Действовало, несмотря на все усилия ЧК, впрочем, часто «бившей вслепую», в городе белое подполье, в том числе среди одесских милиционеров. Вот что пишет историк Белого движения В. Ж. Цветков:
«В Одессе военное подполье создали офицеры, не успевшие эвакуироваться с союзными войсками. Здесь… полковником А. П. Саблиным были созданы боевые группы – „десятки“, каждая из которых получала в ведение отдельный сектор города. Диверсионная работа в Одессе проявилась в отправке неисправных орудий на фронт, порче средств связи. Согласно планам Одесского центра, поручик А. П. Марков наладил взаимодействие с восставшими немцами-колонистами Херсонского уезда. Как и во многих других городах, подпольщиков поддерживала местная милиция во главе со штабс-ротмистром Асановым (около 1500 человек). Однако руководство одесского подполья было арестовано ЧК накануне высадки белого десанта. И только благодаря милиционерам Асанова их удалось освободить»[263].
Спустя ровно два месяца после оставления Одессы Иван Клименко, который наряду с губисполкомом последние недели возглавлял городской комитет обороны, представил в Зафронтовое бюро ЦК большевиков Украины доклад о том, как произошла смена власти. Вот что он сообщил:
«В городе не было абсолютно никаких сил, так как все местные силы были оттянуты на ликвидацию поражения в Николаеве, восстановление фронта по Бугу, и значительные части были направлены против Махно на Помошную для восстановления связи Бобринская-Киев. Был в городе караул штыков в 4000, но он был ненадежен, потому что при первой панике начал разбегаться. На артиллерийских командных курсах весь командный состав разбежался. Часть курсантов этих курсов была на фронте, а часть была послана защищать подступы к Одессе со стороны десанта. Для этой цели были собраны все силы, какие только были. В городе были отряды в незначительном количестве при Чрезвычайной комиссии при Особом отделе, которые охраняли самые важные места.
В 12 часов дня 23 числа РВС Южной группы в лице Яна, Якира и т. Краевского выехал на фронт в район Вознесенска и Бирзулы.
В 7 час. вечера мы увидели признаки восстания в городе. В городе существовал подпольно добровольческий повстанческий штаб (как потом выяснилось), во главе которого стоял офицер Саблин, который имел связь с небольшим грузинским отрядом при особом отделе. Грузины заняли особый отдел, освободили белогвардейцев и под руководством офицера Саблина заняли Маразлиевскую и Канатную (улицы. – O. K.)…
В момент бомбардировки (артиллерийской, которая велась как с кораблей противника, так береговыми орудиями. – O. K.) в городе шла посадка в последний эшелон всех ответственных работников, и благодаря тому, что снаряды как раз попадали в поезд, где было ранено 12 чел., в этот эшелон много ответственных работников не попало. Причем не попали в этот эшелон комитет обороны, штаб, секретарь исполкома (М. Я. Броун-Ракитин. – O. K.) и др. ответственные тт. В районе вокзала, на площади стояли остатки артиллерийских курсов с орудиями, и благодаря бомбардировке с десанта, очень меткой, все погибло, превращено в кашу. Часть курсантов разбежалась, часть была убита»[264].
Здесь прервем сообщение Клименко и предоставим слово Владимиру Маргулиесу:
«В час дня начался обстрел города с моря. Улицы совершенно пусты. Снаряд попал в здание синагоги на Екатерининской и зажег ее, все здание в огне». Орудийная стрельба продолжалась до 8 часов вечера, после чего, по словам очевидца, наступила мертвая тишина и «полная неизвестность»[265].
«Главная защита Одессы, – писал С. М. Устинов, – артиллерия на Большом Фонтане, состоящая под командованием кадровых офицеров-артиллеристов, только ждала случая, чтобы повернуть пушки на Одессу»[266].
В связи со сказанным нужно заметить, что офицеры одесской береговой артиллерии, служившие у красных, в отличие от произведенных в командиры малограмотных в военном отношении бывших солдат и «унтеров» (вроде Михаила Капчинского на посту начальника батареи полка ОЧК), подходили к исполняемым обязанностям со знанием дела, однако на самом деле большинство из них служили не большевикам, а, наоборот, их противникам, и в этом плане со своей задачей справились более чем успешно.
