Её слёзы, полные страха и стресса, растопили даже моё сердце. Сколько бы я ни злилась на ситуацию, я не могла не понять её состояние. Она пережила настоящий ужас. Какое уж тут быстрое успокоение?
Но за этим ужасом последовало другое — Даниил, всё тот же сдержанный и уверенный, повернулся ко мне, узнав меня в тот же миг, хоть раньше мы всего лишь пересекались в коридоре и на совещаниях, и холодно произнёс:
— Пишите заявления на увольнение, — лишая работы сразу и в своей компании, и здесь — на ипподроме.
Он сказал это тоном, который не оставлял места для возражений. Не приказ, но именно то, что нельзя было проигнорировать.
Я стояла там, оцепенев, ощущая, как внутри всё кипит от ярости и несправедливости. Моя лошадь ни в чём не виновата. Дейв испугался, потому что его загнали в ситуацию, к которой он не был готов. И я… я не заслужила этого, я не могла так просто уйти.
Но этот взгляд. Этот голос. Я почувствовала, как моя уверенность сдувается, как воздух из проколотого шара. Слова замерли на кончике языка, и я не смогла вымолвить ни звука.
Сломанная, вышла из клуба, чувствуя, как мир рушится у меня под ногами. Я помню, как к горлу подступил ком, как горячие слёзы застыли на ресницах, но так и не упали. Не тогда, не перед этими людьми.
После. Я буду плакать после, прижавшись лицом к мощной шее моего вороного друга — прощаясь с ним, с собственными мечтами и, возможно, с частью себя. Но не здесь. Не перед этой обабившейся, визгливой клушей, не перед её капризной дочуркой и, главное, не перед ним.
Я выпрямила спину, стиснула зубы и ушла, не оглянувшись ни разу.
Через три дня позвонила Зоя и сказала, что меня искала Кира. С отцом.
Понятия не имела, что им было нужно, но на ипподром приехала, справедливо полагая, что ударить сильнее эта семейка меня уже не сможет.
И тем неожиданнее для меня были извинения.
Кира стояла передо мной, глядя в землю. Её плечи были напряжены, словно она готовилась услышать от меня упрёки. Голос девочки был тихим, дрожащим, и она даже не пыталась поднять на меня свои глаза — такие карие, такие похожие на отцовские.
— Простите меня, — произнесла она, будто через силу, но в её словах слышалась искренность. — Это была моя вина. Дейв ни при чём. И вы… вы тоже. Спасибо вам…. за то, что спасли….
Даниил стоял рядом, молчаливый, спокойный, держа руку на плече дочери. Его присутствие было ощутимым, весомым.
Он не сказал ни слова, но его взгляд… он заставил меня сжаться внутри. Этот взгляд был холодным, пронизывающим, но в то же время в нём читалась какая-то странная смесь уважения и ожидания.
— Это был хороший урок…. Для нас обеих, — тихо ответила я девочке. — И надеюсь мы обе его усвоили, Кира. Я не сержусь, но ты всегда должна соизмерять свои желания и возможности — иначе беды не избежать.
Девочка подняла на меня глаза, полные слез.
Я улыбнулась ей и строго велела идти на дальнейшие занятия.
Когда она убежала, хотела уйти и сама, чувствуя себя неуютно под пристальным взглядом карих глаз. Но Даниил остановил меня.
— Алина, — его голос был низким, спокойным, но в нём чувствовалась какая-то стальная нотка. — Произошло недоразумение. Я тоже приношу извинения и надеюсь, что в понедельник вы вернётесь к работе в компании.
Я замерла, уставившись на него. Это было неожиданно. И в то же время… раздражающе.
Что-то во мне взорвалось. Может, это была злость, которую я сдерживала все эти дни. А может, неуверенность перед ним — таким спокойным, таким уверенным в своей правоте.
Но, круто развернувшись на каблуках и глядя ему прямо в глаза, я ответила зло, по-хамски:
— С самодурами я работать больше не стану!
Его глаза чуть прищурились, но он не отреагировал на мою дерзость так, как я ожидала. Никакого возмущения, никакой вспышки гнева. Только лёгкая усмешка, которая почему-то заставила меня почувствовать себя ещё более раздражённой.
— Самодур, говорите? — спросил он тихо, но в его тоне слышался вызов.
