–– Но Эмманюэля увел из дома секретарь Мирабо! – воскликнула я с яростью.

–– Не буду спорить. Но это и не столь важно сейчас.

–– А что важно? Что может быть важнее смерти моего мужа?!

–– Ваше будущее. Вы должны уехать.

–– О, – проговорила я, – куда же мы уедем, если повсюду наверняка творится то же самое, что и в Париже? Даже по Бретани, я уверена, бегают толпы смутьянов…

–– Я говорю об эмиграции, Сюзанна.

Я посмотрела на него сквозь слезы, не совсем понимая слова отца. Эмиграция! Это слово, кажется, означает отъезд в другую страну.

–– Неужели… неужели все настолько плохо?

–– Посудите сами, дочь моя. Во Франции ни вы, ни я не можем чувствовать себя в безопасности. Не будем же мы бегать, как зайцы, в чужом платье и прятаться в тайных убежищах? Нужно уехать и подождать за границей, когда в королевстве снова наступит порядок.

–– Черт побери! – возмутилась я. – Разве вы не можете собрать войска и покончить с этим бунтом?

Мой вопрос, в свою очередь, возмутил отца. Резко поднявшись, он буквально загремел, возвышаясь надо мной:

–– Покончить с бунтом? А как, позвольте узнать? Как с ним покончить, если бандиты без опаски льют кровь, а король запретил нам даже стрелять? Это что за война такая неравная? Правительство абсолютно бессильно. И бессильна армия. А восстание – всесильно! Вернее, его сделал таким именно король, потому что, имея силу, боялся применить ее. Как можно покончить с бунтом, если даже главнокомандующий Базенваль нынче в тюрьме, а его величество и не собирается вызволять его?! Или вы полагаете, что тюремные оковы сделают меня стройнее, а вас – румяней?

–– Барон де Базенваль в тюрьме? – пролепетала я пораженно.

–– Да, его заключили туда, по сути, друзья, чтобы спасти от расправы. Но армия Иль-де-Франса нынче обезглавлена. А маркиз де Сомбрейль, предательски сдавший бунтовщикам Дом инвалидов и позволивший им вынести оттуда все оружие, – на своем месте и на свободе. Король и не собирается призывать его к ответу!

–– Вы в который раз презрительно отзываетесь об его величестве, – проговорила я неодобрительно. – Конечно, он особо ничего не делает…

–– Да он просто спит! По крайней мере, такое создается впечатление. Он предал в руки убийц Фуллона, своего первого министра! Чего еще мне ждать? Король так низко кланялся своим врагам, что с его головы уже слетела корона. Возможно, его самого вскоре убьют.

–– Пресвятая Дева! Как вы можете даже предполагать такое?

–– Это вполне возможно, – резко бросил отец. – Убили же Генриха Третьего. И Генриха Четвертого. Людовик, как и они, не бессмертен. Кто-то уже палил по нему из пистолета во время его недавней, отнюдь не триумфальной поездки в Париж. И если Орлеаны хотят захватить трон, убийство Людовика – это первое, на что они должны быть нацелены. Во всеобщем хаосе легко убить даже короля…

Маршал рассказал мне поразительные вещи, о которых я, сидя в доме на Вишневой улице, и не подозревала. Оказывается, неделю назад, когда еще не остыли камни разгромленной Бастилии и не высохла кровь Флесселя и де Лонэ, король по требованию «парижан» (имелась в виду новая власть в лице Лафайета, главы новосозданной Национальной гвардии, и старика Байи, нового мэра столицы) приехал в Ратушу, принял из рук Байи революционную кокарду – наподобие той, что раздавали на моих глазах в Пале Рояль, только не зеленую, а трехцветную, символ лакеев герцога Орлеанского. Он согласился со всем, что было сделано вПариже в эти дни, утвердил новые власти и никого не призвал к ответу за кровопролитие.

–– В благодарность за это, не побоюсь сказать, предательство кто-то стрелял в него, когда он был в карете. Пуля прошла совсем рядом с головой и застряла в обшивке… – Отец усмехнулся. – Кто знает, может, эта пуля, будь она пущена более меткой рукой, многое изменила бы.

