- Давно вы здесь живете? - вопрос показался мне внезапным, но я ответила:

- Сколько себя помню.

- Вам двадцать пять, верно?

- Скоро будет, - кивнула, - присаживайтесь, я сейчас позову маму.

В столовой стояла тишина, не мудрено, если пытались прислушаться к разговору в холле.

- Что же там господин де Фоссе? Ты пригласила его к столу? - поинтересовалась мама.

- Кто сказал, что это господи де Фоссе? - я насладилась секундой замешательства на лицах, и, как можно более непринужденно, ответила: - Это к тебе, мам. Профессор Фольцимер. Ольберг Фольцимер, твой давний друг, помнишь?

- Что? Зачем?

- Я не знаю, ждет в гостиной, - пожала плечами, снова усаживаясь на стул.

Мама почти минуту гипнотизировала взглядом свою тарелку, ничего не отвечая, а выходила из столовой она с такой прямой спиной и таким решительным взглядом, что даже мне стало не по себе.

- Клара, ты знаешь, что происходит? - спросила я сразу же, как за мамой закрылось дверь.

Дверь лаборатории приоткрылась почти бесшумно. Я подняла голову и на пару мгновений зависла. Профессор Фольцимер стоял на пороге, словно боялся зайти в собственную лабораторию, словно именно он был тут гостем.

- Извините, профессор, я, наверное, слишком задержалась сегодня, - пробормотала, начав неуклюже складывать срезы лепестков пинцетом в пробирку. Спешить в этом деле было сложно, поэтому выглядела я, скорее всего, странно, пытаясь хоть как-то ускорить свои сборы.

Профессор прикрыл дверь и подошел к столу:

- Совсем нет, Селина, вы можете продолжать. Признаюсь, мне просто стало любопытно посмотреть на вашу работу.

И вот опять никакая не «госпожа Ладье», как бывало раньше, а «Селина». Нет, меня это вовсе не оскорбляло, но вызывало некоторые вопросы.

- Правда? Мне кажется, я на верном пути. Единственное - никак не удается добиться ровного воздействия пыльцы Сонника. Четыре нужных экземпляра крокусов, а оттенки лепестков - все разные, - поделилась я, показывая на «подоботных» под куполом, сохраняющим нужную температуру. Четыре бутона крокусов имели серебряный цвет, но каждый - свой, неповторимый.

- Нужно ли это вам? - спросил Фольцимер, сложив руки за спиной в замок.

- Но как же, профессор? Если лепестки будут использовать целители, как и предполагается, из них каждый раз придется толочь разное количество порошка для одного и того же эффекта.

- Не обязательно, Селина, смотрите шире. Травмы, как и симптомы больных, могут быть абсолютно разными. Естественно, что каждому понадобится разная доза.

- Понимаю, но если использовать слишком много порошка, то в итоге это может скорее навредить, чем помочь. Я хочу добиться…

- Селина, вы забываете, что и конституция всех людей разная, не говоря уже о нелюдях, или сильных магах, - мягко заметил Фольцимер, смотря на меня чуть снисходительно.

Я закусила губу и прикрыла глаза, ужасно хотелось хорошенько поругать всех духов, но я сдержалась.

- Конечно! Какая же я глупая, профессор! Это же элементарные выводы. Разве все мое исследование не становится теперь бессмысленным? Я не могу поручиться за безопасность и…

Профессор тихо рассмеялся, беря в руку одну из круглых колб с плавающей в ней золотистой пыльцой Сонника.

- Не горячитесь, Селина, я хотел только сказать, что в целительном деле в любом случае все индивидуально, у вас никогда не получится создать безупречную формулу для лечения каждого. Именно поэтому, кроме порошков и таблеток, у нас есть целители. А ваше исследование вовсе не бессмысленно. Главное - никогда не переставать искать, - Фольцимер улыбнулся, кивая на колбу, - вы прекрасно извлекли пыльцу Сонника. Очень тонкая работа.

Услышать похвалу от профессора было приятно, но я все равно чувствовала себя глупо. Сейчас мне совсем не верилось, что Фольцимер позволил работать в его лаборатории, веря, что я разработаю нечто удивительное и полезное. Но тогда почему?

- Спасибо. Я уже так сильно злоупотребила предложением использовать ваше оборудование, что, думаю, мне стоит продолжить исследование в лаборантских.