Вернемся к сообщению Клименко:
«В это время штаб и комитет обороны решили уходить пешком. Некоторые ответственные работники, исполком, парком, которым нечего было делать в городе, все же в городе оставались, так как военный порядок в городе установить нельзя было, не было никаких сил и не было военных руководителей. Несмотря на то что Реввоенсовет Южной группы уехал, в городе сохранялся порядок, так как присутствие наркома, исполкома и др. ответственных тт. успокаивало.
В 12 час. ночи я со штабом, курсантами-кавалеристами пешком отправился на ст. Сортировочную. Так как мы все время находились в условиях эвакуации, комитет Обороны распорядился все материалы, относящиеся к личному составу, не представляющие особенной ценности для нас, а для врага большую ценность, сжечь. Решено было оставить только денежную отчетность. Все было свезено в исполком, запаковано, но благодаря бомбардировке, панике, материалы остались вместе с секретарем исполкома тов. Ракитиным, который не знаю что с ними сделал.
Часть милиции оказалась ненадежной, особенно резервная. В 8 час. вечера в городе осталась милиция, которую вывести нельзя было, во главе с тов. Рязановым, который зарекомендовал себя как человек честный, отчасти аполитичный – бывший правый эсер. По сведениям, полученным потом, он в точности исполнил все возложенное на него. Хотя эксцессы были в городе, но, по моему мнению, в них неповинен Рязанов»[267].
Милиция фактически взяла власть в городе на переходный период. 24 августа Маргулиес записал в своем дневнике:
«В 5 часов утра уже на ногах и на улице… Проходит какой-то отряд – очевидно, дружина по охране города. На рукавах у дружинников белые повязки. Случайно узнаю знакомого студента. Расспрашиваю его – оказывается, что еще вчера вечером вступил в исполнение обязанностей начальника милиции гласный Думы Е. В. Китников (несмотря на его принадлежность к правым эсерам, бывший поручик Китников при большевиках возглавлял один из милицейских райотделов, а ранее, в конце 1917 года, был начальником всей народной милиции Одессы. – O. K.). Отряды милиции всю ночь охраняли город. Большевиков в городе больше нет – кто успел бежать, а кто попрятался. Добровольческие отряды скоро вступят в город»[268].
Первые белогвардейские части вошли в Одессу около 9 часов утра. Вскоре в город прибыл назначенный Деникиным командующий войсками Новороссийской области, куда входила и Одесса, главноначальствующий Херсонской губернии 49-летний генерал-лейтенант Николай Николаевич Шиллинг, ранее командир 3-го корпуса. Градоначальником же был назначен один из баронов Штемпелей. Вероятно, это был 58-летний генерал-майор Николай Аркадьевич Штемпель. В 1883 году он окончил Николаевское кавалерийское училище, служил в лейб-гвардии Кирасирском Его Величества полку, а уже в Гражданскую войну – командиром 2-й бригады 6-й кавалерийской дивизии. Но это мог быть и полковник Михаил Иванович Штемпель, 1870 года рождения, формировавший в конце 1918 – начале 1919 года в Таганроге офицерские части Добровольческой армии.
Воинские части большевиков, расквартированные в городе и близлежащих окрестностях, большей частью тут же разбежались, а некоторые перешли на сторону белых. Более-менее серьезное сопротивление оказала только караульная рота ЧК, главным образом китайский взвод, который сопротивлялся до последнего, пока не был полностью уничтожен. Следователь белой контрразведки Сергей Устинов застал следующую картину: «У Чека валялись трупы китайцев, палачей Чека (как мы уже указывали, в 1919 году китайцы в Одессе „расстрельные“ функции не исполняли. – O. K.), с рассеченными казацкими шашками головами»[269]. Судмедэксперт же Жмайлович позднее вспоминал: «В первые же дни самочинными карательными отрядами было расстреляно 35 чел., трупы которых были доставлены в морг. Особенно же эти карательные отряды расправлялись с китайцами, застрявшими в Одессе. В особенности жестокая расправа постигла китайца Ват-Хай. Этот китаец находился на излечении в фабрично-заводской больнице Красного Креста, куда он поступил за полтора месяца до прихода добровольцев; 28 августа в больницу явился отряд лиц, одетых в военную форму, китаец был выволочен на двор и тут же расстрелян»[270]. Иногда «охота» на уроженцев Поднебесной приобретала просто абсурдный характер. Так, был избит некто Кукуручкин, потому что, имея лицо с выдающимися скулами, он походил на китайца[271]. Получилась ситуация, известная по анекдоту, в котором говорилось, что «бьют не по паспорту, а по морде».
