— Так, выдыхай, бобер! О чем вы в Милане говорили?

— Да мы вообще не говорили! — закричала я, — мы трахались как кролики! После награждения у нас словно крышу сорвало. Я даже не помню, кто первый начал! Он меня поцеловал или я — его, даже не помню! Это случилось, потом мы оказались в номере, где провели всю ночь! Ну шутили, смеялись, радовались победе, для нас второе место — уже победа! Утром собрались и поехали в аэропорт! Там держали дистанцию — все-таки общественное место и куча коллег. В самолете он сказал, что поедет домой и что завтра, ну то есть сегодня, у нас выходной, который он проведет дома. Все!

Зоя вскинула брови, внимательно глядя на меня, и её лицо то и дело меняло выражение — от удивления до откровенного шока.

— Подожди… — она подняла руки, словно пытаясь остановить поток моих слов. — Так ты хочешь сказать, что за всю поездку, кроме вашего… ну, «празднования», никаких серьёзных разговоров не было?

— Да! — я всплеснула руками, чувствуя, как внутри всё кипит. — Мы вообще не говорили об этом! Не планировали, не обсуждали. Ничего!

Зоя уставилась на меня, её чёрные глаза сузились, словно она пыталась понять, что происходит у меня в голове.

— Лин, ты понимаешь, что он, похоже, всё это время планировал? — спросила она медленно, выделяя каждое слово.

— Планировал? — я рассмеялась, но смех был нервным, рваным. — Зоя, ты думаешь, он это заранее задумал? Да мы… мы просто жили в моменте, понимаешь? Радовались победе, друг другу. Никаких серьёзных разговоров! Никаких обещаний! Ничего! Я ничего у него не просила, ничего не требовала! Да, знала, что нравлюсь, видела это…. Да, бля, 90 процентов мужиков с его статусом и положением имеет любовниц! Я не первая и не последняя. А носки и трусы ему пусть жена стирает! Я планировал получить свои дивиденды в виде протекции и возможно Дейва на Новый год, но ничего более! Зачем мне вообще этот геморрой! А если эта клуша еще и скандалить начнет? А ее деточки? Мало мне этой капризной мартышки Киры, так еще и великовозрастный остолоп начнет права качать? Что мне с этим делать? — меня начинало трясти все сильнее и сильнее.

— Лин, — вдруг расхохоталась Зоя, кутаясь в свою шаль, — ты хоть понимаешь, что разносишь к херам все стереотипы о любовницах? Эти клуши ведь искренне полагают, что такие как мы спим и видим как их родненького под крылышко забрать и денежки его к рукам прибрать? А ты сейчас, вместо того, чтобы от счастья скакать, кругами бегаешь и материшься, словно тебе в руки гранату сунули!

— Да это граната и есть! Мне-то теперь что делать? И теперь я должна быть этой… как там их называют… новой мамочкой? Стирать носки? Убирать за ним? Ладить с его детьми? А если не захочу? Что тогда? Работу менять? Из города уезжать? Бля… — я закрыла лицо руками, — три года охуенной работы — и все псу под хвост, только потому что одна амеба своего мужика рядом удержать не смогла! Это прикинь, Зой, как нужно было мужику остопиздеть, чтобы он после ночи с молодой девкой на развод подал?

— Может ты дала как-то…. в позе лотоса или…

— Да ладно тебе: классическая миссионерская! Ну парочка еще… ничего сверхъестественного. Блин…. Приехали. Ты хоть представляешь, что сейчас начнется? Скандалы, разборки…. Дележка имущества… блядь! — я помассировала виски, — они ведь и компанию начнут делить…. Пиздец, Зой! Столько труда, столько сил, столько таланта…

— Слушай, ну может по-хорошему разойдутся, — подруга задела меня за плечо, — взрослые же люди. Да и дети — не малыши. Дани твой не производит впечатления сволочного мужика, даст ей хорошие отступные.

— Там проблема не в ней, а в его сыночке-корзиночке… — выдохнула я, чувствуя, как тяжесть этих мыслей ложится на мои плечи.

Зоя приподняла бровь, явно заинтересовавшись.

— Борис, да? — уточнила она, облокотившись на спинку дивана. — Я видела его пару раз. Вроде ничего парень, или я ошибаюсь?

Я фыркнула, не сдерживая раздражения.