- Бросьте, Селина. Разве вам не нравится моя лаборатория?

- Она чудесна! - поспешила возразить, а увидев усмешку профессора, добавила: - Но все же лучше мне вернуться в наши лаборантские, не зря говорят - всему свое время.

- Это верно. Но знаете, если решитесь, приходите, я найду вам занятие. У меня десятки не законченных исследований - на все просто не хватает часов в сутках, да и рук, по правде говоря.

- Вы предлагает мне стать вашим лаборантом? - осторожно спросила.

- Что вы, Селина, нет, - покачал головой профессор, усаживаясь в единственное кресло, - это вы уже давно переросли, я приглашаю вас работать на равных.

- Благодарю, профессор, - я не нашлась, что сказать еще. На меня одну уж слишком много сюрпризов, могу ли я их все выдержать?

- Селина, знаете… - заговорил Фольцимер.

Я складывала оставшиеся колбы и пробирки по местам, и пальцы мои подрагивали. Сразу вспомнилось обещание, данное маме - не слушать профессора, - но ведь самой не задавать никаких вопросов я не обещала.

- Кажется, вы были знакомы с моим отцом, точнее, я знаю это, - выпалила на одном дыхание. Так себе вопрос получился, конечно.

Фольцимер кашлянул в кулак и поднял на меня взгляд. В большом мягком кресле, свитере с высоким горлом и с легкой сединой, проступившей на висках, он походил на рассказчика сказок из старинных былин, не хватало еще трубки, да пылающего камина.

- Это вам Розмари сказала?

Я кивнула, сжимая пальцы, чтобы не выдать их дрожь.

- Удивительно, что за все эти годы я только сейчас узнал, кто ваша мать.

- Не так уж и удивительно, если подумать. Мама никогда не бывало в Обществе.

Профессор как-то странно на меня посмотрел, словно хотел возразить, но потом ответил:

Что ж, да, можно сказать и так - я был знаком с вашим отцом. Он… он вовсе не… - профессор не мог найти слов, и я поспешила ему на помощь:

- Не переживайте, вы можете говорить все, как есть, знаю, что ни мама, ни я ему были не нужны. Этот факт я давно пережила, но порой, знаете ли, интересно узнать, какой он был.

- Не нужны, - повторил эхом Фольцимер, грустно улыбаясь, - Селина, я даже не понимаю, как начать. Все это сложно. Видно только, что интерес к ботанике у вас от него, как и жажда исследований.

- Он был ученым?

- Ваш отец, Селина, с юности имел страсть к ботанике, бешеную страсть, я сказал бы. Почти все свободное время проводил за лабораторным столом, в ботанических садах с энциклопедиями на перевес, - Фольцимер потер лоб, и глаза его затуманились давними воспоминаниями.

- Как же они познакомились с мамой?

- Да, казалось бы, их дороги никогда не должны были пересечься. Судьба ли? Кто знает… Один друг вытащил его как-то из кабинета на званый ужин к их общему знакомому. Там он и встретил Розмари.

- Вы были тем другом? - улыбнулась я, догадываясь о роли профессора в этой давнейшей истории, но тот покачал головой.

- Нет. Им был не я.

Профессор на минуту замолчал, а я не смела и шевельнуться, боясь что-нибудь упустить.

- Думаю, в тот вечер у вашего отца появилась новая страсть. Розмари была очень юной девушкой, младше вас сейчас. Ей тогда только восемнадцать исполнилось, красивая, обаятельная, веселая, из прекрасной семьи, да и магический дар не самый слабый. Вся жизнь впереди, без преувеличений, у ее ног были все молодые люди Авьены, перед ней стояло столько возможностей. Она могла выбрать, кого угодно, но отчего-то обратила особое внимание на неуклюжего в общении, совсем не умеющего себя вести в светском обществе молодого ученого, зато очень гордого тем, чего уже добился и с большими планами на свою научную деятельность.

Почему-то после слов профессора я впервые задумалась о том, что не будь у мамы меня, ее жизнь могла бы пойти совсем иначе, ведь родив ребенка в двадцать лет, она потеряла многих друзей, поддержку родителей и возможность учиться магии в Академии, если бы вдруг пожелала того. Да, конечно, таких друзей и друзьями вовсе нельзя назвать, родители потом одумались и помогали, а учебу можно было начать, когда я уже подросла, но все же факт оставался фактом.