Хм, кто бы мог подумать.

— Кетчуп когда-то продавался и использовался как лекарство. Спорю, ты не догадываешься, для чего? — спрашивает она, внимательно изучая мою реакцию.

Она выжидает секунду-другую, чтобы посмотреть, отвечу ли я.

— Никаких предположений? Ну, он был для лечения диареи и несварения желудка. Безумие, правда?

Я отрываю взгляд от телефона и моргаю. Эта женщина действительно сумасшедшая.

— В Японии есть остров, на котором живут только кролики. Правда, это мило? Но, зная мою удачу, они похожи на кроликов-убийц или что-то в этом роде. — Она с интересом наблюдает за медленным подъемом этажей лифта, как будто это нечто удивительное. — А ты знал, что от торговых автоматов гибнет больше людей, чем от акул? — добавляет она, вызывая у меня лёгкую усмешку.

— Если ты продолжишь, я буду вынужден считать тебя экспертом по бесполезным фактам, — отвечаю я, поднимая бровь.

Беатрис смеётся, и я осознаю, что, возможно, её болтовня — это лучший способ отвлечься от напряжения между нами.

Она продолжает сыпать бесконечную информацию, и у меня от раздражения сводит челюсти.

— И все же, я бы предпочла попытать счастья с торговым автоматом, чем с акулой, — говорит она, смотря на свое отражение в стене лифта и поправляя прическу. — Вот сумасшествие! Долли Партон участвовала в конкурсе двойников Долли Партон, и угадай, что из этого вышло?

Я смотрю на неё, гадая, думает ли она, что это сработает.

— Она проиграла! — безудержно смеется она. — Вот это меня всегда цепляет!

— А ты знала, что клубника — это не ягода, а банан…

Беатрис, я не идиот. Я знаю, что ты пытаешься сделать, но это не сработает. Ты остаешься со мной. Но если ты будешь продолжать нести всю эту бесполезную чушь, я заклею тебе рот скотчем.

Я выхожу из лифта, и она ахает, когда выходит за мной в просторный холл. Её широко раскрытые глаза осматривают большую гостиную прямо напротив нас с окнами от пола до потолка, из которых открывается потрясающий вид на Нью-Йорк.

Но затем она снова обращает внимание на меня.

— Это меня не остановит, понимаешь?

Я поворачиваюсь и иду обратно к ней, пока не оказываюсь прямо перед ней.

— Нет? Я знаю кое-что, что могло бы остановить, — отвечаю я, наблюдая, как она снова упирается спиной в дверь лифта.

Мои пальцы скользят вверх по её руке, по ключице и затем по центру груди, стараясь не касаться её слишком настойчиво.

— Я чувствую и слышу, как учащается твоё сердцебиение, любовь моя.

— Я не твоя возлюбленная, Габриэль.

Я усмехаюсь про себя, когда она закрывает глаза. Наклоняюсь к её уху, чтобы шепнуть:

— Ты такая, Беатрис, хочешь ты этого или нет. Ты моя… по крайней мере, на ближайшее время. Так что привыкай к этому.

Мой нос скользит по её шее, а затем по груди. Я вижу, как её грудь поднимается и опускается в такт учащённому дыханию.

— Ты не хочешь признаваться в этом самой себе, детка, но ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе, попробовал тебя на вкус, погрузил в тебя свой толстый, пульсирующий член. — Я касаюсь губами её другого уха. — Я могу заставить тебя забыть обо всём, что тебя беспокоит. Я могу сделать так, чтобы ты почувствовала себя самой желанной и красивой женщиной в мире.

Я крепко хватаю её бедра, мои пальцы впиваются в мягкость её изгибов, прежде чем я скольжу ими вверх по её платью, и мои большие пальцы находят и обводят её соски через ткань. Она ахает, когда я сжимаю их; её спина выгибается, отталкиваясь от стены.

Я отступаю, посмеиваясь.

— Видишь? Я заставляю тебя заткнуться.

Я ухожу, оставляя её, и оглядываюсь через плечо:

— Я иду в душ. Ты можешь переодеться во что-нибудь из моих вещей или оставить всё как есть — на твой выбор.

Ухмыляясь, я направляюсь в спальню, ослабляя узел галстука, и чувствую, что она настроена ко мне благосклонно. Снимаю рубашку и бросаю её на стул в комнате, прежде чем вернуться.

