Теперь же я, сидя в этом разваливающемся автобусе, катящемся по разбитой дороге в никуда, ехала не только вдаль от цивилизации, но и всё дальше от своей прежней жизни.

Автобус остановился, въехав в большое село, выпуская всех моих спутников наружу. Я осталась сидеть неподвижно, мне еще ехать около 10 километров.

Водитель недовольно покосился на меня, видимо в глубине души тешил себя надеждой, что я выйду здесь и ему не придется делать крюк в 20 км. Но жизнь ему облегчать я не собиралась, мне ее тоже легкой никто не делал.

Постояв минут пятнадцать, автобус наконец тронулся с места, с трудом набирая скорость на неровной дороге. За окном тусклые лучи заходящего солнца постепенно угасали, уступая место мрачным, тяжелеющим тучам, которые нависали всё ниже над лесом, как будто собирались вот-вот обрушиться на нас. Водитель напряжённо вглядывался в дорогу, и его взгляд всё чаще метался к небу, где темно-серые облака сгущались всё сильнее. С каждым мигом становилось понятнее: дождь — вопрос времени. И вот первые крупные капли начали падать на лобовое стекло, оставляя длинные, кривые разводы.

Автобус внезапно резко затормозил, подбросив меня вперёд. Двери с глухим лязгом открылись, и я с удивлением услышала хриплый голос водителя:

— Всё, приехали, выметайся, — прошамкал он, не оборачиваясь.

— Что? — я не поверила своим ушам.

— Всё, — раздражённо повторил он, — говорю, приехали.

— В смысле? До Бобков ещё километров пять, как минимум! — я с трудом сдержала возмущение, пытаясь осознать происходящее.

— Я дальше не поеду, — буркнул он, потирая шершавой рукой руль. — Если дождь пойдёт, я тут застряну до утра, а мне ещё в обратный рейс идти.

Он помолчал, вновь бросив быстрый взгляд на лобовое стекло, где капли уже начали сливаться в сплошные потоки. Ситуация становилась всё абсурднее.

— Вообще-то я заплатила за всю поездку, — прошипела сквозь зубы, понимая, что вряд ли что-то докажу.

— Выметайся, кому сказал, пока я тебя сам не выкинул!

— Бля, узнаю родные края, — обреченно вздохнула я, снимая с полки свой немудреный багаж и выпрыгивая на гравийку, где мои ноги тут же поскользнулись в размешанной грязи. Почти потеряв равновесие, я судорожно взмахнула руками, пытаясь удержаться на ногах, и чудом не упала. Водитель, явно не собираясь ни помогать, ни о чём сожалеть, захлопнул двери автобуса прямо перед моим лицом. Мотор взревел, и он резко дал задний ход, едва не окатив меня грязной жижей из-под колёс.

— Уёбок! — срываясь, выкрикнула я в спину удаляющемуся автобусу, чувствуя, как волна злости и бессилия накрыла с головой.

Дождь, хоть и не сильный, моментально промочил мою одежду, заставив прилипнуть мокрые волосы к лицу. Ощущение, что вся эта ситуация — какой-то дурной сон, только усиливалось с каждым шагом. Вода стекала по куртке, сумка норовила соскользнуть с плеча, а чемоданчик, промокший насквозь, казался тяжелее в два раза. Я материлась самыми последними словами, тихо, но от души, перекинув спортивную сумку через плечо и крепче сжав в руке ручку чемодана. Дорога, казавшаяся уже и так адской, становилась настоящим испытанием: скользкая, размешанная до состояния болота глина буквально засасывала мои ботинки.

Каждый шаг требовал максимальной концентрации, ноги скользили и подкашивались, как будто земля подо мной специально пыталась сбить меня с толку. Я понимала, что если упаду, то это будет полная катастрофа — всё моё содержимое окажется в этой грязи, а сама я буду сидеть в луже и проклинать день, когда решила сесть на этот проклятый автобус.

"Надо было остаться в том селе," — я продолжала ругать себя за эту городскую беспечность. В голове вспыхивали мысли: «Подумаешь, какая разница? Сошла бы там, переночевала, утром бы пошла в деревню… а вместо этого я теперь здесь, одна, на безлюдной дороге, идущая по грязи, в никуда». Холодок промозглого ветра, тянувшегося с леса, пробирался сквозь насквозь мокрую одежду, вызывая дрожь и ещё большее чувство одиночества.

