Только во второй половине ХV века в положении крестьян произошли существенные изменения.

Русский историк В.К. Пискорский пишет:

«Крепостное право в Каталонии, как и в Арагоне, стояло в глубоком внутреннем противоречии с общим политическим строем принципата и условиями его экономического развития, с теми гарантиями личной свободы и имущественной неприкосновенности, которая становилась достоянием все большего круга лиц, и тем высоким духом гражданской и политической свободы, который был отличительным признаком подданных арагонского короля»²¹.

Что касается экономического развития, то каталонцы не имели соперников среди остальных испанцев. С одной стороны, у них была длинная и удобная для мореходства береговая линия, дух предприимчивости, энерия и необыкновенное трудолюбие жителей, о которых сложилась поговорка: «Каталонец из камня делает хлеб». С другой стороны, они были поглощены борьбой с арабами (маврами) не так долго и не в такой степени, как те же кастильцы. И, наконец, у каталонцев были свободные политические учреждения и терпимость по отношению к иноверцам и иноземцам. Всё это способствовало тому, что еще в ХIII веке Каталония стала одной из наиболее промышленно развитых и богатых территорий Европы.

Папский запрет вести торговлю с мусульманами не мешал каталонцам находиться в оживленных торговых сношениях с Тунисом, Александрией, Константинополем и Кипром, откуда они вывозили пряности, сахар, шелк и т. д. Это менялось на металлические изделия, строевой лес, хлеб и т. д. Они вели также обширную торговлю с южной Францией, Италией, Сицилией, а с XIV века – с Нидерландами и Англией. На запад они привозили восточные товары и собственную продукцию – шерсть и льняные ткани, кожаные и металлические изделия, корабельные принадлежности и т. д.

Для защиты интересов своей торговли и мореплавания они учреждали в важнейших иностранных портовых городах консульства. Для разбора споров и недоразумений между купцами в Барселоне были также основаны торговые суды.

Мануэль Агир Монсабле. Портрет Мартина I Гуманиста. 1853

Без согласия сословий не мог быть учрежден ни один налог. Законодательная инициатива в равной мере принадлежала как королю, так и членам кортесов. Для большей справедливости сословия совещались и голосовали отдельно. Решения принимались большинством голосов, но при этом обращалось внимание не на количество, а на качество голосов, то есть на относительную важность голосующих. Так, например, голоса таррагонского архиепископа и некоторых других епископов значили гораздо больше, чем голоса остального духовенства и т. д. Отсюда в Каталонии появился парламентский афоризм: Vota non sunt numeranda, sed ponderanda, что можно перевести так: «Голоса нужно не считать, а взвешивать».

Право созыва кортесов принадлежало королю. Полномочия депутатов проверялись комиссией из 18 членов, из которых девять избирались сословиями, а девять – королем. В промежутках между сессиями кортесов (которые сначала созывались ежегодно, а потом – через каждые три года) работал специальный комитет, состоявший из выбранных кортесами депутатов от трех сословий и членов счетной палаты. Этот комитет постоянно заседал в Барселоне и имел агентов по всем городам принципата.

Каликсто Ортега. Портрет Энрике III. 1848

Вольности Каталонии, в XIV веке достигшие своего апогея, постепенно начали терпеть ограничения со стороны королевской власти – со времени пресечения Барселонской династии.

Последним наследственным графом Барселоны был Мартин I Гуманист (El Humano) – последний потомок Вифреда Волосатого по легитимной мужской линии. Он умер 31 мая 1410 года от асфиксии, вызванной, как утверждается, неконтролируемым смехом.

После странной смерти Мартина его законных детей уже не было в живых, и его линию продолжил лишь Фадрике (внебрачный сын Мартина-младшего), которого король так и не сумел признать законным наследником. Так что наступило двухлетнее междуцарствие, завершившееся решением об избрании королем Арагона и Сицилии, а также графом Барселоны (из числа шестерых претендентов) Фердинанда I Арагонского, брата короля Кастилии Энрике III, приходившегося королю Мартину Гуманисту племянником по женской линии.

