Конечно, типичным захолустьем Марс стать не мог. Он явился объектом самого гигантского и амбициозного проекта из тех, которых рождало человечество. Людям захотелось сравняться с творцами. Оживить безнадёжно и давно мёртвый мир. Естественно, при атмосфере с давлением в сто семьдесят раз меньше, чем на Земле, ни один живой организм существовать не может. Равно как и при перепадах температуры в сотню-другую градусов. Марсу нужна была кислородная оболочка. Щит.

Никакая техника с подобной задачей справиться не в состоянии. Любимые фантастами прошлых веков гигантские воздуходобывающие установки — просто ерунда. Единственный реальный путь — бактерии, перерабатывающие имеющиеся на Марсе вещества, углекислоту полярных шапок в кислород. С развитием генной инженерии эта невероятная задача оказалась вполне разрешимой. Почти сто лет назад заработал на Марсе институт «Биореконструкция», С того времени плотность атмосферы выросла в десяток раз. Начала формироваться биосфера. Марс оживал.

Но произошло и то, чего не ожидал никто. Не только люди приспосабливали планету под себя. Марс начал приспосабливать людей. Полсотни лет назад было впервые произнесено пугающее слово — М-мутанты…

Магнитные ботинки липли к металлопластовому прозрачному полу. Возникло ощущение, что идёшь по пустоте. Можно было бы потерять ориентацию, если бы не синие линии, очерчивающие дорожку. Стопятидесятиметровый переход соединял рейсовый лайнер «Янцзы» с орбитальной пересадочной станцией «Манхэттен». Остановившись в центре перехода, можно было рассмотреть и огромный жёлтый блин станции, и матово-зелёный суперлайнер, похожий на гигантский фужер с закрученной улиткой ножкой — ТЭФ-установкой.

Я преодолел последние метры и оказался в зоне искусственной гравитации станции. Рядом со мной шагал Шестернев. Наша цель — Марс, и мы остаёмся, а суперлайнер «Янцзы», к которому мы привыкли за почти двухмесячный перелёт, после дозаправки и профилактической проверки через восемнадцать часов унесёт к Земле новый экипаж и новых пассажиров.

Мы устроились в просторном зале ожидания. Кто-то из пассажиров развалился в кресле, смотря на звёздное небо и красную глыбу Марса наверху. Кто-то, зевая и не обращая внимания ни на планету, ни на окружающих, цедил коктейль. Кто-то настукивал на клавиатуре заказ — встречаются люди, умудряющиеся неустанно есть в любой обстановке. Кто-то, уставший от общества, отдыхал в звуко — и светонепроницаемых коконах.

Шестернев относился к пялящимся в окно. Зрелище действительно завораживало.

— Первый раз на Марсе, — сказал Шестернев. — Даже Луна — это совершенно другое. Тут — другая планета.

— Да, ты прав. Иная точка отсчёта. Иная энергетика.

— Вы правда можете странствовать между звёздами? — неожиданно спросил он. Для него вопросы о суперах были табу. Он привык не проявлять излишнего любопытства. Но сейчас не выдержал

— Да.

— Рассказы о боях на Акаре сильно отдают «клюквой».

— Всё так и было.

— Ты знаешь кого-нибудь из тех, кто был там?

— Я был.

Шестернев бросил на меня быстрый взгляд.

— Но на Марсе я тоже в первый раз, — добавил я. — Акара. Такая даль. Уму непостижимо.

Больше он этой темы не касался.

«Янцзы» начал отдаляться от станции. Его тараканами облепили роботы службы технического обеспечения. Через полчаса одна из звёзд разрослась в сияюще-белый орбитальный челнок — почти плоский, с большим — специально для разряженной марсианской атмосферы — размахом крыльев, придававших ему сходство с камбалой.

— Пассажиров, прибывших рейсом двести пять с Земли, просим пройти в пересадочную зону, — полился из динамиков мелодичный женский голос.

— Как будто здесь есть другие пассажиры, — заворчал Шестернев.

— Отвечай быстро, — я решил проверить одну идею. — Модель челнока?

— ТУ-765-ОМ.

— Назначение?

— Челночные перелёты «планета — орбита».

— Что означает ОМ?

— Орбита, Марс.

— Сколько человек на борту?

— Пять.

