Он направился было к лифтам, подсознательно стремясь избежать возможных расспросов и неловких разговоров, но его окликнул хорошо знакомый голос, который он просто не мог проигнорировать.

— Бакуго-кун, подожди! — то была Момо.

Кацуки нехотя оглянулся и увидел спешащую в его сторону девушку. Момо направлялась к нему из столовой, слегка запыхавшись, словно пробежала небольшую дистанцию. Её обычно безупречная причёска была немного растрёпана, но в глазах светилась искренняя радость.

Сердце Кацуки на мгновение застучало сильнее. Он вспомнил, как постоянно избегал встреч с ней после того ужасного инцидента, коря себя за то, что не смог её защитить, за то, что позволил Все За Одного отнять её причуду. И пусть сейчас, после психотерапии, он гораздо лучше понимал, что в произошедшем не было его вины, встреча с Момо всё равно вызывала у него лёгкое чувство тревоги и неловкости. Ему было немного страшно смотреть ей в глаза, ожидая увидеть там укор или разочарование.

И всё же он больше не видел причин избегать встречи с ней. Ведь прятаться — трусость, а Момо заслуживает объяснений и поддержки. Он остановился и начал терпеливо ждать, пока она подойдёт, собираясь с духом и готовясь к разговору, каким бы сложным он ни был.

Однако легче сказать, чем сделать. Он молча взирал на девушку в ожидании, пока заговорит она, и ощутил нарастающее внутри напряжение. Но ему было важно услышать её слова и понять её отношение к произошедшему.

— Уф, — произнесла она, мягко засмеявшись, словно выиграла в гонке. — Я уж думала, что никогда тебя не поймаю.

Кацуки слегка кивнул в ответ, чувствуя, как к щекам приливает лёгкий румянец. Он тут же попытался скрыть свою неловкость за привычным хмурым выражением лица, надеясь, что выглядит невозмутимым.

— Я был… занят, — коротко ответил он, не вдаваясь в подробности своего избегания общения с ней в прошлом и тем более своих «приключений» в другом мире. — Как ты?

— Нормально, уже привыкла… и отвыкла, — ответила Момо с лёгкой, немного грустной улыбкой. Но тут же, заметив его сдержанность и догадываясь, что у Кацуки могли быть свои причины не хотеть разговаривать, она решила сразу перейти к делу и протянула ему небольшую чёрную коробочку, перевязанную тонкой ленточкой. — Так как я перевелась в другой класс, и завтра первое сентября, сегодня у нас была ещё одна небольшая спонтанная вечеринка. Я всем раздавала памятные подарки. Это твой.

Брови Кацуки удивлённо взметнулись вверх. Он никак не ожидал получить от неё подарок. С некоторым замешательством он принял коробочку из её рук и осторожно открыл. Внутри на мягкой бархатной подкладке лежала тонкая цепочка с янтарём в форме капли, точь-в-точь такая же, как та, что он видел в своём «сне». У него перехватило дыхание от этого неожиданного совпадения.

— Нравится? — с надеждой спросила Момо, заметив его удивлённое выражение лица. — Когда я выбирала подарок для тебя, то почему-то подумала, что тебе он точно подойдёт.

Кацуки ещё с минуту молча рассматривал подвеску, словно пытаясь понять смысл этого подарка. Янтарь, тёплый и солнечный, казался символом надежды и исцеления.

— Спасибо, Креати, — наконец, сказал он, поднимая на неё взгляд. Его тон был искренним и мягким, что было для него довольно необычно.

— Это тебе спасибо, Бакуго-кун, — с тёплой улыбкой отозвалась она. — За то, что защищал меня тогда от злодеев. Не знаю что бы со мной могло случиться, если бы не ты.

В её голосе звучала идущая от души признательность, и Кацуки ощутил, как камень вины окончательно упал с его сердца. Он больше не чувствовал себя ответственным за её беду. Он сделал всё, что мог, и она это ценила.

— Может, присоединишься к нам? — Момо сделала пригласительный жест в сторону гостиной, откуда доносились звуки телевизора и голосов. — Всё-таки с началом учёбы мы гораздо реже сможем собираться вместе.