Горький привкус реальности смешивался с дождём, и я чувствовала, что сбежать от этой ситуации просто так не выйдет. Как бы я ни мечтала о сигарете или рюмке чего-нибудь крепкого, это не могло помочь. Оставалось только идти, шаг за шагом, в надежде, что впереди меня всё-таки ждёт хотя бы кров и сухие вещи.

Жутко хотелось заплакать, может даже повыть. Я глянула на небо, затянутое тучами и передумала — луны все равно нет — толку-то от моего воя.

Внезапный шум колес разорвал тишину, заставив меня резко обернуться. Я даже не успела толком понять, что происходит, когда старая, ржавая "девятка", лишённая одной фары, пронеслась мимо, окатив меня волной холодной, грязной воды. Я едва успела вскрикнуть и отскочить в сторону, но было уже поздно: нога подвернулась, и я с размаху упала на землю. Хорошо хоть, что попала в траву, что густо росла на обочине, а не в глиняную кашу на дороге.

Сидя на мокрой траве, чувствуя, как холод и грязь пропитывают одежду ещё больше, я потерла подвернутую ногу, сдерживая рвущиеся наружу слёзы. Это был тот момент, когда мир словно издевался надо мной.

Но самое плохое было то, что девятка затормозила и медленно двинулась в моем направлении задним ходом.

— Эй, подруга, — высунулось из окна лицо молодого парня с наглой усмешкой, — прокатимся с ветерком.

— Езжай куда ехал! — огрызнулась я, пытаясь подняться на ноги. Спину тут же прострелило жгучей болью.

— Ах ты, шалава городская! — парень внезапно высунулся в окно и… ударил меня по голове недопитой бутылкой с пивом.

Боль была резкой, оглушающей, мир перед глазами затрясся, и всё потемнело. На миг показалось, что это какой-то страшный сон, что всё это не может происходить на самом деле. Я опустилась на колени, касаясь головы рукой, чувствуя липкую жидкость — кровь смешивалась с пивом. Гулкий звон в ушах не давал сосредоточиться, и мир казался чужим, как будто он окончательно потерял свои границы.

Это была не я. Это не могло происходить со мной.

— Эй, ты что творишь? — зашипел на спутника водитель, — она ж тут сдохнет, потом отвечай за шаболду.

— Так давай с собой возьмем и где-нить выбросим.

— Да ну ее на хер, — махнул рукой водитель, вдавливая педаль газа и снова окатывая меня грязью.

Девятка умчалась в ночь, оставив меня прямо на обочине с подвернутой ногой и залитыми кровью глазами.

Блядь! Блядь! Блядь! Влипла по самые гланды!

Я обтерла рукой лицо, чувствуя, как шумит в ушах. Попыталась подняться, но тут же тяжело осела в мокрую траву, и от столкновения с землёй боль в спине снова прострелила всё тело.

Оставшиеся силы будто вытекли из меня вместе с кровью. Сердце забилось быстрее, а в голове вдруг разом пронеслись все самые страшные мысли. Панический ужас нахлынул волной. Я огляделась, но кругом была только тьма, которую резал дождь. Понимание того, что здесь, на этой богом забытой дороге, я и загнусь, захватило меня целиком. Каждая попытка встать приводила к одному результату — мне становилось все хуже.

Я упала теперь уже на спину, ощущая потоки воды на своем лице. Мысли начали путаться. Образы прошлого — мои ошибки, разрушенная карьера, несбывшиеся мечты — все это всплывало в голове, накладываясь на настоящую, жуткую реальность. И вместе с этим шло осознание: если я останусь здесь, на этой грязной, безлюдной дороге, если мне не удастся подняться, меня просто найдут утром — окоченевшую, мокрую, с пробитой головой, лежащую в луже, как безымянное тело, которому никто не захочет сочувствовать.

Я закрыла глаза, дрожа от холода и страха, чувствуя, как силы покидают меня, но неожиданно что-то изменилось. Сквозь шум дождя, едва уловимый, на самой грани восприятия, послышался странный шорох. Он доносился со стороны леса — тихий, настораживающий, как будто кто-то или что-то осторожно пробиралось между деревьями.

Я открыла глаза, но темнота была густой и непроницаемой, только мокрые силуэты деревьев вырисовывались вдали. Шорох усиливался, казалось, что он приближается, хотя я не видела ничего, что могло бы его издавать. В животе сжалось от страха, кровь застыла в жилах. Сердце билось как сумасшедшее. Я пыталась вглядеться в тьму, но лишь ещё больше терялась в ночной завесе.