— Верно, — кивнул я.

Шестернев удивлённо посмотрел на меня.

— Случайно сорвалось, — сказал он. — Экипаж самолёта — четыре человека.

— Значит, один лишний. Ты назвал правильное число. Интуиция, Саша. Часто бывает так?

— Бывает.

— Ладно, обсудим ещё. А сейчас — в дорогу…

По пологой траектории челнок входил в атмосферу планеты, сбавляя скорость и снова выпрыгивая вверх, как резко брошенный плоский камешек скачет по воде. Постепенно он опускался всё ниже, сбрасывая скорость до обычной самолётной. Наконец внизу замаячили посадочные указатели «Космопорта-Марса-один», вырванного из бесконечной каменистой пустыни ровного, покрытого резинобетоном участка, по краям которого раскинулись купола и приземистые строения. Стук — шасси коснулись посадочной полосы. Зашуршали тормоза, самолёт начал замедлять скорость, пока не встал около похожего лайнера, около которого суетились киберсистемы и пара человек в зелёных скафах техперсонала.

Привычная суета. По выдвижному коридору мы проникли из самолёта в здание космопорта. А там — получение вещей, таможенные хлопоты. Китаец-контрабандист был абсолютно прав — местные таможенники не походили на хорошо обученных псов с отличным нюхом, да и аппаратура была далека от совершенства, сильно уступая оборудованию таможенных пунктов в ведущих аэропортах Земли. Значит, китайца действительно взяли по наводке.

За суетой ушло на второй план чувство, что я на другой планете. Хотя смешно воспринимать это слишком серьёзно после путешествия на Акару. Только оно было так давно.

Я протянул чиновнику местного Управления по миграции, проверявшему личности прибывающих, карточку на имя Александра Артемьева. У Шестернева был документ Владимира Валуева. Мы значились как представители Комитета социологических проблем ОССН Земли.

— Нас предупредили о вашем прибытии, — сказал чиновник по-английски. — На автобусной остановке в зелёном секторе вас ждёт машина — синий «Песчаный леопард» номер 22\116. Она запрограммирована на доставку вас к месту назначения.

— Благодарю вас.

— Желаю хорошо провести время на Марсе и решить все дела.

— Обязательно…

Все преграды пройдены. Вот она, автобусная остановка, о которой рассказывал китаец.

Вот зелёный сектор. Вот синий «Песчаный леопард» — каплевидный, новенький скоростной марсоход.

— Двадцать два-шестнадцать, — сказал Шестернев. — Наш.

Я провёл по гнезду детектора идентификационной карточкой. Дверь марсохода съехала в бок, открывая проход.

— Садись, — кивнул я Шестерневу.

Тот устроился на переднем сиденье. Я же на миг задержался. На меня нахлынуло какое-то неопределённое, трудноуловимое чувство. Предчувствие опасности? Не пойму. Меня отучили легкомысленно относиться к движениям своей души — она воспринимает волны, идущее из будущего. Итак, есть опасность или нет? Не могу понять… Я прикрыл глаза. Вроде чисто… А, была не была.

Я устроился в кресле. Оно не было жёстким и неуютным, как то, что досталось китайцу-контрабандисту.

— Добро пожаловать, — послышался голос бортового компьютера. — По программе администрации внешних поселений Марса вы будете доставлены в Олимпик-полис. Расчётное время в пути — три часа тридцать минут. Температура поверхности за бортом — минус тридцать пять градусов. Ветер — пятнадцать метров в секунду. Вероятность пыльной бури — два процента.

Незначительная. Однако вы можете ждать в космопорту более благоприятного прогноза.

— Сколько ждать?

— От пяти часов. Дальнейшее прогнозирование затруднено.

— Поехали, — сказал я.

— Просьба надеть защитные скафандры.

Только после того, как мы облачились в стандартные марсианские скафы, машина двинулась с места…

Красный и чёрный — главные цвета на Марсе. Свой кровавый, пугающий многие поколения землян цвет Марс получил благодаря изобилию гидратированных окислов железа. Чёрный базальт и серый снег придавали пейзажу только большую мрачность. Вдоль дороги из стеклобетона, очерченной светящимися линиями, шли трещины, кратеры, скальные обломки. На горизонте маячил гигантский горный хребет.