— Скукотища.

— Я не собираюсь кого-то смешить. Теперь ты можешь пользоваться антигравом, если позволят обстоятельства и время. В этот раз были причины воспользоваться именно кенийским Стеблем.

— Может, и так, но кто-то стал следить за мной, когда я вышла из капсулы Стебля. Как только мы остались одни, я убила его.

Я замолчала. Когда-нибудь я все-таки сделаю так, что на его лице появится удивление. Я решила подойти к вопросу с другой стороны:

— Босс, мне нужен курс переподготовки, с аккуратной переориентацией.

— Да? В какую сторону?

— Мой рефлекс убийства слишком быстр. Я не преувеличиваю. Этот человек не сделал ничего, что заслуживало бы смерти. Конечно, он следил за мной. Но мне нужно было бы или оторваться от него, там или в Найроби, или, самое большее, отключить его и убраться подальше.

— Мы позже обсудим, что тебе нужно. Продолжай.

Я рассказала ему о Следящем Глазе, счетверенной личности «Белсена» и о том, как я отправила его на все четыре стороны, потом я описала свою поездку домой. Он поправил меня:

— Ты не упомянула о разрушении этого отеля в Найроби.

— А? Но, босс, это не имеет ко мне никакого отношения. Я была на полпути в Момбасу.

— Моя дорогая Фрайдэй, ты слишком скромничаешь. Большое число людей и огромная сумма денег были истрачены на то, чтобы помешать тебе выполнить твое задание, включая отчаянную попытку на нашей бывшей ферме. Ты можешь принять как самую вероятную гипотезу то, что единственной целью взрыва в Хилтоне было твое уничтожение.

— Гм. Босс, очевидно, вы знали, что все будет так непросто. Вы не могли предупредить меня?

— Была бы ты более внимательна, более решительна, если бы я напичкал тебя неясными предупреждениями о неизвестных опасностях? Женщина, ты не сделала ни одной ошибки.

— Как же, не сделала! Дядя Джим встретил мою капсулу, хотя он не должен был знать время моего прибытия; от этого в моей голове должна была включиться вся сигнализация, что там есть. В тот момент, когда я его увидела, я должна была прыгнуть назад в дыру и умчаться на первой же капсуле.

— Что предельно осложнило бы нашу встречу, и это было бы равносильно потере твоего груза. Дитя мое, если бы все прошло как надо, Джим встретил бы тебя по моему повелению; ты недооцениваешь мою разведывательную сеть и те усилия, которые мы прикладываем, чтобы присматривать за тобой. Но я не послал Джима забрать тебя, потому что в этот момент я убегал. Точнее сказать, ковылял. В большой спешке. Пытаясь спастись. Я предполагаю, что Джим сам принял сообщение о времени твоего прибытия — от нашего человека, или от наших противников, или от обоих.

— Босс, если бы я тогда это знала, я скормила бы Джима его лошадям. Я любила его. Когда придет время, я хочу сама его прикончить. Он мой.

— Фрайдэй, в нашей профессии нежелательно таить злость на кого-то.

— Я не особенно злюсь на других, но с дядей Джимом особый случай. И есть еще кое-кто, с кем бы я хотела разобраться сама. Но об этом я поспорю с вами позже. Скажите, это правда, что дядя Джим был папистским священником?

Босс выглядел почти удивленным.

— Где это ты слышала такую чепуху?

— Там, сям. Слухи.

— Распространять слухи — это грех. Позволь мне все прояснить. Пруфит был мошенником. Я познакомился с ним в тюрьме, где он сделал для меня кое-что, достаточно важное, чтобы я нашел для него место в нашей организации. Моя ошибка. Моя непростительная ошибка, потому как мошенник всегда остается мошенником; это неизлечимо. Но я пострадал от желания поверить, отрицательной черты, которую, как я думал, я искоренил. Я ошибался. Пожалуйста, продолжай.

Я рассказала боссу, как меня схватили.

— Я думаю, их было пятеро. Возможно, только четверо.

— По-моему, шестеро. Описания.

— Их нет, босс, я была слишком занята. Ну, один. Я кинула на него один взгляд как раз тогда, когда убила его. Примерно сто семьдесят пять, высокий, вес около семидесяти пяти или шести. Возраст примерно тридцать пять. Светловолосый, чисто выбрит. Славянин. Но мой глаз сфотографировал только его. Потому что он не двигался. Не по собственному желанию. У него была свернута шея.

