Ком в горле душит.

Я вот-вот разревусь!

Нет, Аня, поплачем мы потом! Закроемся в ванной и от души порыдаем, а сейчас постараемся выйти из этого разговора с гордо поднятой головой!

– Она молодая?

– Двадцать три.

– Двадцать три! – Не могу сдержать горький смех. – Господи, Вить! Ты серьёзно?

– Возраст не имеет значения. Я её люблю.

Тру пальцами переносицу, пытаясь осознать, что это реальность, а не дурной сон.

– Хорошо. Раз уж ты так решил, я препятствовать твоему счастью не буду. Собирай вещи и проваливай к своей Вике.

– Нет, Ань, ты не поняла. Я хочу, чтобы ты уехала. Вика беременна, и у нас будет ребёнок. Ты должна освободить дом, скоро у нас будет семья.

Уехала? Я должна уйти?

Я…

Мне нечего сказать. Никакие слова не могут передать тот ураган эмоций, который бушует во мне.

– Ты хочешь, чтобы ушла я? Изменил ты, а уйти должна я? Ахренеть, Вить! Молодец! Классный план! А о нас с Машей ты подумал?

– Подумал. Я подумал обо всём. Я буду заботиться о Маше, буду платить алименты и не оставлю вас на улице. Я сниму вам квартиру. Тебе так будет даже удобней до школы добираться. Но Вика… Она ждёт ребёнка. Моего ребёнка. И я должен быть с ней. Я должен заботиться и о них тоже.

– Заботиться? – Почти кричу я, вставая с дивана. – Придумал, как выбросить нас с Машей из жизни, словно ненужные вещи, и доволен! Замечательный отец, ничего не скажешь!

Он вздрагивает от моих слов. Не смотрит мне в глаза. Я больше не вижу в нём человека, которого знала.

Передо мной какой-то незнакомец, на лице которого застыла маска отстранённого безразличия.

– Я не хочу, чтобы всё закончилось так, – он качает головой, словно хочет убедить и меня, и себя. – Я не хочу делать вам больно. Но мне нужно это сделать. Я должен быть с Викой. Я должен начать новую жизнь и попытаться снова стать счастливым. Ань, ведь жизнь у нас одна… Так страшно просрать её не на того человека.

– Просрать не на того человека? – Зло усмехаюсь я. – Интересно, как стремительно мы попали из точки «Вместе навсегда» в точку «Вы мешаете мне быть счастливым»!

– Ань, пожалуйста, не нужно всё усложнять, – Витя тоже встаёт, и теперь мы стоим почти вплотную друг к другу, надсадно дыша. – Мне и так тяжело. Пожалуйста, просто… просто уезжай.

Я не могу в это поверить.

Не могу понять, как человек, которого я любила, который был со мной столько лет, может так спокойно говорить о том, что разрушил нашу семью, да ещё и просить меня уехать!

– Ань, – он протягивает руку, словно хочет утешить, но я отступаю.

Я не могу позволить ему коснуться меня.

Мне мерзко и тошно от осознания, что так же он касался другой женщины, утешая и лаская.

Какой подонок! Какой же мерзавец!

– Нет, – решительно качаю головой. – Мы с Машей никуда не уйдём отсюда. Это и наш дом тоже.

– Это не просьба.

– А что? Приказ? Засунь свои приказы себе в задницу, любимый.

Лицо Вити каменеет. В его взгляде читается раздражение и удивление.

Не ожидал отпора?

Выкуси!

– Ты сделаешь только хуже, Ань. Подумай о Маше. Тебе лучше уйти по-хорошему.

– А вот угрожать мне не нужно. Оставь запугивания для своих малолеток. Ты можешь быть с кем угодно, ты можешь трахать кого угодно, но это наш дом. И я не позволю тебе его отнять.

Резко развернувшись, выхожу из гостиной и закрываюсь в ванной.

Включаю воду.

А вот теперь можно и поплакать…

Анна.

Ночная ссора преследует меня, не отпуская даже во сне. Я просыпаюсь за час до будильника, убитая и раздавленная, с ощущением тяжести в груди, и замираю, не желая начинать новый день.

Рядом шуршит постельное бельё – Витя спит, развалившись на всю вторую половину широкой кровати.

Со стоном прячусь под одеяло.

Я думала, после подобных ссор джентльменам полагается занимать кровать в гостевой комнате в наказание, но Виктор, кажется, не чувствует себя виноватым и наше семейное ложе покидать не планирует.

