Кацуки уже успел поостыть и сумел более адекватно воспринять слова матери. Она выжидательно смотрела на него. Вздохнув, он открыл дверцу и вышел:
— Ладно, пойдём, покажемся этому твоему психотерапевту…
На входе Кацуки прочитал на табличке, что это — психиатрическая лечебница тюремного типа имени какого-то чувака — вчитываться он не стал. Поморщившись, оглянулся, замечая, что больница обнесена высоким кованым забором, но ни колючей проволоки, ни каких-то типичных для тюрем атрибутов, не было. Кругом росли аккуратные деревья и ухоженные клумбы с цветами, петляли каменные дорожки. Был и работающий фонтан. Поразмыслив, Кацуки решил, что, наверное, так и должно быть. Он понятия не имел, как обязаны выглядеть лечебницы тюремного типа, и просто согласился.
Зайдя внутрь, они попали в просторный зал с ресепшеном. В зале было пусто. Мицуки подошла к сидящему за стойкой широкоплечему сотруднику в форме медбрата и представилась, сказав, что привела сына на консультацию. Сотрудник кивнул, сверился ещё раз по компьютеру и проводил их до кабинета.
— Что?! — воскликнул Кацуки, перечитывая имя доктора на двери, ведущей в её кабинет. — Горогору?!
— Что-то не так? — осведомился медбрат.
— Нет, всё в порядке, — заверила с улыбкой Мицуки. — Нам нужна минута. Знакомая фамилия, — обратилась она к Кацуки. — У тебя в классе учится кошкодевочка, она Горогору. Как думаешь, то её мать?
— Откуда я знаю, не интересовался! — Кацуки ещё раз перечитал надпись, в надежде, что та изменится, но чуда не произошло.
— Идём, а то опоздаем, — сказала Мицуки и, поклонившись сотруднику, открыла дверь.
Кацуки прошёл внутрь светлого просторного кабинета. На полу лежал узорчатый персидский ковёр бордового цвета, на стенах висели картины с пейзажами. Стояла красивая кушетка с выгнутыми ножками. Перед арочным окном во всю стену располагался огромный дорогой стол из красного дерева с компьютером, а в кожаном кресле восседала сама хозяйка кабинета.
То, что это мать Мико, сомнений не оставалось — она была копией, только старше и с обычными ушами вместо кошачьих. Её светлые волосы были острижены в стильный пикси-кат, и носила она роскошный деловой костюм.
Она проследила, как Мицуки с Кацуки прошли и сели в расположенные рядом со столом кресла и поднялась. Кацуки не мог оторвать от неё взгляда — настолько она была внешне похожа на Мико, лишь старше.
В её походке, взгляде и внешности ощущалась абсолютная доминация, вызывая в нём необъяснимую робость и желание подчиниться. Вспомнилось, как Мико однажды истерически хихикала, когда Рин заявил, что если сдохнет на стене, Айзаве придётся иметь дело с его матерью. Теперь он понимал: то была не шутка, а предупреждение. Эта женщина наверняка одним взглядом была способна скрутить в бараний рог любого, даже самого сильного. Возможно, что и Все За Одного… и даже Всемогущего…
Мысль о Всемогущем была некстати. Нахмурившись, Кацуки отвёл взгляд, пытаясь прогнать образ поверженного истощённого героя, лежащего в луже собственной крови.
— Кацуки Бакуго, — между тем сказала доктор, протянув руку для пожатия. Её голос звучал мягко и без какой-либо угрозы. — Я доктор Кая Горогору. Рада знакомству. А вы — его…
— Мицуки Бакуго, его мать, — представилась та, во все глаза глядя на доктора. — Простите, но вы случаем не Кая Кубо?
— Это моя девичья фамилия, — Кая удивлённо вскинула брови, внимательно всматриваясь в лицо визави. — Мицуки Аоки?!
Мицуки рассмеялась, поднимаясь из кресла, и, к изумлению Кацуки, обняла пугающую докторшу, как старого друга, а та — её в ответ.
— Аоки в девичестве! Теперь я Бакуго. Сколько лет, сколько зим! — воскликнула Мицуки, отстраняясь и улыбаясь. — Кая, я тебя не узнала! Эта твоя профессиональная аура почти убедила, что ты не можешь быть той самой безбашенной Каей, с которой мы на школьном выпускном прокрались в бассейн того безумно милого Бакуго-сенпая из модельного агентства, где купались топлесс!..