— А второй, которого ты убила, был блондин или брюнет?

— Болсен? Брюнет.

— Нет, на ферме. Ладно, забудь. Ты убила двоих и троих ранила, прежде чем они навалились на тебя в достаточном количестве, чтобы удержать за счет веса. К чести твоего инструктора, позволь мне добавить. Спасаясь, мы не смогли уничтожить людей достаточно, чтобы они не смогли тебя взять… но, по моему мнению, ты выиграла бой, во время которого мы отбили тебя, заранее отключив столько их оперативников. Даже хотя ты в это время была закована и лежала без сознания, ты выиграла последнюю схватку. Пожалуйста, дальше.

— Это, в общем, и все. Потом групповое изнасилование, за ним последовал допрос, прямой, затем под наркотиками, потом с применением пыток.

— Мне жаль, что так вышло с изнасилованием, Фрайдэй. Обычная премия. Ты увидишь, что она увеличена, так как я нахожу обстоятельства необычайно оскорбительными.

— О, это было не настолько плохо. Меня вряд ли можно назвать девственницей. Я могу вспомнить случаи в обычной жизни, которые были почти настолько же неприятны. За исключением одного человека. Я не знаю его в лицо, но я смогу узнать его. Мне он нужен! Мне он нужен так же, как дядя Джим. Может быть, даже больше, потому что я хочу его немного наказать, прежде чем дать ему умереть.

— Я могу только повторить то, что сказал ранее. Для нас личная неприязнь является неприемлемой. Она уменьшает вероятность выживания.

— Я рискну ради этой сволочи. Босс, я не обвиняю его в том, что он меня изнасиловал; им приказали сделать это, исходя из глупой теории, что меня после этого будет легче допрашивать. Но этой свинье нужно помыться, вылечить зубы, и он должен их чистить и полоскать рот. И кто-то должен сказать ему, что бить женщину, с которой он только что совокуплялся, неприлично. Я не знаю его в лицо, но я знаю его голос, запах, телосложение и кличку. Рокс или Роки.

— Джереми Рокфорд.

— А? Вы его знаете? Где он?

— Однажды я встречал его и недавно мог на него взглянуть, достаточно, чтобы убедиться. Requiescat in pace.

— Да? Вот, черт. Я надеюсь, его смерть не была тихой.

— Его смерть не была тихой. Фрайдэй, я не сказал тебе всего, что знаю…

— Вы никогда этого не делаете.

— …потому что я хотел сначала услышать твой отчет. Им удалось нападение на ферму, потому что Джим Пруфит отключил всю энергию как раз перед началом атаки. Поэтому у нас было только личное оружие тех немногих, кто носит его на ферме, а большинство не имело ничего, кроме собственных рук. Я отдал приказ на эвакуацию, и большинство из нас скрылось через туннель, вырытый и замаскированный во время переоборудования дома. Я скорблю и горжусь тем, что трое наших лучших людей, те трое, кто был вооружен, когда на нас напали, вызвались сыграть Горация на мосту. Я знаю, что они погибли, потому что я держал туннель открытым, пока не определил по звуку, что в него вошли преследователи. Потом я его взорвал.

Несколько часов ушло на то, чтобы собрать достаточно людей и организовать контратаку, особенно на поиски достаточного числа машин. В принципе, мы могли бы атаковать и без них, но нам нужна была хотя бы одна, чтобы вывезти тебя.

— А как вы узнали, что я жива?

— Так же, как и то, что в эвакуационный туннель вошли, причем не наш арьергард. Аппаратура для слежки. Фрайдэй, все, что сделали с тобой, что сделала ты, все, что ты говорила и что говорили тебе, было перехвачено и записано. Я не мог следить за передачей лично — я был занят подготовкой контратаки — но самое важное прокрутили для меня, как только у меня появилось время. Позволь мне добавить, что я горжусь тобой.

Зная, откуда какой идет сигнал, мы выяснили, где они тебя держат, что ты закована, а также сколько человек в доме, где они, когда они успокоились и кто не ложился спать. Вся информация передавалась на командную машину, и я знал, что происходит в доме, до самого начала атаки. Мы напали — то есть, они напали — наши люди. Я не вожу людей в атаку, ковыляя на костылях; у меня в руках дирижерская палочка. Наши люди напали на дом, вошли внутрь, четыре специально назначенных человека подобрали тебя — у одного из них в руках были только кусачки — и через три минуты одиннадцать секунд все были снаружи. Потом мы подожгли дом.