- Ты не знаешь, что произошло в Америке, – перебил Лев.

- Могу догадаться, – настаивал Слава. – Поехал в страну, в которую не хотел ехать, переложил ответственность за своё решение на другого, даже не попытавшись адаптироваться, а когда Яков захотел прекратить, ты сделал то, что сделал. И я догадываюсь, что будет дальше.

- Вау, - выдохнул Лев, выслушав эту, как он считал, совершенно несправедливую тираду. – Удиви?

- Ты начнёшь пить.

Лев искусственно рассмеялся: это была такая глупость, что не сразу нашлись слова для её опровержения.

- Напомни, когда я уходил в запой последний раз? – не дожидаясь ответа, он с иронией заключил: – Вряд ли у тебя получится вспомнить: при тебе такого не случалось.

- С нами тоже не случалось того, что происходит теперь, – ответил Слава. – Но с тобой – случалось. И ты начинаешь повторяться.

- А когда умерла твоя сестра, ты был в затяжной депрессии и чуть не убил нашего сына таблетками – это разве не была лодка посреди шторма?

Лев понимал, что это запрещенный приём, но терять было нечего. Слава резко помрачнел.

- Ну, спасибо, что не начал меня бить и насиловать в тот раз, – едко произнёс он. – Спасибо, что сдержался.

Чувствуя, как отношения рассыпаются в крошки, Лев лихорадочно искал ту самую соломинку, способную спасти утопающего. Или не способную? Как там было в дурацкой пословице — спасся он или только пытался?

Барахтаясь в отчаянии, как в чёрной воде, он неожиданно ощутил дно под ногами, найдя кое-что получше, чем соломинка: чтобы убедить Славу, нужно мыслить, как Слава. А Слава всегда думает о детях.

- Хорошо, - проговорил Лев. – Давай разойдемся. Но мне нужен наш брак. Через три года, когда мы получим гражданство, я усыновлю детей, и после этого – можем развестись.

Через три года Мики исполнится восемнадцать, но в Канаде разрешено усыновлять совершеннолетних – Лев выяснял это, когда искал хоть какие-то плюсы в эмиграции.

Слава удивился:

- Ты планируешь оставаться в Канаде?

- Конечно, - ответил Лев, как само собой. – Я хочу участвовать в жизни детей.

- И на что ты собираешься жить, когда мы разойдемся?

Льва царапнуло его «когда». В своих мыслях он использовал: «если».

- Проституция и грабёж, - мрачно пошутил он.

Слава не оценил шутку – даже не улыбнулся. Лев ответил:

- Это мои проблемы. Я с этим разберусь.

Звучало, словно у него был план. Плана не было. Он находу выдумывал поводы не отменять свадьбу. Собирался ли он оставаться в Канаде? Говоря откровенно, он даже не собирался уходить из этого дома, он просто пытался выиграть время. Ему нужны были эти две недели до свадьбы, в течение которых он убедит Славу, что не так уж и плох: он хороший, заботливый, любящий муж, не насильник и не алкоголик. Разве что-то из этого неправда?

- Ладно, - ответил Слава.

Не веря своим ушам, Лев переспросил:

- Ладно?

- Ладно, заключим брак.

«Сработало!»

- Но ты пока придумай, куда пойдешь и как будешь жить дальше, - подсказал Слава.

- Ага.

Он обязательно придумает, как жить дальше – как жить дальше, чтобы никуда не пришлось уходить.

.

Свадьба прошла формально: костюмы, обмен кольцами, регистрация, торт, светские беседы. На женихах были одинаковые смокинги: белая рубашка, пиджак с шелковыми лацканами, камербанд, брюки с лампасами. Когда выбирали, Слава на всё отвечал: «Мне без разницы», значительно облегчая задачу Льву. Мики без перерыва хамил, считая себя оригинальным, но за две недели Лев научился не обращать внимания. Ваня оставался в приподнятом настроении, не до конца понимая, что происходит. Гости тоже не замечали подвоха.

Когда регистратор сказал, что они могут поцеловать друг друга, они действительно поцеловались – впервые с того дня. После этого, отступив, Слава едва заметно коснулся своих губ пальцами – как будто вытер. В тот момент Лев чуть не сдался.

Но не сдался. Не имело значения, что происходило на свадьбе. Главное: что будет после.

Лев попросил Пелагею разместить Мики и Ваню в отеле, где они с мужем и ребёнком остановилась в эти дни. Дети бы только мешались: сначала пришлось бы отвезти их домой, потом поехать к заливу, а где-то между этими событиями уговорить Славу на поездку.

