Почувствовав на себе Ксюшин взгляд, девочка обернулась и приветливо осклабилась. Ксюшу передернуло, но она переборола себя и кивнула, шепнув одними губами: «Спасибо…».

…

Она проснулась среди ночи и тут же испуганно скосилась в ноги, но там было тихо и пусто. Прикрыла глаза и уже более спокойно провела внутреннюю «ревизию». По-прежнему ничего не болит и не беспокоит. Так что же ее разбудило?

Мама разговаривала с доктором о побочках и «мнимом» улучшении, и Анна Николаевна предложила временно вернуться к кетопрофену, чтобы отследить болевой синдром. Ксюше, с одной стороны, хотелось вообще попросить об отмене обезбола, но, с другой, она страшно боялась возвращения болей. Поэтому засыпала, как всегда, пьяненькая и дурная, но, слава богу, ничего пока не болело и не мерещилось.

Со стороны Лизкиной кровати послышался сонный вскрик, и Ксюша совсем расслабилась. Теперь понятно, что ее разбудило. Настал ее, Ксюшин, черёд утром брюзжать и сетовать, что соседка не дала ей спать.

Она собралась отвернуться к стенке и поняла, что не может пошевелиться. В точности, как в первый раз, когда чудовище приходило к Кате! В сонный паралич уже не верилось, только было не понятно, почему в первый раз паралич был, во второй — нет, а в третий…

Она внимательно всмотрелась в темное изножье своей кровати, пытаясь уловить малейшие движения или лишние тени, а потом затаила дыхание и рывком перевела взгляд на Лизку.

Оно было там! Огромная, корявая тень скорчилась за спинкой. Длинная лапа, протянувшись поверх Лизиного тела, целиком накрывала лысую голову и вдавливала её в подушку — совсем как недавно давила ее саму! Меж узловатых, темных пальцев выглядывал неподвижный Лизкин глаз. Было не понятно, в сознании она или все-таки спит с отрытыми глазами. Когда вторая лапа скинула простыню с ее ног, девочка снова глухо, как во сне, вскрикнула.

Огромная, по-звериному вытянутая и кочковатая голова замаячила над изножьем, недовольно зафыркала, обнаружив на Лизкиных ногах носки, и, по-лошадиному задрав пышную верхнюю губу, стянула их зубами.

Ксюше очень хотелось успокоить подругу, убедить довериться жуткому Нечто. Вопреки всем сплетням, Оно вовсе не желает им зла! Оно вылечило и того мальчугана, и её саму. И, вероятно, еще многих в отделении. Сейчас очередь Лизки, а там, глядишь, им удастся достучаться до Чусюккей и упросить её помочь Павлину, пока не поздно. Говорить она не могла, но постаралась взглядом донести эти мысли до подружки, поддержать её, успокоить. Ей даже удалось немного растянуть губы в ободряющей улыбке, которая, впрочем, увяла, как только послышался… треск.

Что-то было не так! Должны быть другие — сосущие — звуки, а треск… Треск — это плохо. Так было…

у… Кати…

Монстр же, крепко обхватив толстыми губами Лизину ногу, шумно забирал ноздрями воздух, а потом с силой выдувал его через рот, словно советский пионер, дующий в горн.

Пустой Лизкин глаз, выглядывающий меж растопыренных пальцев чудовища, закатился и стал медленно закрываться.

Шумный, булькающий вдох через ноздри, словно забитые соплями, потом трещащий, напоминающий громкий пердёж, выдох. Снова вдох, снова выдох.

Неправильно! Не так!

Она собрала всю свою волю в кулак, пытаясь сбросить паралич. От напряжения перед глазами замельтешили серебристые мухи, а в ушах запищало, но все, чего ей удалось добиться — это выпростать одну ногу из-под одеяла и свесить ее над краем кровати.

…

— Ты… хромаешь…, - с трудом ворочая языком, произнесла Ксюша, разлепив глаза. Она только проснулась, и первое, что увидела — заходящую в палату Лизу.

Подруга молча смотрела на нее через толстые линзы очков. Лицо ее было белее обычного.

— Хромаю, — ответила она странным бодрым тоном, который спросонья Ксюша никак не могла разобрать, — А еще у меня вот, что есть…

Она начала стягивать через голову короткую ночнушку, и Ксюша внутренне сжалась от ужаса и вины, приготовившись увидеть собственную болезненную припухлость, перекочевавшую на Лизкину поясницу.

