Иногда ведь надо делать добрые дела!
Это я не об уничтожении бандюганов, разумеется, хотя, именно это делать мне нравилось больше всего!
Я забился в темный уголок, одной частью наблюдая, как полиция и скорая вытаскивает из лифта тела, сортирует их по степени побитости и складывает в рядок, упаковывая в черные пакеты.
А вот вторая моя часть принялась напоминать, как я до жизни такой докатился…
… Тот, кто перенес врачебную комиссию в этот район, совсем не знал этот район! И пусть он неофициально назывался «52-м районом», а официально – районом «имени Октябрьской революции», но жители окрестностей иначе чем «сучаринск» его не называл.
С виду – спальный район от завода, а в реальности – рассадник молодежных банд, каждая из которых хвасталась исключительно жестокостью.
И вот теперь я здесь прохожу освидетельствование, что не гожусь к службе в рядах Армии, защищающей мир и порядок на всем белом свете!
И полбеды на это освидетельствование, главное, что все документы уже давно проштемпелеваны, а меня все не вызывают и не вызывают!
Поиграв с замком рюкзака, мысленно распростился с идеей успеть пофотать местный, ужасно заросший и оттого такой привлекательный, парк!
- Сергеев! – Совсем не молодая и точно не симпатичная медсестра высунула голову в дверь и выкрикнула мою фамилию, наконец-то прекращая эту пытку.
Я вновь вошел в угловой кабинет с тремя окнами – два по одной стене и одно на другой – и замер, ожидая, пока сидящая напротив меня женщина прочтет мое дело, посовещается с сидящими рядом товарками и поставит самую большую, просто огромную, фиолетовую печать на моем личном деле!
- Так-так… Сергеев Се Кенович… - Ну, да, папочка у меня кореец, фамилию свою сыночку оставить постеснялся, зато вот имя-отчество свое – оставил за милую душу, скотина!...
И пусть злоба за эти годы остыла, но когда вот так, по слогам читают мое ФИО, она возвращается.
- … Признать не годным к несению воинской службы, по статьям… - Я вздохнул, радуясь наконец-то закончившемуся балагану. – Сегодня, после обеда придете и заберете документ…
Я немного офонарел – нафига после обеда, если мой военный билет лежит прямо перед ней, а над ним, справа-сверху лежит в чернильной коробочке заветная Круглая печать?!
- После обеда! – Отрезала главврач и закрыла мое дело, давая понять, что разговор окончен.
Убравшись из комнаты, замер в коридоре, решая для себя, ждать здесь или выйти на улицу, зайти в столовку, а потом вернуться с чистой совестью и набитым брюхом?!
- На время обеда, посторонним на территории находиться запрещено! – Рыкнул на меня старичок-комендант, седой, как лунь и сморщенный, как обезьяна. – Иди отсюда!
Вытолкав меня за дверь, дедок закрыл дверь, сердито прогремев засовом.
Мысленно матерясь, спустился с пятиступенчатого, бетонного крыльца и обойдя забор больнички, вывернул на улицу.
Не удачно вывернул, аж зубы заныли, как не удачно!
Прямо передо мной, метрах в десяти шестеро плотно сбитых парнишат докапывались до молодой парочки, явно требуя не денег или сигарет.
Прикинув, что я, с моим рюкзаком, в котором притаилась камера за триста тыщ, явно очень лакомый кусочек, начал медленно отступать в сторону больницы, надеясь успеть добежать до крыльца и достучаться, а там, глядишь, либо успею милицию вызвать, либо чудо случится.
Зря надеялся.
Оставив троих разбираться с парочкой, за мной устремились трое других.
По внешнему виду, так себе, не бойцы, но и я со своей короткой ногой нифига не тигр карате!
Ускорившись и надеясь на чудо, припустил к крыльцу.
- Стой, у тебя что, сигарет нет для правильных парней?! – Донеслось мне в спину ехидно-злобное шипение одного из членов троицы. – А если найдем?!
Чуть сбавив шаг, дождался, когда троица приблизится и развернулся к ним.