Ах да! Это я должна была его покинуть, по мнению мужа!

Я всё ещё не могу осознать произошедшее. Мужем он теперь может считаться лишь с огромной натяжкой.

Витя так холодно и безразлично рассказал мне о другой женщине… Так буднично, словно сообщил о том, что ему нужно купить новые ботинки.

Витя снова шевелится рядом, и я чувствую, как нарастает во мне напряжение и злость.

Хочется накрыть его подушкой и…

Ух!

Стоп, Аня. Ты взрослая, мудрая женщина.

Соберись!

Соберись и выбрось из головы глупости. Как бы ни хотелось сейчас рассыпаться на детальки, ты не имеешь права этого делать. У тебя дочь, которой не на кого положиться, кроме тебя!

Тихо встаю, нащупываю босыми ногами мягкие тапочки под кроватью и иду в ванную.

В отражении вижу усталое лицо с лёгкими тенями под глазами.

Тихо вздыхаю.

А в голове, словно в комбайне, перекручиваются и перемалываются наши общие воспоминания.

Пыль, пыль, всё это теперь просто пыль.

Принимаю душ и привожу себя в порядок – рисую лицо. Натурально! Косметикой, словно красками, я намечаю на бледном холсте привычные черты: замазываю синяки под глазами, щекам возвращаю лёгкий румянец.

Я же художник, в конце концов!

Что бы там ни происходило в личной жизни, мне нужно как-то прожить этот день на работе, делая вид, что всё нормально. И выглядеть я должна соответствующе.

На кухне варю себе кофе, глядя в окно на только пробивающиеся на горизонте лучи солнца.

Обычно я встаю рано, держу чёткий режим сна, не позволяя себе засиживаться допоздна. Утром готовлю завтрак на всех. Всегда стараюсь для любимых. Еда должна быть полезной, разнообразной, красивой.

Я повёрнута на правилах? Я скучная?

Может быть.

Но мне искренне нравится заботиться о себе и близких. Как жаль, что муж не оценил. Эмоций ему подавай, феерии чувств. Надоел ему день сурка, видите ли.

Что ж… Значит, без завтрака сегодня.

Спустя ещё час слышу шаркающие шаги из спальни. Витя, зевая, входит на кухню. Ставит чайник на плиту, пока я замешиваю тесто для оладьев.

Неловкость плотным утренним туманом повисает в воздухе.

Мы словно два призрака, парящих рядом, но не замечающих друг друга.

Он молчит, я молчу.

Жарю ровно одну порцию оладьев для Маши, выкладываю в тарелку, посыпаю свежей черникой и поливаю мёдом, аппетитно поблескивающим на свету. Ставлю на стол.

Витя, привыкший жить на готовеньком, облизывается и тут же вооружается вилкой.

– Это для ребёнка, – отбираю, отодвигая тарелку на противоположный конец стола.

– А где мой завтрак? – спрашивает, даже не пытаясь скрыть недовольства.

Смотрю на него, стараясь не взорваться.

Внутри всё закипает, булькает.

Вчера ты говорил, что я тебе мешаю, что я должна уйти, забрать Машу и больше не возвращаться, а сегодня ты вдруг удивлён, что я не приготовила тебе завтрак?

Неужели тебе действительно всё равно, что происходит? Неужели ты думаешь, что я после вчерашнего стану угождать тебе и выплясывать возле плиты?

Я же душная. Задушила, бедолагу, заботой!

Старалась сохранить очаг, тогда как нужно было, по мнению Вити, скупать курсы минета.

– Тебе я не успела приготовить.

– Успеешь сейчас, – стреляет взглядом в миску с остатками теста. – Анют, давай быстрей, на работу опаздываю.

Показательно ставлю миску в раковину и заливаю водой.

– Прости, тесто кончилось.

– Ань, ты… – Качает головой. – Детский сад!

Может быть.

Но мне наплевать.

Анна.

– Если хочешь есть, приготовь сам, – говорю я, стараясь сохранять спокойствие. Сказать что-то, что действительно вертится на языке, не могу – знаю, что это только усугубит ситуацию.

Витя смотрит на меня несколько секунд, как будто пытаясь понять, действительно ли я сказала то, что он услышал. Потом кивает, сдерживая в себе раздражение, и лезет в холодильник.