С самого момента обретения человечеством пути на соседние гипербраны, с самого начала Второй Эпохи люди забыли о таком бесполезном виде транспорта как персональные яхты. Это в далёкие времена пассивных прыжков Сасскинда крошечный, похожий на креветку пузатый астероидный тральщик мог в одиночку скакать между звёздами, на страх и риск собственного оператора, то ли выживет, то ли нет. Теперь, тысячи лет спустя, человек путешествовал от мира к миру в комфорте и безопасности. Но отныне совершал подобные вояжи строго вдоль проторенных путей галактический рукавов, покидая их исключительно в брюхе космического кашалота нульраногового носителя КГС с Избранным на борту.

Свободно перемещаться куда угодно могли позволить себе только они, обладатели плазмоидного паразита чужеродной искры. Только им было позволено покидать привычную людям физику без резонных опасений не вернуться обратно. Никакой церебр, никакой человеческий экипаж не был способен заменить в рубке Избранного. А они и без того были наперечёт.

Не удивительно, что «Лебеди» перестали быть востребованы регулярным космофлотом. Вот и этот бедолага неизвестно сколько ютился тут в ожидании случайного капитана. Где такого сыскать на просторах безбрежного людского моря Галактики Сайриус? Вот только разве по случаю дёрнуть Ксил за невидимую ниточку Создателя. Лети, куда велено.

— Разрешение «Инестрава-шестого» получено?

Ксил не без интереса прислушалась к собственному надтреснутому голосу. Слишком редко чуженаблюдателю приходилось пользоваться столь архаичным способом коммуникации. Но церебр, разумеется, не заметил подвоха.

— Никак нет, ожидаю с минуты на минуту. Если вы торопитесь, рекомендую заблаговременно разместиться в ложементе каюты, капитан, в таком случае старт будет инициирован незамедлительно.

— Я не капитан, я гражданское лицо, — поморщившись, прокомментировала Ксил.

— Принято. Как я могу к вам обращаться? — как ни в чём не бывало поинтересовалась железка.

— Можешь обращаться ко мне «моя госпожа».

Собственно, почему бы и нет.

— Да, моя госпожа, — послушно откликнулся церебр. — Какими средствами обмена моя госпожа предпочитает пользоваться в режиме пилотирования? — и отчего-то виновато уточнил: — Мне необходимо перенастроить собственные навигационные интерфейсы.

Что ж, хороший вопрос, когда в первый и последний раз ей приходилось самостоятельно управлять кораблём, это была крошечная спасательная шлюпка. Впрочем, никаких сомнений в собственной способности к пилотированию хоть «Лебедя», хоть нульранга любого класса она не испытывала. За неё сделает своё дело Создатель, чья дарёная искра была истинной сутью каждой Ксил.

— В этом нет необходимости, контроль будет производиться напрямую.

— Принято, моя госпожа.

Ксил почувствовала крошечную, едва заметную, буквально миллисекундную паузу перед его ответом. Церебр ожидал другого. Да и плевать. Любопытно вот что. Создатель и правда ни разу до сих пор не заставлял её пользоваться нестандартными путями межзвёздных коммуникаций. С чего бы теперь выделять ей целый «Лебедь», эту летающую древность?

Чего-то она не учитывала, быть может, вполне очевидного. Быть может, настала пора отбросить старые страхи и всё-таки обратиться к Создателю напрямую? У Ксил в любой точке этой безмерной вселенной была такая привилегия. Так почему бы ею не воспользоваться?

Страшно. Страшно не раствориться за мгновение в этом океане чужой воли, страшно вернуться потом обратно, собранное вновь воедино новорожденное существо, бесконечно гадающее, то ли оно, что прежде, или его вновь обретённая биографическая память — лишь галлюцинация, внушённое извне чувство непрерывности собственного существования.

Так что да. В следующий раз. Когда повод будет более достойным, чем чьё-то неумеренное любопытство.

— Моя госпожа, я на связи с контрольной башней «Инестрава-шестого», нам дали зелёный коридор на выход в ЗСМ. Приступать к манёвру отстыковки или дождаться сигнала о вашей готовности?

Тьма тебя побери, где тут этот трёпаный ложемент?

