел Ильич с правильного пути. Завелся в нем червь стяжательства. Чтобы иметь лишние деньги и вкушать «радости жизни», Ильин не останавливался ни перед чем.

Как руководитель комбината «Трудпром» № 3, он должен был вести непримиримую борьбу против отвратительной привычки некоторых гардеробщиков брать чаевые. Вместо этого Ильин сам протягивал руку за взяткой, заставляя тем самым подчиненных еще усерднее выпрашивать подачки у тех, кого они обслуживали, — посетителей ресторанов, кафе, парикмахерских. Им нужно было ублаготворить своего «хозяина», не навлечь на себя его гнев. Но не только чаевые брал Павел Ильич. Он отнимал у людей даже то, что они зарабатывали честно. «Деньги не пахнут», — цинично заявлял он.

Беря взятки, Ильин разлагал коллектив, ронял авторитет руководителя советского учреждения. По существу, он совершил преступление против Советской власти, против всего нашего общества, в котором взаимоотношения между людьми, между начальником и подчиненными, строятся на деловой основе, на уважении друг к другу, сплоченности. Ильин же с помощью бесстыдного вымогательства, денежных поборов оказывал лишь развращающее влияние на людей.

Вот до какого морального падения может порой дойти человек!

ПРЕДЕЛ САМООБОРОНЫ

Самооборона — это ситуация, при которой человек вынужден защищать себя или других от нападения бандита или хулигана. Где ее предел? Это, пожалуй, один из наиболее сложных для следственного работника вопросов. По этому поводу много спорили и еще спорят иногда юристы. Не так давно считалось, что средства отражения не должны превышать средств нападения. Выходило, что если двое здоровых детин избивают одного кулаками и ногами, то обороняющийся может применять для отражения только кулаки и ноги. Ничего больше! И упаси боже пустить в ход, скажем, палку или нож, пусть даже тебе угрожает смертельная опасность. Из-за этого происходило много недоразумений. Бывало, что на скамью подсудимых попадал не преступник, а человек, вся вина которого состояла в том, что он от этого преступника оборонялся.

Время внесло поправку в понятие о самообороне. Человек имеет на нее право — так решили теперь советские юристы. Правда, существует известный предел. Как же его определить? Где та грань между допустимостью необходимой обороны и ее превышением? Вот задача, которая подчас потруднее, чем любая шахматная, и решать ее приходится прежде всего следователю.

Еще Достоевский сказал:

«Всякое преступление, как только случается в действительности, тотчас же обращается в частный случай, совершенно не похожий ни на что прежнее, на все юридические формы и правила».

С одним таким случаем следственным работникам Ленинграда пришлось столкнуться несколько лет назад. Происшествие, о котором пойдет речь, произошло на Васильевском острове.

В один из ноябрьских вечеров на тихой Кожевенной линии раздались два выстрела. И тотчас же вслед за ними последовал телефонный звонок в милицию:

— Муж убил неизвестного человека. Приезжайте быстрее вместе со скорой помощью, — взволнованно сообщил женский голос.

Была непогода. Ветер раскачивал подвесные фонари, и от этого по неширокому дворику одного из домов на Кожевенной линии, куда приехали следователь и врачи, перебегали тревожные тени. На нижних ступенях лестницы, ведущей в небольшой двухэтажный домик, лежал труп мужчины. Человек был убит выстрелом из охотничьего ружья. В кармане его пиджака следователь обнаружил документы, из которых узнал, что убитый — А. Г. Флидлер, житель поселка Вырица, работавший заливщиком цистерн на железной дороге. Как он попал сюда и для чего — это еще предстояло выяснить. Пока же следователь занялся убийцей.

Ему не пришлось тратить время и силы на его поиски. Убийца и не думал скрываться. Наоборот, он сам попросил жену вызвать милицию, следователя, отдал ружье, из которого был сделан роковой выстрел, и теперь подробно рассказывал о том, что произошло. Оставалось только проверить, правильны ли его объяснения.

Вот что сказал убийца следователю:

— Меня зовут Андрей Петрович Петров. Я, моя жена и двое детей занимаем в доме квартиру, в остальной части здания — учреждение. Поэтому двор обнесен забором, а калитка всегда на замке. Посторонним вход сюда строго запрещен. Я уже спал, а жена укладывала детей, когда неожиданно послышался сильный стук в калитку. Я проснулся, оделся и пошел узнать, в чем дело. Незнакомый голос произнес: «А ну-ка, открывай!» Полагая, что это пришли работники, обслуживающие учреждение, я открыл калитку. Передо мной стоял неизвестный человек. Он обругал меня и начал на меня наступать. Я попятился. Он продолжал теснить меня. На улице было темно. Боясь, что он не один, я побежал в дом и схватил охотничье ружье. Вооружившись, я велел незнакомцу уйти. Тот не подчинился. Тогда я дал предупредительный выстрел вверх. Пулей разбило стекло в лестничном окне. Одновременно жена позвонила на ближний сторожевой пост и попросила у дежурного помощи. Полагая, что после моего выстрела непрошеный гость удалился, я через некоторое время пошел на двор, чтобы посмотреть, все ли в порядке, и закрыть калитку, в которой оставались ключи. Но только я сделал несколько шагов по лестнице, как неизвестный, притаившийся, оказывается, за дверью, кинулся к пожарному щиту и уже протянул было руку к лому, чтобы броситься с ним на меня. Я выстрелил в него и, как видите, убил…

Единственным свидетелем всей этой трагической истории, случившейся хмурым ноябрьским вечером, была жена Петрова. Плача, она подтвердила, что произошло все именно так, как рассказывает муж.

— Что же теперь будет? Его арестуют? — допытывалась она.

— Я никого не хотел убивать, — твердил Петров. — Я только оборонялся.

По всему было видно, что это так. Но тут на первый план выступил тот самый каверзный вопрос, по поводу которого в свое время ломали головы юристы: превысил ли Петров предел обороны и подлежит ли осуждению, или его действия были оправданны?

Сложный вопрос, не правда ли? Как же его решить? Ведь это не просто безобидная шахматная задача. В руках следователя судьба человека, который стал убийцей.

И следователь начал решать эту задачу.

Прежде всего он уточнил, в каком положении лежал труп Флидлера. Выяснилось, что в самой непосредственной близости от пожарного щита. Положение туловища, рук свидетельствовало о том, что Флидлер действительно пытался схватить со щита топор или лом.

Итак, первый шаг к установлению истины был сделан. Теперь надо было сделать второй. Петров заявил, что произвел два выстрела из ружья — предупредительный и другой, роковой. Так ли это? Может быть, он сразу, с первого же выстрела, убил Флидлера? Тогда это должно считаться расправой, а не самообороной.

На лестнице следователь обнаружил две пустые гильзы. Но это еще ничего не доказывало. Как установить, что Флидлер был убит именно вторым выстрелом?

Свое веское слово по этому поводу должна была сказать судебно-баллистическая экспертиза.

Эксперт в наши дни — первый помощник следователя, его правая рука. Экспертиза дает медицинские, биологические, химические и разные другие заключения. Она словно лучом освещает самые темные, глухие и таинственные «закоулки» преступления, помогая следователю выбраться из тупика, в который он подчас попадает. Баллистическая экспертиза, например, исследует все, что относится к огнестрельному оружию.