— Ничего парень? — передразнила я, закатив глаза. — Знаешь, почему его Дани на пушечный выстрел к компании никогда не подпускал и даже не хотел на практику устроить?

— Просвети….

— Зой, там сильно продуманный мальчик, который сам из себя ничего не представляет, а вот на папино имущество смотрит как на свое собственное. Таланта — ноль, держится в университете только из-за своей фамилии. Его даже на практику брать никто не хочет, потому что абсолютная бездарность. Зато когда в компанию заходит — сразу такого большого начальника строить начинает. Девчонки наши из отдела секретариата от него ревут постоянно. Ни идей, ни понимания, как работает бизнес. Только одно: «Я Сокольский, значит, мне всё можно». И ведь что самое ужасное — он искренне верит, что всё это ему по праву принадлежит! Амебой-матерью крутит как хочет… маменькин сынуля…. Твою мать… А теперь и повод есть на отца войной пойти…

— А Кира? — тихо спросила Зоя.

— Кира…. Она другая. Капризная — да, но стержень в ней есть. Только мамаша распустила ее донельзя. А сейчас, боюсь, еще и против Дани настроит…. Знаешь, Зой…. Бизнес может устоять перед внешними бурями, но как дерево, может сгнить изнутри…. Много ли для этого надо…. — я закрыла лицо руками.

— Слушай, Лин, ты так психуешь, словно это твоя компания, — усмехнулась Зоя, — или что, все-таки подумываешь?

— О чем? Блин, Зой! Там ведь и моя работа тоже есть. За три года мы выпустили 8 коллекций, из которых моих — три! И индивидуальных заказов сколько! Я только у Сокольского расти по-настоящему начала, экспериментировать…. Знаешь, что мне говорили на прошлой работе: твои идеи слишком смелые! Слишком… дорогие! Слишком новаторские! Постоянное «Слишком!»

Зоя внимательно смотрела на меня, её насмешливое выражение сменилось более серьёзным. Она допила остатки кофе, поставила кружку на стол и скрестила руки на груди.

— Лин, послушай, — начала она, её голос был мягким, но настойчивым. — Ты права, там и твоя работа, и твоё будущее. И да, может, сейчас всё выглядит, как будто это буря, которая затронет всех. Но давай по-честному: ты ведь уже прошла через подобное. Эти «слишком» тебя не остановили раньше, и не остановят сейчас.

Я устало вздохнула, чувствуя, как её слова проникают в моё сознание, но пока не приносят облегчения.

— Зоя, дело не в том, чтобы остановиться, — проговорила я, глядя в огонь. — А в том, чтобы не потерять то, что я строила эти три года. Я вложила в эти коллекции всё: свою энергию, время, идеи. У Дани я впервые почувствовала, что мои «слишком» — это не недостаток, а сила. А теперь что? Сын начнёт качать права, жена устроит скандал, и я просто окажусь между двух огней?

— И ты боишься, что всё, что ты создала, разрушится? — Зоя прищурилась, её взгляд был внимательным, почти изучающим.

— Да, боюсь! — я всплеснула руками, чувствуя, как раздражение снова захлёстывает. — Я боюсь, что всё пойдёт коту под хвост из-за этого развода. Я боюсь, что меня втянут в этот хаос, и я потеряю то, ради чего так старалась. Не говоря уж о том, кого сделают виноватой во всей этой ерунде. У нас, знаешь ли, принято любовниц во всех бедах обвинять. А то, что ты, бля, всю жизнь на жопе сидишь, ничего из себя не представляешь и из достижений только рождение детей — это, знаешь ли, никто из этих идиоток понять не может. Не доходит до них, что мужику не только это надо! Ты бы глаза Дани видела, когда он работает! И когда эскизы обсуждает, и когда переговоры ведет и даже тогда, когда финансовые отчеты проверяет! А когда у него сложности…. Его глаза об этом говорят, даже если сам молчит.

Зоя молча слушала мой эмоциональный поток, её лицо оставалось спокойным, но в глазах читался интерес. Она отложила свою кружку и наклонилась вперёд, сцепив пальцы.

— Лин, — начала она, её голос был тихим, но твёрдым, — давай разберёмся. Во-первых, ты не обязана никому ничего доказывать. Ни его жене, ни детям, ни обществу, которое с удовольствием взвалит всю вину на тебя. Если кто-то думает, что ты разрушила их «идеальную» жизнь, это их проблема, не твоя.