Соединение арагонской короны с кастильской при Фердинанде II Арагонском и Изабелле I Кастильской, хотя и не привело к полному уничтожению вольностей и самобытного существования Каталонии, но стало им сильно угрожать. Конституционная свобода в Каталонии продержалась, однако, дольше, чем, например, в Кастилии и Арагоне.

Карл был рожден 29 мая 1421 года первой женой Хуана II Арагонского Бланкой, и его нарекли именем его отца – Карла III Благородного, короля Наварры. Как подобает наследнику наваррского престола, он с рождения носил титул принца Вианского. И мать, и дед, и кортесы признали в нем законного наследника наваррской короны.

После смерти Бланки Наваррской в 1441 году отец Карла Хуан II Арагонский узурпировал наваррский престол. При этом он ссылался на пункт ее завещания о том, что Карл не должен называть себя королем без согласия отца.

В 1447 году Хуан вступил в брак с юной кастильской дамой Хуаной Энрикес, которая оказалась не в состоянии подружиться с пасынком, бывшим по возрасту старше ее. Когда через четыре года она решила взять управление Наваррой в свои руки, в стране разгорелась гражданская война.

В 1452 году сторонники Карла Вианского признали свое поражение, а сам принц попал в плен и был вынужден пообещать отцу не использовать при его жизни королевский титул. Лишь после этого Карла выпустили на свободу, после чего он перебрался во владения неаполитанского короля Альфонса V, который был его дядей. Он поселился в Мессине, где занялся составлением подробной хроники королей Наварры. После смерти Альфонса принц отверг предложение воцариться в Неаполе и вернулся в Арагон.

Томас Муньос Лусен. Карл Вианский в заключении.1888

Однако дело о владении Наваррой не могло завершиться, потому что Хуан II находился «под каблуком» у своей второй жены и с возобновлением войны пошел еще дальше, чем прежде. Тайно изготовленной в Барселоне грамотой он окончательно отстранил от престола своего сына Карла и старшую дочь от первого брака Бланку, жену Генриха IV Кастильского, жившую в разводе с мужем. Бланка приняла сторону своего брата, а король, лишив своих детей достояния их матери, назначил наследницей Наваррского престола свою младшую дочь от первого брака Элеонору, жену гасконского графа Гастона де Фya.

Этот поступок вовлек в испанские дела короля Франции Карла VII из династии Валуа, а впоследствии и его сына Людовика XI. Уже в 1456 году Карл VII поддерживал своего вассала деньгами и войсками в войне, которую Хуан и преданная ему фамилия де Граммонов (их называли «аграмонтесес») вели с Карлом и его приверженцами де Бомонами (их называли «бомонтесес»). Карл предоставил одному из Бомонов защиту крепостей, еще принадлежавших ему, а сам отправился искать справедливости сначала во Франции у Карла VII, а потом в Неаполе – у своего дяди Альфонса V. Первый на этот раз не только не утешил его, но даже не соизволил выслушать. А вот дядя Альфонс, напротив, вместе со своим побочным сыном Фердинандом приняли его дружески и презентовали значительные суммы. Но, к его несчастью, Альфонс V, прозванный Великодушным за свое меценатство, умер 27 июня 1458 года, прежде чем отец и сын успели помириться.

Тогда Карл нашел себе приверженцев на Сицилии, но поверил уполномоченным, отправленным к нему его отцом, и отправился на Майорку[5]. Там он вступил в отношения со всеми врагами своего отца и французского короля, с тогдашним дофином Людовиком XI, герцогами Бургундским и Бретанским, Генрихом IV Кастильским и др. Хуан II не решался удалить его с Майорки силой, потому что государственные чиновники Арагона, Каталонии и Валенсии, имевшие побольше власти, чем сам король, были преданы принцу, преследовавшемуся мачехой.