14 мая в «Известиях» было опубликовано воззвание исполкома по поводу провала «Мирного восстания». Фельдман тогда же выступил на собрании рабочих водного транспорта, состоявшемся в Городском театре, где сделал следующее заявление:
«…Случилось то, что называется позором: „Мирное восстание“ оказалось сорванным по вине рабочего класса.
В штабе „Мирного восстания“ было дано знать от рабочих Русского О-ва парох. и торг. (РОПиТ), что завод сейчас же остановится, рабочие возбуждены, т. к. их грабят. Буржуазия бросилась в рабочие кварталы и стала там прятать свое добро… Больно сознавать, что рабочие как бы вступились за буржуазию»[108].
Официальное сообщение об итогах «Мирного восстания» выглядело следующим образом:
«Ввиду провокационных выступлений контрреволюционных элементов и использования момента разными грабителями и налетчиками назначенное на вчера „Мирное восстание“… было приостановлено.
Комиссии по конфискации вещей встречены были с оружием в руках, с ножами. Их не подпускали близко к квартирам. Во многих местах были избиения членов этих комиссий. Наряду с этим на Молдаванке, на Дольнике и в других рабочих кварталах действовали преступные элементы, которые пробирались в дома и забирали что было перед их глазами, даже мебель…»[109].
Провалившемуся «Мирному восстанию» было посвящено заседание пленума Совета рабочих и крестьянских депутатов, состоявшееся 14 мая. Выступавшие на нем исполкомовские работники вели себя довольно воинственно.
Со вступительной речью выступил Иван Клименко, сменивший на посту предисполкома в начале мая Филиппа Болкуна, при котором он заведовал отделом управления:
«Товарищи, мы совершили ошибку, но это не доказывает, что мы должны отказаться от задуманного дела… К сожалению, рабочие не выдержали экзамена своей политической зрелости… Мы дали буржуазии трехдневный срок для взноса разных вещей ради того, чтобы в спешном порядке одеть и обуть наших красноармейцев.
Через несколько дней мы все же должны будем взяться за прекращенное вчера предприятие, конечно, более организовано и планомерно. И для того мы должны надлежащим образом подготовиться»[110].
А вот что сказал окрвоенком Одессы Артем Трифонович Кривошеев, бывший матрос Черноморского флота, большевик с 1918 года, а до этого, вероятно, как и Фельдман, анархист:
«…Дело в том, что мы сами еще преисполнены обывательским чувством собственности. Рабочая баба дрожит за свой лишний аршин ситца… Многие рабочие укрывали везде буржуев, есть еще у нас много лакеев, которые без барина жить не могут. Надо сделать так: если буржуй предлагает деньги за что-нибудь, забрать деньги, а самого придушить. На это у нас еще не хватает сознания»[111].
Весьма любопытной была речь заведующего информационным подотделом отдела управления, левого бундовца Абрама Мережина[112], вскоре перешедшего в компартию:
«Не только буржуазия, но рабочие, если у них есть лишнее, должны отдать для армии. Бабы подняли крик по поводу какой-то посудины, а рабочие оставляли фабрики и заводы и прибежали спасать свое имущество. Помните, товарищи, что от победы на внешнем фронте зависит не существование тех или иных свобод наших, а жизнь наша. Речь идет о фактическом существовании пролетариата (! – O. K.). В случае нашего поражения буржуазия, пережившая страхи социальной революции, нас истребит (пролетариат или советских руководителей? Сам Мережин, кстати, до революции к рабочему классу отнюдь не принадлежал, а был учителем еврейской школы и журналистом. – O. K.). Что дороже – жизнь или излишки домашней утвари?.. Я говорю от своего имени: поддерживайте Красную армию, ибо во всем этом ваше спасение»[113].
И снова выступил Фельдман, обрушившийся на одесский рабочий класс:
«…Рабочие поверили буржуазной провокации, но не поверили нам… Отовсюду начали звонить: грабят… Но когда были наведены справки (где и у кого? – O. K.), то оказалось, что никаких грабежей не было (! – О. К.). …Меня мало беспокоит неудача с реквизицией, но очень волнует несознательное отношение к делу наших рабочих…»[114]. Таким образом, суть его выступления можно выразить одной фразой: «Пролетариат, ты не прав!»
И, наконец, весьма радикальным было выступление члена исполкома, бывшего николаевского рабочего, большевика Павла Ульянова, в прошлом елисаветградского руководителя. Он предложил снова приступить к начатому делу конфискации вещей у буржуазии, а для немедленной же поддержки красноармейцев реквизировать товары из магазинов[115].
По итогам обсуждения пленум принял резолюцию, в которой срыв «Мирного восстания» объяснялся рядом технических (! – O. K.) условий, отсутствием достаточного количества необходимых для этой меры работников (по сути, известный принцип «кадры решают все»), а также недостаточно точной формулировки отдельных пунктов и инструкций (бюрократия подвела) – что эта мера применяется исключительно к имущему населению. Одновременно пленум Совета всецело одобрил приказ исполкома об обложении буржуазии необходимыми для Красной армии предметами, обязав ее в течение 3 дней представить все указанные излишки в определенные склады. Наконец, пленум заявил, что первоначально предпринятая мера изъятия всех излишков у буржуазии временно откладывается[116].
Итогом неудавшегося «Мирного восстания» стало введение вещевой повинности. Согласно приказу исполкома в связи с тем, что Красная армия нуждается в обмундировании, взять его «у буржуазии, наймиты которой и сейчас с нашими доблестными пролетарскими красными войсками»[117]. Примером перехода же к более «точечным», но не менее экстремистским действиям по изъятию излишков у буржуазии может служить, в частности, опубликованное 25 мая в одесских «Известиях» постановление главной комиссии по обложению, утвержденное президиумом исполкома:
«Объявить Б. Х. Брудерзону, обложенному в один миллион рублей, как определенному и явному спекулянту, что если он не донесет еще пятьсот шестьдесят пять тысяч рублей, то он будет расстрелян. Срок истекает в четверг (29 мая. – О. К.)»[118]. В этом постановлении несложно узнать руку все того же Фельдмана.
Подводя итог акции «Мирное восстание», нужно отметить, что проводившаяся в условиях полной неразберихи, она вылилась в самый обыкновенный грабеж средь бела дня. Многие члены рабочих комиссий пользовались проводимой акцией для личной наживы, т. е. являлись попросту обыкновенными мародерами. И, наконец, как всегда бывает в подобных случаях, под видом подобных комиссий действовали воры и налетчики – для уголовного мира наступило благодатное время.
«День мирного восстания» стал одним из главных поводов для приезда в Одессу наркома рабоче-крестьянской инспекции Украины (в прошлом участника брест-литовских переговоров, полпреда в Германии, а впоследствии видного деятеля троцкистской оппозиции, застрелившегося в 1927 году) Адольфа Абрамовича Иоффе.
Бунин написал в «Окаянных днях»: «Иоффе живет в вагоне на вокзале. Он здесь в качестве государственного ревизора. Многим одесским удивлен, возмущен, „Одесса переусердствовала“, – пожимает плечами, разводит руками, кое-что „смягчает“»[119].
