Старый укатанный за миллионы лет валун.

И девочку, застывшую рядом с обломками искорёженной капсулы, мучительно разглядывая на просвет собственную ладонь.

От которой остались теперь одни лишь кости в пучках спечённых жил.

Мёртвая рука, которая никак не могла принадлежать живому человеку.

Что ты натворил, пришелец с иных миров, что же ты натворил.

Ксил рывком вернула себя из затхлого мирка забытых воспоминаний.

«Лебедь» был пуст и беззвучен. Он показался ей таким же мёртвым, как та груда на месте падения её капсулы. Ирн исчезла, растворился в небытие бортовой церебр. Даже беспрестанный гул механизмов, сопровождающий тебя на борту корабля, теперь напрочь отсутствовал. Будто его напрочь заглушили, отшвартовав предварительно от «Инестрава-шестого», после чего отправив в одиночестве дрейфовать вдоль Шпоры Ориона.

Мертвенная, ватная тишина набилась ей в уши, заставляя сердце биться в панической атаке, какая случается при нечаянном погружении в депривационную камеру.

Точно такую, в какой оказался некогда спасённый Кандидат.

Это воспоминание тоже вернулось к ней, раздавленной этим горем.

Впрочем, она-то знала, что Избранные никогда не остаются совершенно одни. Да и эта тишина вокруг, да, она была ей ой как знакома.

— Так вот как всё было.

— Тебе эти воспоминания были доступны с первых же мгновений, твоим выбором было возвращать их к жизни или же оставить былое в забвении.

Голос был почти человеческим. Не тяжким громом с горних вершин и не бесстрастным механическим речитативом мёртвой галлюцинации.

Впрочем, чего ожидать от того, кто привык общаться исключительно с самим собой.

Голос словно был её собственным. Только знал этот голос её куда лучше, чем она сама могла себе позволить.

— Я догадывалась о случившемся, но я не могла себе даже представить, что всё это было лишь плодом чудовищной ошибки.

— Не ошибки. Скорее недопонимания.

— Недопонимания, которое в результате оказалось равносильно прямому вмешательству.

Создатель задумался. Если он вообще был способен на подобное. Для Галаксианина наносекунда и миллион лет не очень отличались друг от друга. Скорее можно было предположить, что это он ей давал время приготовиться к ответу, выдерживая паузу из своего рода вежливости.

— Я осознаю, что итог слишком отличается от планового развития событий, чтобы не признать свою долю вины за результат.

Вины? Любопытно, что именно Создатель вкладывает в это слово.

— Но всё же, план был, неужели он предполагал гибель целого мира?

— Пентарра едва ли уцелела бы при любом развитии событий. Мы знали о близком Рое. Однажды это нападение должно было произойти.

— Ты понимаешь, о чём я. Два миллиарда человек оказались под угрозой, но ни Первый, ни Хронар, ни ты не предприняли ничего, чтобы им помочь. И в итоге они погибли.

— В этом и состояла основная ошибка. Но спровоцировать врага с началом Экспедиции было почти единственной реализуемой тактикой. Флот ГКК не мог оставаться на орбите Керна вечно, рано или поздно это было необходимо сделать. И Первый решился на этот ход как на самый максимальный с точки зрения вероятности успеха. Повторюсь, нападение в этом секторе было неизбежным.

— Но вы просчитались. Железную Армаду не интересовали ваши хитрые ловушки. Она прилетела банально убивать.

— Да, и это в итоге привело к гибели двух миллиардов людей.

— К чему причастен и ты, Создатель.

— К чему причастен и я.

— Из твоих уст это звучит довольно нелепо. Могучий космический разум просчитался. Ты даже защитить Кандидата не смог, оставив его наедине со своей бедой, но в результате породив меня, живое зомби, которое тоже не входило в ваши планы.

— Ты в точности осведомлена, что можешь развоплотиться в любой момент, стоит тебе об этом только пожелать.

Ей показалось, или в голосе Создателя на мгновение мелькнула обиженная нотка? Значит, у неё всё-таки есть шанс.

— Ты прекрасно знаешь, что я так не поступлю по доброй воле. Нас осталось слишком мало, людей Пентарры, мы ещё можем сделать кое-что полезное для этой Галактики в память о своём мире.