Но та с пугающей гордостью демонстрировала кое-то другое. Оставшись в одних лишь трусиках, она закинула за голову правую руку и повернулась полубоком.

— Что ты…? — растерянно начала было Ксюша и умолкла.

Девочка была очень худая. Бедренные кости растягивали простые хлопковые трусики, подобно плечикам, грудь была совершенно плоской, а каждое ребро отчетливо бугрилось под бледной, сухой кожей. Талия была такой тонкой, что, казалось, даже Ксюша с ее миниатюрными ладонями, сможет легко её обхватить. Но это все с одного боку. Другой пересекал страшный послеоперационный рубец, тянущийся от центра впалого живота до середины спины, заканчиваясь у позвоночника. Несколько ребер отсутствовали, и изгиб талии с того бока должен был быть еще более крутым, чем слева. По идее. Но вместо этого плоть вовсе не выглядела пустой. Наоборот, что-то туго заполняло образовавшееся пространство, проступая под тонкой кожей густой сетью капилляров.

— Спасибо, подружка! — произнесла Лиза со страшной, радостной улыбкой. Лицо ее подергивалось, как от невралгии.

Ксюша молча хлопала глазами. Не было смысла задавать уточняющие вопросы. Она не первый год в теме и прекрасно понимала, что Лиза демонстрирует ей опухоль. Такую огромную, что ее можно видеть невооруженным глазом.

— Боже, Лиза… давай я…

— Натравила?! — прорычала Лизка, отшвыривая ночнушку, — Когда только успела, овца?!

— Я вовсе не…

— Я видела, как ты ночью лыбилась, вместо того, чтобы бежать за подмогой!

— Я не могла… Я пыталась…

Лизка кинулась на Ксюшу, целясь пестрым маникюром в глаза. Девочка успела перехватить ее руки, подтянуть к груди колени, отгораживаясь, и завопила: «Помогите!».

— Я думала, она чистит тебя! Я улыбнулась, только, чтобы подбодрить! А потом поняла, но не могла двинуться! — тараторила перепуганная Ксюша, — У меня и мысли не было натравливать!

В палату ворвались медсестры, начали оттаскивать Лизку. Одна неудачно обхватила девочку поперек тела, и та сразу разжала хватку, завизжала, хватаясь за отекший бок.

— Что ж ты на всех кидаешься-то, Савина?! — сердито зашипела сестра, но обратила внимание на бок, и ее гнев тут же испарился, сменившись растерянностью, — Как это? Это за одну ночь?!

Вторая бросилась прочь из палаты.

— Врешь, сучка! — выла Лиза, захлебываясь слезами и не обращая внимания на сестер. Из носа на голую грудь вдруг хлынула кровь.

Прибежала Анна Николаевна с крепким медбратом, вколола что-то Лизке, и та обмякла.

— Срочно КТ с контрастом…, - растерянно бормотала врач, встав рядом с девочкой на колени и заполошно ощупывая её бок, — Невозможно же…!

— Я не виновата! Я не науськивала! — бормотала перепуганная насмерть Ксюша, но ее никто не слушал.

…

Наплакавшись вволю, Ксюша оглядела палату. Видеть пустые кровати было невмоготу. Она вытерла опухшие глаза, высморкалась и, взяв свой новенький айпад, вышла в коридор.

Чусюккей она нашла в игровой. Та сидела в компании двух оставшихся девочек и безучастно следила за похождениями на экране Маши и Медведя. Мальчика на днях выписали. Молодой организм отлично отреагировал на лечение.

— Эй! — позвала она, не решаясь привлечь внимание девочки прикосновением. Прикасаться к костлявому плечу в неизменном «гнойном» платье казалось не просто неприятным, но и опасным.

Та повернула к ней голову.

Какое же неприятное лицо… Впрочем, выглядела сегодня Чусюккей гораздо свежее, чем обычно. На желтых скулах гулял слабый румянец, а пухлые губы налились краской, словно она их подкрасила.

«Это потому, что она избавилась от болезни», — с отвращением и виной подумала Ксюша, — «Моей или кого-то еще…?»

— Вот! Это за Лизу и Пашу! — произнесла она, протягивая айпад и отчетливо проговаривая каждый слог, словно готовила с глухой. Потом не справилась с эмоциями и с плаксивой мольбой добавила, — Пожалуйста!