Главным доводом фундаменталистов была победа в войне Рамадана 1973 года: Бог даровал ее Египту за праведность, и потому египтяне обязаны и впредь следовать праведными путями.
«Да, да, – думал Мухаммед, – они правы», – и ему казалось, что его душа пылает любовью к Богу.
Во второй половине дня он вернулся в дом на улице Райских Дев и сидел в большой гостиной среди теток и двоюродных сестер, ожидая, пока ему подадут чай. Он чувствовал, что его по-прежнему обуревает лихорадка, сжигает смутное желание, и, вспоминая свои утренние мысли, уверял себя, что это религиозная лихорадка, желание обратиться к Богу. На самом деле это было желание, разбуженное блестящими, темными, как чернильные лужицы, глазами девушки-однокурсницы.
Если у молодых женщин такие глаза, такие каскады темных волос, спадающих на спину над соблазнительными ягодицами, – как удержать свои мысли на пути праведности и благочестия? – думал Мухаммед. Наверное, женщин действительно надо изолировать, чтобы их вызывающая сексуальность не вводила в соблазн мужчин. А от красивых женщин исходит особая опасность. Его ослепительно прекрасная мать – разве она не предала его, не бросила своего сына? Он не знал, почему Омар развелся с женой, и предпочитал об этом не думать. Но судя по зловещему молчанию, которым было окружено в семье Рашидов имя Ясмины, это могло быть что-то ужасное… Мухаммед никогда не писал матери, но письма из Калифорнии, втайне от всех, много раз перечитывал и потом плакал ночами, держа в руке ее фотографию, мечтая дотронуться до ее золотых волос и в то же время проклиная ее.
Мухаммед сидел на диване в ожидании чая и глядел на свою мачеху Налу, сидящую рядом на диване. Она родила его отцу Омару семеро детей, и один раз у нее был выкидыш. Один ребенок умер от сердечной недостаточности. Нала безропотно вынашивала, рожала и кормила детей, ублажала мужа.
«Вот такой и должна быть женщина», – подумал Мухаммед. Кузина Зейнаб принесла ему чай. Бедняжка, мать которой бесстыдно танцует перед мужчинами. Мухаммед испытывал в присутствии Зейнаб какое-то стеснение, – уж очень она походила на его мать Ясмину, которую он знал по фотографии в изголовье своей кровати. Откуда такое сходство? Правды Мухаммед не знал. И никогда не узнает, что Зейнаб – его сводная сестра.
Он пил горячий сладкий чай с ароматом мяты и с досадой чувствовал, что продолжает думать о девушке с темными глазами и пышными ягодицами. Вдруг пришло решение: завтра он сменит джинсы на белую галабею «Мусульманского братства». Это оградит его от соблазна.
Амира была в своем саду; взглянув на солнце, она решила, что все уже вернулись домой и начинают собираться в гостиной на вечернюю молитву. Она собрала срезанные травы в корзинку и направилась к дому.
Когда она проходила через бывший сад Элис, на лицо ее набежала тень печали. Здесь не осталось и следа маленького английского рая, устроенного Элис: там, где некогда чудом прижились бегонии и красные гвоздики, росли египетские белые лилии, маки и папирус. Амира семь лет неустанно горевала об Элис и Захарии, утешая себя мыслью, что судьбы обоих были предрешены еще тогда, когда родилась Ясмина, и Амира послала Ибрахима в город, чтобы он совершил акт милосердия.
Амира вышла в кухню, залитую золотым вечерним солнцем и полную вкуснейших запахов, – в очаге томилась муссака – блюдо из ягнятины, на плите брызгала маслом сковорода с жарящейся рыбой. Амира разложила свои травы, прислушиваясь к болтовне и смеху девушек и женщин, готовящихся к ужину. На сердце у нее было легко и отрадно – ей семьдесят шесть лет, она крепка и здорова, у нее восемнадцать правнуков, двое на подходе. Дети Омара – восемь человек – живут в ее доме с матерью, Налой, которая не ездит с мужем в заграничные командировки. Овдовевшая Тахья тоже теперь живет в доме бабушки – у нее шестеро детей. И правнучки от первых жен Али Рашида. Дом полон детей, и это такая радость. Они подрастают, и появляются счастливые заботы – удачно выдать замуж внучек, женить внуков. Вообще-то заботиться о замужестве дочерей должны матери, но в доме Рашидов и эта важная забота – на умме, главе рода, прародительнице.