Это был весомый аргумент. Кацуки на мгновение задумался, взвешивая все «за» и «против». С одной стороны, ему хотелось побыть одному, переварить произошедшее и просто отдохнуть от всего. С другой же — Момо была права: их встречи теперь станут гораздо реже, и это был отличный шанс провести время с друзьями. К тому же, разве он не заслужил немного веселья после победы над самим собой, своими страхами и сомнениями?

После недолгой внутренней борьбы Кацуки махнул рукой на свои планы побыть в одиночестве и, слегка пожав плечами, направился вместе с Момо в сторону вечеринки.

— О, какие люди! — с радостным рёвом встретил его Эйджиро, увидев привычно хмурого друга, идущего к ним. Другие одноклассники тоже с удивлением взирали на нелюдимого Кацуки, вдруг изъявившего желание присоединиться к веселью. Эйджиро тут же протянул ему стакан с шипучей газировкой. — Тебе штрафной!

— За что это мне штрафной? — с напускным возмущением спросил Кацуки, однако настоящей злости в нём не было и в помине. Он с лёгкой усмешкой принял протянутый стакан.

— Как дела, чувак? Ты куда с маман ездил? — поинтересовался Ханта, хлопая его по плечу.

— Да так, мозги проветрил, — уклончиво ответил Кацуки, не желая вдаваться в подробности своего дня. Он встретился взглядом с Изуку и едва заметно кивнул ему, как старому и хорошо понимающему его знакомому.

Брови Изуку от удивления взмыли вверх, но он, зная характер Кацуки, благоразумно промолчал и не стал ничего комментировать, лишь слегка улыбнулся в ответ, понимая, что с его другом произошло что-то важное и хорошее.

~*~

Вечеринка в общежитии закончилась лишь тогда, когда строгий, но справедливый Айзава-сенсей разогнал всех по комнатам, объявив отбой. Уставшие, но довольные, ребята разошлись спать, унося с собой и приятные воспоминания о вечере.

Кацуки, добравшись до своей комнаты и ложась в кровать под тёплое одеяло, наконец-то смог в полной мере насладиться долгожданным ощущением спокойствия, воцарившегося в его душе. Ему казалось, будто буря, бушевавшая внутри него долгое время, наконец-то стихла и уже больше не вернётся.

Он закрыл глаза, зная, что этой ночью его не разбудит повторяющийся кошмар, в котором Все За Одного вновь и вновь одерживает победу над Всемогущим, а боль на душе у Кацуки становится настолько острой, что спать невозможно. Этот кошмар, терзавший его долгое время, наконец-то ушёл, уступив место спокойному и глубокому сну.

...

Мягкий свет проникал сквозь опущенные веки, заставляя Кацуки открыть глаза. Он лежал на каком-то каменном алтаре под высоким куполом, украшенным узорами из сусального золота.

Странно… Разве он не умер, растворившись в кислотном студне? Последние воспоминания были смутными и обрывочными, как кадры испорченной киноплёнки.

— Каччан? — услышал он тихий, до боли знакомый голос, от которого что-то сжалось внутри. Он повернул голову на звук. Рядом стоял Изуку, немного подросший, с более расправленными плечами, чем он помнил, и почему-то со слезами, блестевшими на глазах. Когда их взгляды встретились, Изуку не выдержал и разразился рёвом. Вытирая слёзы тыльной стороной ладони, он смотрел на Кацуки таким взглядом, будто бы не верил, что это он. — Получилось?! Каччан? Скажи что-нибудь! Ты меня помнишь?

Кацуки издал невнятное кряхтение, пытаясь собраться с мыслями, и устало выдохнул:

— Чё ревёшь, задрот? И… — он запнулся, переводя взгляд на полупрозрачную фигуру старичка, стоявшего рядом. — Какого хрена этот дед такой прозрачный?

Изуку, казалось, совсем потерял дар речи, продолжая реветь белугой, и лишь изредка среди всхлипов проскальзывало что-то про сотню кристаллов. Кацуки сел на алтаре, и с него соскользнуло лёгкое покрывало, обнажая торс. Он поморщился от холода, пробиравшего до костей.

— Может, ты мне объяснишь? — обратился он непосредственно к старику-привидению, поднимаясь с алтаря и игнорируя свою наготу. Он огляделся вокруг, пытаясь понять, где находится. — Где моя одежда? Что вообще происходит?

Хмурый старичок-привидение, казалось, ничуть не удивлённый его вопросами и наготой, невозмутимо кивнул, как будто всё происходящее было совершенно обычным делом.