Он пару секунд снова к чему-то прислушивался.

— Один мой хороший знакомый, который очень любит задавать вопросы, сумел изолировать для нас целый сегмент «Аоллы» вокруг её пусковых портов. Мы сядем в штурмовик, и небольшая часть флота стартует вместе с нами. В этот момент настанет ваш черёд. В глубине сетей блоки будут слишком долго, будем обходить их через всё те же внешние сенсоры. Ваша задача — перехватить управление оживающими цепями, подключиться к остаткам Экипажа и удалённо вывести «Эмпириал» из боя.

— Это безумие, нас сметут. Там минимум четыре рейдера тоннажом…

Ковальский криво усмехнулся.

— Не всё так уж просто, согласен, однако подумайте сами, человек вполне способен противостоять подобного рода атакам, если бы тот хаос, что сейчас творится на корабле, случался каждый раз, когда мы сходимся с врагом, нас всех бы не было на свете — мы бы просто не родились. Простая случайность, выход из прыжка, эйфория, Экипаж во все свои миллионы сенсоров смотрел на звёзды. И ни единого Избранного на борту, чтобы напомнить вам о банальной информационной безопасности. Глупость, какая глупость…

Она поняла, она уже — до боли в ногтях, впившихся в ладони — поняла всё.

— Расстыкуй вы физически «Изабеллу Гриер» и «Аоллу» при первой же опасности, даже банально насильно разъединив три инфосферы, вы сумели бы избежать самого главного — атака не накрыла бы весь комплекс. Но вы же Экипаж, вы же сильнее всех только в едином кулаке, вы должны оставаться Экипажем… Мы все тут как дети, не наигравшиеся в Большой космос. И нам с вами прямо сейчас придётся сделать так, чтобы запоздало полученный опыт не пропал даром. У нас просто нет другого выбора.

— Я готова вести «Эмпириал».

Он снова усмехнулся.

— Или погибнуть, да? А вот готов ли я сразиться с врагом этой жалкой кучкой малотоннажников?

— Со стороны Второго Барьера сюда уже идёт подкрепление, позывные ушли в «физику» ещё до обратной трансгресии.

Капитан Ковальский кивнул так, словно хотел сказать «нет».

— От шести до девяти часов… Забудьте про помощь. Хотя, знаете, не станем по этой причине упрощать врагу задачу. Теперь вы знаете, пилот, куда вести «Эмпириал», туда, откуда нас придут спасать. Если, конечно, ещё будет, кого спасать.

«Судьбу не обманешь… однажды на твоей памяти помощь уже не успела».

Больше они не разговаривали.

Третья стартовая палуба «Аоллы» была пуста. Непонятно почему, но это её удивило. Подсознательно она рассчитывала встретить здесь шум предстартовых работ, деловитый рокот голосов под зеркальными н-фазными сводами, толпу флотских, «защитники» которых посверкивали бы при резком свете аварийного освещения. Ничего этого не было. Только сияющие вдоль шлюзов зелёные огни готовности говорили о том, что флот прикрытия «Эмпириала» решил взять на себя то, с чем не справился Экипаж — судьбу корабля.

Лифтовая шахта отгородилась от них броневой плитой, и мембрана ближайшего к ним шлюза сама собой распахнулась. Последняя не взведённая пусковая шахта.

Встретило их лицо заметно нервничающего флотского, простого страд-драйвера, совсем мальчишки. Мальчишки. Суилия, кажется, была младше него на пару лет.

— Джим, всё готово?

В ответ на вопрос десантника флотский кивнул, неуверенно глядя в сторону приближающейся к нему пары. Суилия неожиданно для себя осознала, что именно её присутствие здесь Джиму и не нравится. «А ты чего хотела? Именно Экипаж сделал всё, чтобы провалить полётное задание, так как же теперь к тебе относиться?»

— Всё, что смогли. Но у нас на борту почти нет тяжёлого вооружения…

— Я знаю.

— …и ещё проблема. Вся линия командования Пространственных Сил недоступна. А это, — кивнул он вглубь шлюза, — самый мощный штурмовик, который есть в нашем распоряжении. Всего пятнадцать килотонн.

— Этого вполне достаточно. А с командованием… потом разберёмся. У нас мин-сорок-сек до старта.

