А что испытывал ребенок, когда его, не спрашивая, записывают в школу танцев? Причем требуют успехов уже спустя месяц занятий. Если учесть, что тяги к танцам у меня никогда не было. Да и очки, опять же, жутко мешали и постоянно сползали на кончик носа. Когда попыталась запротестовать, объясняя, что это, мягко говоря, не мое, меня обозвали избалованной лентяйкой и наказали. Заперли в комнате на полдня. Мне тогда было всего восемь. Ах, еще в тот день меня снова сравнили с бабушкой. Вот это было не оскорбительно. А все остальное сильно ударило по мне. Уже тогда я мечтала вырваться из золотой клетки, в которой рисковала провести всю жизнь. Уже тогда стала показывать характер и огрызаться. Чем заслуживала новые наказания и упреки.

Не было ничего удивительного в том, что родители, узнав, что я не собираюсь поступать в расхваленное ими МГУ или Бауманку, словно с цепи сорвались. Нет, запирать меня больше никто не стал. Возраст не тот, а вот высказывания в мой адрес допускали такие, что хотелось послать все к черту, собрать вещи и уйти. Впрочем, это желание посещало меня не в первый раз. Идти только было некуда. Ясно как белый день, зачем им было нужно, чтобы я поступила туда, куда им хочется. Это же еще один повод похвастаться перед партнерами, подругами или просто случайными прохожими.

Не сразу поняла, что мы уже приехали. Только когда Шмель заглушил мотор и повернулся ко мне всем корпусом, встрепенулась и несколько раз быстро моргнула, загоняя непрошенные слезы, что были готовы в любую секунду сорваться с ресниц и покатиться по щекам, обратно.

- Совсем устала? – спросил молодой человек, скользя по мне задумчивым взглядом.

- Да, - не стала отрицать, хотя сна не было ни в одном глазу. Заснешь после такого… Старалась загнать обиду и злость на близких в самый дальний и темный угол души, но они продолжали о себе напоминать.

- Тогда поторопись, - Слава улыбнулся и первым вышел из машины.

Обойдя автомобиль, открыл мне дверь. И вроде надо поблагодарить, но… Показалось, что таким образом Шмелев хочет побыстрее от меня избавиться. Дурацкие мысли, от которых стало неприятно. Это мои предположения. С другой стороны, сама виновата. Чего тогда расстраиваюсь?

- Спасибо, что подвез, - поблагодарила, выбираясь из салона.

- Не за что, Клопик, - парень опять улыбнулся и, кивнув в сторону подъезда, продолжил: - Поторопись, уже поздно. И…

Да, задерживаться не стоило. Родителям достаточно посмотреть в окно на дорогу, чтобы заметить свою дочь, неловко топчущуюся рядом с малознакомым парнем. Папа снова взбесится. Но я почему-то не могла сделать шаг в сторону. Не могла просто взять и отойти от Шмелева.

- Извини, - произнесла и таки смогла отойти. Потом повернулась к нему спиной и быстро зашагала к широким ступеням, что вели к металлической двери с кодовым замком.

Не оборачивалась. Решила, что не стоит над собой еще больше издеваться. Уедет он сразу или останется, чтобы посмотреть, как я захожу в подъезд? Не знаю… И надо ли знать? Почему я так распереживалась? Определенно, всему виной долгий и изматывающий день. Других объяснений просто не может быть.

А дома меня ждали разозленные родители и новая головомойка. В связи с тем, что я успела подготовиться к тяжелому разговору, быстро нацепила на лицо невозмутимое выражение и на посыпавшиеся на меня вопросы отвечала односложными предложениями.

С кем была? С другом, разумеется.

Что за друг? Из института.

Почему так поздно? Потому что.

Куда тебя понесло? В далекие дали.

И не было ничего удивительного в том, что после такого «информационно насыщенного» разговора, родственники закипели еще больше. Я настолько устала от их возмущений, что поспешила затаиться в ванной. Там никто не мог меня достать. Потом, чистая и переодетая, сидя на кухне, попала под третью волну родительского гнева.