Первая на очереди невеста – четырнадцатилетняя Асмахан, старшая дочь Тахьи. Асмахан – девушка строгих правил, она носит хаджеб, исламскую одежду, закрывая волосы, шею и плечи покрывалом. Она своенравна и безудержна, как ее бабушка Нефисса. Хорошо, что ее пылкий нрав направлен в другое русло, – Амира помнит, сколько волнений доставляли ей любовные порывы дочери. Но у Асмахан и на пути религии проявляется подчас буйная неукротимость. Однажды Амира слышала, как Асмахан кричала Зейнаб, что ее мать, танцовщицу, надо сжечь на костре.
И остальные девушки из дома Рашидов носят хаджеб и называют себя «мохаджибаат» – «женщины, носящие покрывало». В школе они отказываются сидеть рядом с мальчиками. «Таких благочестивых девушек нетрудно будет выдать замуж», – думала Амира. А вот с некоторыми из их двоюродных сестер дело обстоит не так просто. С этими эмансипированными девицами возникают проблемы. Сакинна, дочь Абделя Рахмана, в двадцать три года не замужем. Басима разведена, живет одна, а лучше бы ее с двумя детьми пристроить за хорошего человека. А Самья, дочь покойного мужа Тахьи от первой жены, такая щупленькая, что будет трудно найти ей жениха.
Хорошо бы выдать замуж Тахью, которая вдовеет уже семь лет. В тридцать пять лет она все еще красавица, жениха найти нетрудно, но сколько раз к ней ни подступалась Амира, Тахья спокойно и решительно отвечала, что будет ждать Закки. Сколько лет о нем ни слуху ни духу – а она стоит на своем. Твердит, что он вернется, – Амира в этом совсем не уверена.
Она прошла в гостиную, где члены семьи, собравшись вокруг телевизора, слушали вечерние новости. Продолжались столкновения мусульман и христиан-коптов. В Верхнем Египте в деревне, где сначала пострадали мусульмане – коптами был убит деревенский шейх, – была взорвана коптская церковь, десять человек убиты. Амира, не слушая диктора, обеспокоенно глядела на хмурого Мухаммеда, своего старшего правнука. Он повелительным жестом протянул Зейнаб пустую чашку. Молодые люди, не знавшие, что они – родные брат и сестра, были очень похожи внешне, но совершенно несходны по характеру: словно уксус и мед. Неспокойный нрав Мухаммеда внушал Амире тревогу. Она видела, какими алчными глазами он смотрит на двоюродных сестер. У мальчика на уме секс – как у отца в его годы. Амира помнит, как Омар требовал немедленно женить его. У Мухаммеда такая же горячая кровь. После того как его разлучили с матерью, мальчик рос очень нервным, – Ибрахим даже давал ему транквиллизаторы.
Надо его рано женить, чтобы половой голод не подтолкнул его к какому-нибудь неистовому поступку.
«А вот красивую, тихую и ласковую Зейнаб выдать замуж не удастся», – вздохнула про себя Амира.
Да, столько неотступных домашних забот, а зов из Аравии становится все более внятен ее душе. Она все время видит сны – воспоминания о прошлом. Она перестала видеть во сне прекрасного юношу, который кивал ей и манил к себе, – может быть, он снился ей, когда был жив, а теперь он умер? Юноша исчез, но появились новые фрагменты снов. Голос из прошлого рассказывал Амире: «Мы шли дорогой, которой пророк Мусса вывел израильтян из Египта. Мы останавливались у колодца, где он встретил свою жену…» На этом пути на караван ее матери напали работорговцы. Где же была та стоянка – может быть, возле колодца Муссы?
Новые фрагменты снова дополняли мозаику прошлого, но в ней оставались пустоты. Амира не могла вспомнить, как она очутилась в гареме на улице Жемчужного Дерева и что там с нею было. Прошлое этих лет, как и лет раннего детства, было словно заперто в комнате, ключ от которой потерян. Как его найти?
Она собиралась в Мекку семь лет назад – и не поехала, потому что умерла Элис. Потом Амира ждала известий о Захарии, которого семья усиленно разыскивала; потом в Каире случилась летняя эпидемия лихорадки, особенно опасной для детей… Следующий год сочла неблагоприятным для путешествия Кетта, астролог.