— В этом ты видишь свою роль? Так вот, зачем ты продолжаешь исподволь следить за Кандидатом.

— Не только за Кандидатом. За его наследием. И знаешь, когда я вспоминаю об Альфе, я думаю о том, что может стать с этим гибнущим миром.

— Мне нет дела до гибнущих миров.

Создатель решил топнуть ножкой. Что ж. Он способен топнуть так, что вздрогнет сама Ланиакея. Но Ксил этим не напугаешь, сегодня она пойдёт до конца.

Впрочем, перед ней и не сам Создатель, нет. Его крошечная искра, отражения отражения, ничтожное эхо того, что нельзя объять и осмыслить смертному. Да что там смертные, сам Первый наверняка имеет лишь слабое представление о том, с чем на самом деле имеет дело.

Искра. Её дарёная искра. Ей этого было достаточно.

— Вы втроём лишили Галактику одного из ключевых миров, которые должны были послужить дальнейшей экспансии человечества. А значит, тем самым отдалили обретение Вечности. Вот главный итог вашей ошибки, а не мой оживший труп или сломленная судьба Кандидата.

— Твои слова звучат так, будто это ещё можно как-то исправить.

— Не исправить, нет, два миллиарда жизней не вернёшь, Пентарра мертва и мертвее быть уже не может. Но пока живы Хронар и Кандидат, наше наследие не следует так легко списывать со счетов.

Создатель снова на долгую минуту замолчал.

— Альфа. Так вот, что пытается сделать Хронар.

Ксил кивнула, даже не пытаясь уточнить. На самом деле, ей было глубоко плевать, что там на самом деле понял Создатель. Ей нужно было не его понимание, ей нужна была его помощь.

— Но вероятность успеха невелика. Он слишком слаб. В его усилия не верит даже Первый.

— Не веришь и ты.

Тяжело спорить с очевидным.

— Однако я вижу то же, что видит он. Альфа ещё не потеряна. У неё есть шанс. А значит, шанс есть и у Кандидата.

И тогда Создатель принял решение. Она ощутила этот излом так же отчётливо — ознобом, пробежавшим по собственной коже.

— Возможно, ты права. Но в таком случае, тебе необходимо будет предпринять ещё кое-что. Старые долги следует платить до конца.

Сержант поднял голову к звёздам и вдохнул полной грудью. Даже этот напоенный гнётом радиации холодный воздух казался утренним бризом после многократно регенерированной атмосферы кабины. Вот уже три недели, как он почти не вылезал из ложемента.

Работа навалилась на него вовремя, говорить с кем-либо желания не было никакого, самое время заняться изматывающей рутиной, самому проверять приборы контроля, вылетать на санацию секторов, лечить планету, словом, продолжать обычную жизнь, обычный труд Гостя на погибающей планете.

Вот только планета словно взбунтовалась. Прорыв за прорывом, землетрясения, обильные не по сезону осадки, а значит — сели, атмосферные бури, то есть снова прорывы. Работа изматывала. Старые и новые раны тянули жизненную силу, мышцы ныли от беспрестанного сидения в пилотском кресле. Сержант временами начинал про себя проклинать этот мир, однако именно такой график не давал ему раскисать, погружаясь в свои мысли.

Кроме того, всегда находился удачный повод избежать разговора с Учителем.

Сержант не отдавал себе в этом отчета, но упорно уклонялся от встречи именно с ним. Пытающийся заговорить беженец вызывал лишь качание головой и взгляд из-под бровей. От Учителя же он бы просто сбежал на край света.

Хотя, один раз они таки виделись.

Нельзя было не прийти, когда отправляли на орбиту тело Самоина. Сообщение пришло без подписи, простым печатным текстом, так что ответить отказом, сославшись на занятость, он не смог — некому. Сама церемония произвела на Сержанта более чем удручающее впечатление. Гости стояли под хлещущим дождем в мокрых плащах с непокрытыми головами. Стояли молча, так же молча разошлись. На лицах читался укор, даже некоторая ревность по отношению к коллеге, а для кого-то и товарищу.