— Хочешь заказать еду в номер? Я не ел с утра…

Она выглядывает из лифта и, прежде чем нажать на кнопку, делает жест рукой, чтобы я не подходил. Я мчусь к ней:

— Беатрис!

Дверь закрывается раньше, чем я успеваю подойти, и ударяю по ней кулаком. В панике мчусь обратно в комнату, хватаю с кровати телефон и набираю номер Грассо.

— Она спускается в вестибюль. Не дай ей уйти.

— Босс, э-э, учитывая то, что произошло в прошлый раз…

— Не будь долбаным слабаком, Грассо.

— Я не такой, босс. Но Чиччо спрашивал, не могли бы мы…

— Не вини меня, сука, — комментирует Чиччо на заднем плане, и я сжимаю переносицу.

— Верни её любыми средствами, кроме оружия!

Вешаю трубку и направляюсь в душ, чтобы освежиться.

∞∞∞

Когда я выхожу из ванной, Беатрис ворочается на кровати и начинает что-то бормотать, пока я хватаю одежду. Она испуганно садится:

— Что ты со мной сделал?

— А, ты проснулась. И я ничего не сделал.

Я роняю полотенце и усмехаюсь, когда она отворачивается; румянец на её щеках темнеет.

— Тебе нравится то, что ты видишь, любимая? Удивлена, что это не тот тюбик губной помады, о котором ты говорила? — говорю я, натягивая боксеры.

Она снова поворачивается ко мне, но на её лице написано отвращение.

— На твоем месте я бы это проверила.

— Что?

Её взгляд опускается к моей промежности.

— Твой член.

— А что в этом плохого?

— То, что ты спрашиваешь, довольно печально. Но я уверена, что он не должно так выглядеть.

Я снимаю боксеры, чтобы посмотреть на себя, и в этот момент слышу, как она хихикает. Я бормочу себе под нос о её ребячестве и возвращаюсь в ванную, чтобы почистить зубы.

— Что эти два головореза со мной сделали?

— Грассо и Чиччо вернули тебя обратно.

— Я имею в виду, почему я потеряла сознание? — её вопрос звучит медленно, когда она соскальзывает с кровати.

— Почти уверен, что Грассо попал тебе в болевую точку.

— А откуда ты знаешь, что они ничего не делали, пока я была без сознания, придурок?

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, откуда ты знаешь, что они не воспользовались ситуацией, пока я была без сознания и ты был в душе?

Я понимаю, на что она намекает, замечая не только гнев в её голосе, но и полные слёз глаза.

— Мои люди никогда бы такого не сделали. Я приказал доставить тебя прямо ко мне.

Она усмехается, резко стирая слёзы с лица:

— Верно, потому что ты всегда контролируешь всё и вся? Я ухожу.

Я резко бросаюсь вперед, чтобы преградить ей путь, хватая за плечи.

— Ты не уйдёшь.

— Я не собираюсь быть твоей новой Анджелой, Габриэль. Убери свои руки от меня.

Она отталкивает меня, но возвращается в комнату, прежде чем снова обернуться, её взгляд полный решимости.

— Ты не собираешься использовать меня в своих интересах, как ты сделал с ней.

— Ты думаешь, что это я сделал?

— А как бы ты назвал то, что произошло между вами? Дружбой? Любовью? Ты же сам сказал, что любви для тебя не существует. Ты просто воспользовался ею, когда она была уязвима, а потом её жизнь превратилась в ад. Даже Федерико это подтвердил.

— Федерико? Серьёзно? Твоё искажённое мнение основано на словах этого говнюка?

Я хватаю её за руки и встряхиваю, не веря, что она доверяет этому ублюдку больше, чем мне.

— Ты, чёрт возьми, так сильно меня ненавидишь, что поверила ему?

— Ты не совсем человек чести, Габриэль.

Тот факт, что она верит ему, не зная всей правды, приводит меня в бешенство. Её слова сводят меня с ума. Гнев захлёстывает меня, и я с яростью бью кулаком по стене рядом с её головой. Она вздрагивает и отшатывается от меня, пока я продолжаю яростно молотить по стене, раздирая костяшки в кровь, оставляя кровавые следы.

— Габриэль, остановись! Ты можешь навредить себе!

Я продолжаю бить по стене, пока не выбиваюсь из сил и не падаю на колени, тяжело дыша. Её мягкая рука ложится мне на плечо.