Кацуки с интересом навострил уши, забыв обо всех своих проблемах. Таких подробностей он услышать не ожидал.
— Мицуки, — зашипела Кая, но тут же засмеялась. — С ума сошла, у меня пациент!
— Прости, — Мицуки хлопнула Каю по плечу. — Ничего, переживёт. Сам наверняка был бы не против, купайся в его гипотетическом бассейне девчонки топлесс, — хмыкнула она.
— Ты-таки стала Бакуго? Как ты нашла ключик к этому айсбергу?
Мицуки фыркнула:
— О, Кая, помнишь, как я переживала, когда пыталась с ним заговорить, а он молча взирал на меня аки холодный неприступный принц? Так вот, оказывается, он был не холодным неприступным принцем, а просто его сковывала невероятная робость в моём присутствии. Узнав этот его секрет, я сама взяла инициативу в свои руки, а через полгода отношений и предложение сделала.
— Вот как, — засмеялась Кая. — Ларчик-то просто открывался. Ну, поздравляю тебя с замужеством!.. Сколько мы уже лет не виделись?
— Если очень придираться, то с окончания выпускного, — ответила Мицуки. — Но я о тебе часто думала, как ты там живёшь и все дела… Горогору знакомая фамилия… Вроде, это фамилия доктора?
— Она самая, — кивнула Кая, вздохнув. — Кстати, история завоевания этого доктора похожа чем-то на твою, ибо он тоже был холодным и неприступным сенпаем. Я студенческую практику проходила в том же госпитале, где он стажировался. Из-за особенной причуды ему постоянно приходилось крутиться с самыми тяжёлыми пациентами: от едва дышащих после аварии до недоношенных младенцев и раковых больных на четвёртой стадии. Он работал не покладая рук, многих спасал, но даже несмотря на это, не мог спасти каждого. Как результат — синдром выжившего, вопросы, почему так и зачем ему такой бесполезный дар. В итоге случился нервный срыв, полная апатия и отказ вообще работать. И тут я со своей очень подходящей причудой. Подлечила неприступного трудоголика-сенпая, восстановила душевные силы. И после поддерживала, уже просто как его друг. Но наша дружба быстро переросла в серьёзные отношения. Я получала специальность уже будучи замужней женщиной с двумя детьми.
— Впечатляет, — призналась Мицуки. — А я моделью работала будучи беременной. Даже пару раз с младенцем Кацуки снималась в рекламах детских товаров.
— Что?! — удивлённо переспросил Кацуки, прежде чем успел понять, что даёт о себе знать.
— Да, сынок, было время, — Мицуки потрепала его по голове, и Кацуки недовольно нахмурился. — Дома должны где-то лежать записи с твоей попкой, на которую я наношу крем. Там также есть моменты, не вошедшие в финальную нарезку, например, как ты пустил фонтанчик, когда я расстегнула твой памперс.
— С ума сошла о таком говорить, женщина? — воскликнул Кацуки, покраснев. Конечно, он был младенцем, но всё же, здесь были незнакомые люди.
Мать фыркнула в кулак, явно наслаждаясь произведённым эффектом.
— Сынок, я берегу эту запись как зеницу ока. Когда приведёшь в дом девушку, буду ей показывать, вызывая в тебе неловкость.
— Ма! Я эту запись найду и уничтожу! Или хрен теперь приведу девушку! Сама виновата!
— В этом нет ничего такого, чтобы так истерить, — примиряюще заметила Мицуки. — Не так ли, доктор Горогору?
Кая задумчиво обвела взглядом обоих Бакуго и вежливо выдала:
— Я бы посоветовала учесть, что в шестнадцать лет мир воспринимается иначе, чем в тридцать восемь, Мицуки. Поэтому рекомендую учитывать мнение своего ребёнка, тем более это уже не малыш, а молодой мужчина. То же самое и наоборот. Будь более снисходителен к шуткам своей матери, Бакуго-сан. В нашем возрасте пошутить про писающего младенца так же естественно как и дышать, ни у кого при этом не возникает никаких неправильных мыслей. Ты ведь не всерьёз собираешься показывать что-то такое личное без его согласия, Мицуки?
Кацуки с Мицуки пристыженно притихли.
— Могу посоветовать вам хорошего семейного терапевта, — продолжила Кая. — Я сама по другому профилю. Да и пришли вы сюда с другой проблемой, которую нам необходимо решить.