— Именно, — я держала его взгляд, даже когда внутри всё дрожало.
Даниил сделал шаг ближе, но вместо устрашающей силы в его движении было что-то… притягательное.
— Хорошо, — произнёс он, его голос был всё таким же ровным, но в нём чувствовалось что-то, что я не могла разобрать. — Тогда, может, вы расскажете мне, как с вами работать?
Я растерялась. Его ответ выбил меня из колеи.
— А зачем вам это? — вырвалось у меня, и в голосе прозвучала искренняя озадаченность.
Даниил усмехнулся, и эта усмешка была почти тёплой.
— Потому что, Алина, таких, как вы, я не отпускаю.
Я закрыла глаза, откидываясь на мягкую спинку кресла и позволяя теплу от камина течь от моих ног по всему телу. Зоя, отлично зная меня, не мешала моим мыслям и воспоминаниям. Обладая удивительной интуицией и своей странной, подчас не понятной мне логикой и мудростью, она всегда знала, когда можно подшутить, съязвить, а когда просто оставить меня в полной тишине.
Он не оставил меня, как и обещал. Заставил вернуться, заставил работать на пределе сил, бросив на один из самых важных и сложных проектов — Миланский конкурс.
Сначала это был вызов, проверка, а после… я и сама уже не знала. Его глаза находили меня везде, где бы я не была. Его легкие, незаметные, словно бы случайные прикосновения говорили больше чем слова. И уезжая в Милан, я точно знала, что там произойдет. Хотела этого не меньше его.
Чувствовала ли я сожаления в отношении его жены?
Ни на секунду. Эта женщина не вызывала во мне ничего, кроме презрения и жалости. Я ничем не обязана была ей или ее детям, во мне жил долг только по отношению к тем, кого я любила по-настоящему. А эта безликая женщина, чьего лица я даже не помнила, была для меня никем и ничем. Она не удержала, а я — не упустила. Жизнь.
Телефонный звонок прервал мою уютную дрему у камина.
Потягиваясь и разминая чуть затекшую шею, я потянулась к телефону, с удивлением замечая, что звонит Дани.
Зачем? Он планировал сегодняшний день провести дома, о чем предупредил меня заранее.
— Да, Дани, — ответила я на вызов, отмечая краем глаза, как навострила ушки Зоя.
— Лин, привет, — голос его был спокойным, чуть ниже обычного, будто он был чем-то утомлён или задумчив. — Ты на ипподроме?
— Да, — подтвердила я, пытаясь уловить в его тоне что-то необычное. — Разминаю Дейва. А что?
Он помолчал, словно что-то обдумывая, а потом просто ответил.
— Все равно завтра-послезавтра узнаешь. Я развожусь, Алина.
6. Алина
В первое мгновение мне послышалось, что я ослышалась.
— Прости… что? — переспросила я, пытаясь откашляться и собрать мысли в кучу.
— Вчера я ушёл из дома, — повторил он, на этот раз чуть медленнее, словно давал мне время переварить информацию.
Я почувствовала, как сердце гулко стучит в груди, а пальцы слегка дрожат, сжимая телефон.
Ну просто супер! Что еще сказать!
— Алин… — тихо напомнил о себе Даниил.
— Я… не знаю, что сказать, — честно призналась я, чувствуя, как мои пальцы судорожно сжимают подлокотник кресла. Глаза Зои впились в меня, полные тревоги и немого вопроса.
— Даниил… — начала я, не зная, как завершить эту мысль.
— Я понял, — сухо ответил он, в его голосе скользнула тень разочарования. — Прости, что дернул тебя в законный выходной. Увидимся на работе.
— Да, — выдохнула я, с облегчением, что он не стал настаивать или требовать немедленной реакции. — Увидимся. На работе.
Он повесил трубку, а я положила телефон на колени, чувствуя, как волна напряжения начинает медленно отпускать.
— Лин, что такое? — подруга ощутимо тряхнула меня за плечо.
— Полный пиздец, Зоя, — я подняла на нее глаза, — он ушел от жены. Подал на развод!
— Охренеть! — только и отозвалась она, падая на диван. — Вот те бля…. Не уходят от жены, да, Лин?
— Сама в ахуе…. Боже, Зоя, я такого не планировала! Одно дело быть любовницей, свободной, как ветер в поле, а сейчас… я не знаю, Зой!