Флотский опять кивнул и жестом, как показалось, особо пригласил пилота внутрь. Суилия молча тронулась с места, тихий разговор позади был едва слышен.

— Это всё?

— Остальные Элементалы блокированы или не дееспособны, эту я выковыривал из недр самого корабля-прим. Кто сможет — присоединится к нам позже. Изнутри. Сейчас главное выиграть время, пока там у всех мозги окончательно не спеклись.

— Так точно, сорр. Проходите, я задраю люки.

«Я готова вести "Эмпириал". Я готова вести "Эмпириал". Я го… верьте мне, ребята».

Рубка штурмовика напомнила ей о тех временах, когда ещё зелёных, только начинающих помышлять о карьере пилота юнцов ярые инструкторы Галактума пытались заставить чувствовать подобную скорлупку продолжением собственных горячих пальцев, стать с ней единым целым, слиться… Тогда, на Силиконе, всё было до смешного просто. Кажется, теперь придётся повторить этот урок набело.

Ей снова предстоит кое-чему научиться.

Почти век ГКК залечивает раны, нанесённые его структуре катастрофой в Секторе Пентарры, которая повлекла за собой уничтожение крупнейшей Базы Корпуса в Галактике. Почти столетие кроваво-красные отныне крейсера косморазведки обшаривают приграничные области Галактики с одной лишь целью — разыскать скрывающиеся в чёрной бездонной пропасти пространства бесформенные туши рейдеров из мёртвой микро-галактики R-x.

Волею случая именно тому единственному, кто выжил в катастрофе начала века, выпал шанс поквитаться с врагом, быть может, именно тем, что ушёл от возмездия сил КГС после атаки на Пентарру. В конце концов, этим враг и отличается от других разумных рас Метагалактики. Он безлик и потому неразличим. Ты дерёшься с многоголовой гидрой террианских легенд, и это не новые головы вырастают во след обрубленным, это всё та же одна единственная смертельно опасная механоидная голова Железной армады.

Потому и нет радости в душе, нет ощущения, что довелось, вышло, получилось… Победы приходят и уходят, и только поражения навсегда остаются с тобой. Прошло слишком много времени, мой личный, карманный ад возмужал, стал глубже, плотнее, в нём уже нет места лишним чувствам. Врага тоже стало куда больше. Он ширился и рос всё это время, мой личный враг, я сталкивался с ним сотни раз в сотне воплощений, и уже позабыл то, самое первое. Где ты, мой гнев, где, моя ярость — одни воспоминания, отчётливые, но холодные. Зачем расходовать отведённые крохи эмоций на бездумное железо, что ярится сейчас за бортом «Эмпириала». Я иду к вам, но учтите, но в этот раз я не смогу проиграть, как бы вам и мне этого не хотелось.

Как не способен и выиграть. Чего так хотелось бы Совету. И не всё ли равно, очередная это изощрённая, нечеловеческая проверка или очередная превратность судьбы. Для тебя в том нет никакой разницы. Ибо твой враг, он внутри тебя, внутри твоей непогрешимой памяти, он остался там, где его не достанешь из главного калибра — в далёком невозвратимом прошлом.

Ковальский в последний раз оглядел тесную кабину штурмовика. Слева замерла, сжалась в комок девочка-пилот, которой вскоре предстоит совершить невозможное. Чуть позади ребята настраивали внешние каналы на работу прямыми импульсами. Им тоже будет сложно, но главное бремя — бремя решения досталось другим.

— Флот?

— Крыло ждёт команды.

Крыло… три десятка звеньев, а не крыло. Жалкая горстка ребят, идущих на верную смерть.

— Последовательность включения. Расчёт катапульт товсь. Паллов, не прозевай момент, вытащи столько, сколько успеешь. Пусть собирают Экипаж заново и помогают уводить корабль. Остальные крылья выпускайте сразу по мере готовности систем «Аоллы».

Ковальский почувствовал, как разом зажглась в черноте вокруг него россыпь тёплых огней. Раскрытых, дрожащих, голых нервов, едва слышно трепещущих под его взглядом. Они верили ему. «Вы уверены, Капитан?» — спросил его Борис. Капитан… он впервые назвал его Капитаном.

— Экипаж?