Она уже направлялась по услужливой подсказке церебра в соседнюю каюту, когда его голос вновь догнал её, и на этот раз интонацию нескрываемого удивления уже невозможно было спутать ни с чем иным. Церебр в буквальном смысле не понимал, как реагировать на происходящее:

— Моя госпожа, прошу прощения за доставленные неудобства, но мы в настоящий момент не можем приступить к отстыковке.

— Какие-то проблемы?

— Дело в том, что по правилам перевозки пассажиров, внешнюю камеру гермошлюза следует всё время рейса содержать неопрессованной.

Ксил начинала злиться.

— Так откачай её.

— Я бы не рекомендовал… — уныло начал церебр, — впрочем, судите сами, моя госпожа, насколько подобное действие целесообразно.

И тут же активировал один из эрвэ-экранов на ближайшей переборке. Смарткраска осветилась изнутри, позволяя лицезреть самое удивительное зрелище, которое только можно было себе представить. В самом центре утилитарного тамбур-лифта выжидательно замерла детская фигурка ирна.

Сержант вздрогнул и проснулся. Тьма подери, хоть спать не ложись, такое привидится… Хотя после двадцати часов дежурства чего еще ждать от усталого мозга. Открывать глаза не хотелось вовсе, резь в роговице была реакцией на проделанную ранее напряженную работу.

Веки почувствовали прохладу прикосновения, влага чего-то мягкого словно по волшебству убрала прочь неприятное ощущение. Хорошо. Мысли спросонья текли размеренно и неторопливо, думать не было никакого желания. Банальная лень порой бывает таким редким наслаждением.

Его рука скользнула вбок, заранее предчувствуя то, что она там обнаружит. Кеира вчера поймала его у двери, когда он, едва передвигая ноги, вернулся домой. Подумал бы Сержант раньше, что вымученная улыбка может заменить его любимой нормальное приветствие. Кажется, тогда он просто повалился на кровать и уснул, как убитый.

Так и есть, его ладонь почувствовала округлость и теплоту её бедра.

— Свет мой, ньяха онм, ты меня спасаешь от тяжких мучений.

Послышался её смех, бархатный, грудной, теплый. Ласковый, как сама жизнь, добрый и заботливый, — уточнил сам себе он.

— Ты на меня не очень обиделась? А то я вчера был совсем без сил, — Кеира только что-то промычала тихо-тихо. Одеяло прошуршало, когда она пододвинулась ближе, руки обняли его плечи. Приятно пахло от её волос, усталость отступала, уступая место желанию обладать, даже не так — просто счастью возможности прикоснуться к этому тёплому великолепию. Прибыв когда-то на Альфу, он уже толком не помнил, когда ещё так вот, проснувшись, мог найти рядом не одни холодные простыни, а кого-то близкого, горячо любимого.

Кто бы мог подумать, что именно здесь он встретит то, что уже не мечтал снова отыскать. Нужно ли для этого было настолько переродиться, как это пришлось сделать ему?

Они лежали молча, пока Сержант не почувствовал, что Кеира вновь уснула, и только тогда он открыл глаза. Осторожно выпроставшись из сонных объятий, он медленно-медленно приподнялся на локте. И замер, завороженный. Даже эта заспанная розовая морщинка на щеке… Он знал каждую складочку её тела, но такой — расслабленной, невинной, умиротворенной, слегка улыбающейся сквозь сон… Именно такой он её любил безумно.

Кеира распахнула ресницы и глянула на него глазами, ставшими вмиг огромными и блестящими.

— Никто так не умеет смотреть на женщину. Только ты, любимый. Ради этого можно жить. Наш мир населён мужчинами, у которых зачастую не достаёт именно этой малости.

— И ради твоей улыбки можно жить.

Он наклонился и поймал горячие губы, её кожа словно щекотала электричеством. Нужно навёрстывать упущенное им раньше счастье. Никогда не опаздывай получить и раздать хоть немного этого самого дорогого на свете продукта. Ох, до чего же спасибо тебе, Кеира, за то, что ты можешь себе позволить любить меня таким, какой я есть. Лови момент, Сержант, запомни её такой. Такой самоотверженной и ранимой, такой сильной и хрупкой, такой одинокой и жаждущей любви, простой любви, которой нет для неё без него.