Пройдя к машине, где его дожидался Слава, Лев сообщил:

- Пелагея предложила забрать детей на ночь, дети согласились.

Тот хмыкнул, открывая дверцу:

- Все думают, у нас будет брачная ночь. Как мило, - он сел в салон на пассажирское кресло.

Лев, прокручивая в голове отрепетированный диалог, обошёл машину и занял на место водителя. Повернулся к Славе, разглядел в темноте едва различимое лицо.

- Я хочу тебе кое-что показать.

- Что? – бесцветно отозвался Слава.

- Нужно съездить в одно место.

- Я хочу домой.

- Это недалеко.

Это была ложь – чертовски далеко, на самом деле. Но того стоило. Слава тяжело вздохнул.

- Ладно, поехали.

И они поехали: через весь Даунтаун, вдоль Кол Харбор, объезжая неблагополучный Ист-Хэйстингс по Пауэлл-стрит. Накануне Лев ездил этим маршрутом несколько раз: запоминал, чтобы добраться в темноте, и не пользоваться навигатором (по вине которого Слава тут же догадался бы, что ехать им достаточно долго). Сейчас же Слава будто бы и не замечал расстояния: полночь, пустые дороги и погруженность в мысли отвлекали его от времени.

Минуя мост Металлургов, Лев повернул в сторону бухты Дип Ков. Там, по Страткона-роуд, стояли деревянные дома на берегу залива. Чем дольше они ехали, тем больше Лев проникался видами: лес вдоль дороги напоминал загородные трассы в Новосибирске на пути к Академгородку.

Свернув с дороги, Лев остановил автомобиль под раскидистой елью – за ней прятался небольшой дом, а за домом открывался вид на залив. Лев заглушил мотор.

- И куда мы приехали? – флегматично поинтересовался Слава.

- На берегу Английского залива не сдают деревянные дома, - с досадой ответил Лев. – Поэтому мы здесь. Это Дип Ков.

- Что-то про коров?

- Нет. Коув, - повторил Лев. – Бухта.

Слава, хмыкнув, промолчал. Ямочка на его щеке появилась и снова спряталась. Накануне Лев придумал целую речь, а теперь забыл, всю, до единого слова. Тишина задавила.

- Прости меня, Слава, — вот и всё, что осталось от его речи.

Слава молчал. Лев прижался затылком к подголовнику кресла и посмотрел на велюровую обшивку потолка. Сказал, прикрыв глаза:

- Я хотел, чтобы всё было как в тот день. Ты, я и дом, который мы не можем себе позволить. Но когда-нибудь он станет нашим домом…

Слава повернул голову к окну.

- Где он?

Лев потянулся, чтобы показать:

- Вон, за елью. Видишь окна?

- Вижу. Вход не вижу.

- Он с другой стороны. Это окна во двор.

- Ясно.

Слава сел прямее, мельком глянул на Льва и опустил глаза.

- Если не хочешь здесь оставаться, вернемся домой, - проговорил Лев. – И завтра я уйду. Но я… но ты… ты бы сделал меня очень счастливым, если бы дал ещё один шанс.

На него навалилось давящее бессилие. Он уже не хватался за соломинку. Рано или поздно наступает момент, когда утопающий теряет волю к жизни и позволяет воде утянуть себя вниз.

Глухо щелкнула дверная ручка и Лев замер. Слава выходил из машины.

- Пойдем, - бросил он.

Поспешно скинув с себя ремень безопасности, Лев вышел следом и переспросил:

- В дом?

- Ага, - ответил Слава, уходя вперед.

Поверив было, что уже ничего не будет как раньше, Лев растерянно зашагал следом.

- А… А что мы будем там делать?

Слава глянул на него через левое плечо, ехидно улыбнувшись — у Льва от вида ямочки задрожали колени.

- Какой странный вопрос.

Они поравнялись, и Слава, протянув руку, взял Льва за ладонь, переплетая пальцы.

Почти 15 лет. Слава [10]

Они не стали включать свет.

Слава почувствовал облегчение, когда Лев стянул с него давящий, колючий пиджак, убрал камербанд с пояса, освободил шею от галстука-бабочки. Это была чуждая, непонятная ему одежда, схватывающая в капкан, сжимающая, как тиски. Он ненавидел рубашки, пиджаки, брюки, стягивающие куски ткани вокруг шеи – ненавидел несвободу.