У среднего, широко улыбавшегося, в руках уже посверкивал здоровенный тесак, прям как мачете из фильмов, двое других обошлись куском арматуры и перочинным ножом.
Покрутив головой сделал маленький шажок навстречу чуваку с арматурой, краем глаза отметив, как шевельнулась белоснежная занавеска на окне и блеснули злобой женские глаза – главврач больнички явно с удовольствием решила понаблюдать, как меня разделывают.
- Давай рюкзачок сюда! – Потребовал мачетеносец. – И мы тебя не больно покалечим! Только медленно давай, а то уж больно камера у тебя там хороша!
«У-у-у-у-у, так меня продали…» - Промелькнула и пропала в голове простая мысль. – «Ну, раз камера нужна…»
- Лови! – Я сделал вид, что бросаю рюкзак вверх, а сам, сделал еще шаг навстречу руке, сжимающей мачете. – Ну!
Рука дрогнула, острие чуть качнулось.
«Хрусь»!
Двух килограммовая камера врезалась в лицо мачетеносца, стирая улыбку.
Парень отшатнулся назад, но я, даже с моей ногой, подстегиваемый страхом, успел еще раз прыгнуть на него, толкнуть в грудь и, выкрутив руку, отобрать мачете.
Парень плюхнулся на жопу и открыл было рот для крика, но вот тут у меня «забрало упало».
Два быстрых удара мачете и вот уже мой противник хрипит и булькает кровавыми пузырями из распластанного горла и разрезанного напополам, рта.
Его приятелю с перочинным ножом повезло меньше – мачете я ему воткнул в живот, дважды провернул и дернул вверх, вываливая ливер на грязный асфальт.
Третий выпучил глаза и потому умер легче всех – острое мачете рубануло его по шее, удачно попав между позвонками.
Справившись с этой троицей, закинул рюкзак за спину и метнулся обратно на улицу – в голове билась одна-единственная мысль, что бандюков надо резать всех, чтобы некому было меня опознать или рассказать своим.
Так что, выскочив на улицу, облегченно вздохнул – троица все еще прессовала парня с девушкой, причем, двое держали девушку, а один самозабвенно лупил парня по лицу.
Его я прикончил первым, молча, словно всю жизнь это делал, рубанул мачете по затылку и, упершись ногой в спину, отбросил остывающее тело, освобождая оружие.
Оставшиеся двое девчонку отпустили и явно взбледнули, признав чем именно я орудую.
Один даже решил примирительно поднять руку и залопотал что-то типа «давай разойдемся, ты нас не видел, мы тебя не знаем», но «забрало» у меня не просто упало, оно поехало и на асфальт посыпались отрубленные пальцы, а следом плеснул сгусток крови из рапоротого брюха.
На возврате, рубанул сраного миротворца по шее, чувствуя глубокое удовлетворение от хорошо выполненной работы.
Правда, шестой попытался сбежать, но ему поставила подножку девушка и я искренне пробормотал ей за это спасибо и попросил бежать отсюда со всех ног, потому что сейчас тут будет грязно.
Перевернув валяющегося ничком, явно подростка, вытащил у него из-за пояса торчащий нож совершенно говенной стали, перекаленный и хрупкий.
Повертел в руках и начал анализировать ситуацию.
Получалось хреново, но кое-что можно было сделать…
Стерев отпечатки своих пальцев с обеих ножей, обильно залапал их кровью и руками всех шестерых, после этого мачете воткнул в живот последнего живого, но обосравшегося и обоссавшегося недобандита, а его нож воткнул между ребер одного из сотоварищей и, сломав, сунул рукоять в руки хозяина, уже закатившего глаза.
Н-да-а-а-а, кто бы мог подумать, что я буду творить беззаконие посреди улицы и мне за это ничего не будет!
Хотя, на самом деле, отходняк бил нещадно.
Меня трясло и колотило так, что ни в сказке сказать, ни пером описать!
- Вам надо переодеться! – Тронул меня избитый парень. – И мне надо переодеться. И Вальке надо домой…