Поужинав, пожелала отцу с матерью спокойной ночи и спряталась у себя в комнате. Ходить за мной хвостиком, слава богу, никто не стал. Зато ругань родителей я хорошо слышала. Они все не могли успокоиться, все-таки переходя на взаимные упреки. Кто из них двоих так отвратительно воспитал дочь, что она теперь всю ночь шляется неизвестно где.

Шмель считает, что я его не понимаю? Он заблуждается. Несмотря на это, я по-прежнему не собиралась его переубеждать.

Если твоя подруга юмористка, будь готова к тому, что при любом удобном случае она будет над тобой подшучивать. Иногда жестко, иногда более безобидно, но неприятно. Лерка, судя по всему, решила погрузиться в игры с головой. А меня использовать как девочку для биться. В смысле, для шуток. Узнав о моем позднем визите в баскетбольный клуб, девушка вознамерилась свести меня с Шмелевым. Как она собиралась это сделать, учитывая, что я была против – загадка. После ее заверений, что мы просто созданы друг для друга, я окончательно убедилась, что и ей нужен конкретный рыжий парень, с прозвищем Волга.

Кстати, о моей Ласточке. Забрала я ее из автосервиса, как и планировала. Егор, золотые руки, сделал все в лучшем виде, и моя Молния просто летала по дорогам. Точнее, плавно ехала (что удивительно для старенького автомобиля отечественного производства), ловко обгоняя и идеально слушаясь свою хозяйку. Я по-прежнему не собиралась играть на дороге в шашки или подъезжать близко к другим машинам. Ездила осторожно, не превышая допустимый скоростной режим. Ну боялась я скорости, что теперь поделать.

Со Шмелем в следующий раз (не считая коротких встреч взглядами в коридоре) мы встретились на репетиции. Он был сосредоточен. Вместе с Тимофеем они уже набросали приблизительный план выступления и гоняли нас по нему беспощадно и бесстрастно. В смысле, если кто-то валился с ног, ему грозили вылетом из команды. Тогда игрок собирался с последними силами и шел в бой. Будто второе дыхание открывалось.

Лера постоянно препиралась с Тимом. Он волком смотрел на нее. Она взирала на парня сверху вниз, и это при том, что была ниже почти на голову. Это досадное обстоятельство не мешало ей подшучивать над правой рукой Шмелева. В отместку, молодой человек решил все переиграть и в итоге на костре инквизиции сжигать будут именно Валерию. А поджигателем, ожидаемо, станет Тимофей. Еще рыжий пригрозил, что огонь будет настоящий, и нет никаких гарантий, что со сцены девчонка уйдет живой и невредимой. Нет, убивать ее он не собирался, но покалечить – вполне.

А мне принесли накладной горб. Я надеялась избежать участи бедного пластического хирурга, преследующего не самые благие цели, но увы. Горб на меня прицепили. Стерильную маску на лицо надели. Еще и белым халатом сверху прикрыли. Образ был почти готов. Почти, потому что деятельные игроки команды собирались достать специальную шапочку, чтобы я убрала в них волосы, и резиновые перчатки. Причем не хирургические, а обычные, в которых баба Глаша на третьем этаже Политеха полы моет каждый день в одно и то же время.

- И тут ты заходишь и говоришь, - инструктировал меня Славка, стоя напротив. Я же топталась, периодически поправляя горб. Спина начинала побаливать. Уже минут двадцать я стояла в скрюченном состоянии, изображая из себя закомплексованного хирурга. – Ваше лицо безобразно. Сделаем его безобразно красивым и поигрываешь в руках скальпелем.

- Э-э-э… - протянула, поправляя очки, съехавшие на кончик носа.

- Скальпель специально затупили, - правильно истолковал мой немой вопрос капитан.

- Ну-у-у-у… - а это я задала уже второй вопрос. Меня, кажется, поняли с первой протяжной буквы «у».

- И горб крепче приделают.

Хм, вроде вопросов больше не осталось.

В общем, было весело. Если не считать, что при каждом удобном случае Лерка пыталась сделать так, чтобы я стояла как можно ближе к Славе. В отместку, подталкивала ее в сторону Тимофея. Почему я одна должна страдать? На лица Катьки и Жанки было жутко смотреть. Кажется, я невольно нажила себе двух врагинь. А все Славка. Тоже вызвался лечь под мой скальпель.