–– Замолчите! Вы должны сочувствовать королю, а вы злорадствуете! И не предательство это вовсе, а…

–– … а глупость? Вы это хотите сказать? О святой Бенуа! Что же за радость иметь глупого короля? Повторяю, дочь моя: все дело было за ним. Я присутствовал на последнем совете в Марли и знаю, как все принцы крови уговаривали его, склоняли к решительному шагу! Даже Талейран, этот довольно-таки гнусный епископ Отенский, забеспокоился о судьбе королевства и изощрялся в красноречии, пытаясь убедить короля быть решительным. Однако в самую последнюю минуту король отказался от всех разумных и решительных мер!

–– А что вы ему предлагали? – спросила я довольно безучастно.

–– Стоило всего лишь арестовать десяток смутьянов, в первую очередь – герцога Орлеанского и Мирабо. А Генеральные штаты пинком под зад выгнать из Версаля в Компьень! У нас были на это силы. Но Людовик из всех предложенных ему разумных мер выбрал собственную – идиотскую. Приказал отвести наши войска и отправился на поклон к врагам! На этом все кончено, Сюзанна, король покрыл себя позором, он не желает защищаться, и мы должны позаботиться хотя бы о себе.

–– Бросив монархию на произвол судьбы?

–– Что же нам сейчас остается? Или вы не видели, что случилось с Эмманюэлем?

–– Но эмиграция – это же трусость....

–– Эмиграция – это единственное разумное решение в ситуации, когда из тебя делают мишень. Принцы и я и за границей останемся верными монархии. Я верю, что наступит момент, когда король одумается и призовет нас. А может быть, мы сами приведем во Францию аристократическую армию и покончим с бунтом. Для этого будет достаточно трех месяцев – при условии, что нас поддержат иностранные государи.

–– Принцы? – переспросила я. – О каких именно принцах вы говорите?

–– О тех, что уже эмигрировали.

–– Но кто же это, кто? Я ничего не знала!

–– Уехали граф д’Артуа с женой и детьми. В его защиту могу сказать, что его отъезд был следствием прямого приказа короля. Людовик, по-видимому, в глубине души понимает всю опасность своего положения, поэтому негласно возложил на младшего брата право представлять его за границей. А в случае чего – и продолжить династию, ведь д’Артуа – единственный среди трех братьев, кого Бог благословил детьми.

Я ничего не ответила. В то, что принц крови, мой бывший любовник, уехал не из трусости, я вполне верила. Несмотря на всю свою ветреность, он порой мог удивить окружающих твердостью нрава. Скажем, когда умирал от оспы его дед, Людовик XV, и Версаль опустел, охваченный страхом перед смертельной болезнью, юный принц был единственным, кто посетил венценосного старика. Умирающего, дурно пахнущего короля тогда окружали только самоотверженные монахи капуцины. Они же и провели для него последний обряд Причащения Святых Тайн. Каково же было их изумление, когда в опустевших темных королевских покоях они увидели тонкий силуэт 16-летнего юноши и узнали в нем внука короля. Юный граф д’Артуа смело подошел к деду и без всякого страха смерти поднес к губам его покрытую язвами руку… И, кстати говоря, продемонстрировав такое мужество и почтение к предку, он вовсе не заразился!

Отец продолжал:

–– Уехали так же принц Конде с сыном и внуком, их друзья и фаворитки. Семейство Полиньяков – Жюль, Габриэль, Диана – уехало самым первым. Да и граф де Водрейль с семьей…

–– Все мужчины уезжают! – вспылила я. – Они, похоже, совсем забыли о том, что у них есть шпаги, что они могут сражаться!

–– А вы забыли о том, что вашей жизни угрожает нешуточная опасность, что у вас есть сын, на котором тоже лежит печать аристократизма и которого чернь не пощадит!

Я вздрогнула, словно от укуса. Жанно! Разве способны те люди, что побывали здесь недавно, что убили Эмманюэля, пощадить моего ребенка?!

–– Послушайте, Сюзанна. Я доставлю тело вашего мужа в Пикардию и вернусь. Вы откажетесь от должности статс-дамы и попросите прощения у королевы. Она будет огорчена, но поймет вас. Я улажу по возможности финансовые дела, какую-то часть нашей недвижимости переведу в деньги, и мы уедем в Турин, к его величеству королю Сардинии… Вы наполовину итальянка, вам приятно будет побывать в тех краях. Впрочем, я уверен, что мы скоро вернемся.