Захар Петрович встал, слегка покраснев:

— Так это… система у нас новая, товарищ Сталин. Молодой инженер Светлов придумал, как печь автоматикой управлять. А я только присмотрелся к процессу и понял — можно температуру точнее держать. Вот и вышло за смену не три плавки, а пять.

— Пять плавок? — Сталин поднял брови. — Товарищ Орджоникидзе, это правда?

— Чистая правда, товарищ Сталин, — кивнул Серго. — Более того, этот метод уже внедряют на других заводах.

— А вы, товарищ Доброгост, — Сталин перевел взгляд на шахтера, — говорят, за одну смену подняли столько угля, сколько раньше давали за три?

— Так точно, товарищ Сталин, — басом отозвался Прокоп. — Дело в том, что я по-новому организовал работу. Расставил крепления иначе, придумал, как отбойным молотком эффективнее действовать. Да и ребята в бригаде толковые подобрались.

— Сколько точно тонн? — поинтересовался Орджоникидзе.

— Сто двадцать семь за смену, товарищ нарком.

В кабинете повисла тишина.

— Товарищи, — Сталин поднялся из-за стола, — вот они, наши маяки! Товарищ Колесов в металлургии, товарищ Доброгост в угледобыче… Они показывают, на что способен советский рабочий класс. Предлагаю создать специальное движение передовиков производства. Пусть их опыт станет достоянием всех!

Он прошелся по кабинету, попыхивая трубкой. Остановился у карты:

— Знаете, товарищи, что меня больше всего впечатляет? Не просто рекорды, а система. Товарищ Колесов в металлургии нашел способ увеличить число плавок. Товарищ Доброгост в шахте разработал новый метод добычи. И все это не случайно, а благодаря правильной организации труда.

Он повернулся к Орджоникидзе:

— Серго, помнишь наш разговор о научной организации производства?

— Конечно, товарищ Сталин. Институт Гастева уже готовит методики.

— Вот! — Сталин поднял палец. — А теперь у нас есть живой пример. Товарищ Колесов, расскажите подробнее, как вы достигли такой выработки?

Захар Петрович встал:

— Понимаете, товарищ Сталин, тут все вместе сложилось. И автоматика молодого Светлова, и опыт старых мастеров, и новая организация работы. Мы весь процесс разбили на операции, засекли время, убрали лишние движения. Теперь каждый точно знает свой маневр.

— А вы, товарищ Доброгост?

— У нас в забое то же самое, — прогудел шахтер. — Раньше как было? Каждый сам по себе. А мы создали бригаду, разделили обязанности. Один крепит, другой рубит, третий откатывает. И что лучше всего, мы придумали, как отбойным молотком работать в два приема, чтоб сил меньше тратить.

Сталин кивнул:

— Вот оно что… Товарищ Краснов, это ведь ваша система?

— Так точно. Мы внедрили методы Гастева, добавили автоматизацию, организовали обучение.

— И результат налицо! — Сталин снова подошел к столу. — Товарищ Орджоникидзе, готовьте постановление. Создадим движение передовиков производства. Пусть товарищи Колесов и Доброгост возглавят его в своих отраслях.

Он сделал паузу:

— Но главное — не просто рекорды. Главное — распространить этот опыт на все заводы, на все шахты. Создадим специальные курсы. Организуем обмен опытом. Пусть каждый рабочий видит: вот они, настоящие герои нашего времени!

— А как назовем движение, товарищ Сталин? — спросил Куйбышев.

— Пока рано говорить. Пусть народ сам придумает имя. Важнее другое — создать систему. Товарищ Краснов, вы ведь поможете с организацией?

— Конечно. У нас уже есть наработки. Можно создать специальные школы передового опыта.

— Правильно! — Сталин оживился. — И еще надо показать все преимущества. Товарищ Колесов, сколько вы сейчас зарабатываете?

— Около ста двадцати рублей в месяц, товарищ Сталин.

— А после рекорда?

— Больше трехсот вышло…

— Вот! — Сталин повернулся к Орджоникидзе. — Пропишите в постановлении особую систему оплаты для передовиков. Пусть все видят: работаешь лучше — живешь лучше.

Он снова прошелся по кабинету:

— Товарищ Доброгост, а вы готовы обучать других шахтеров своему методу?

— Так я уже начал, товарищ Сталин! — оживился забойщик. — У меня четверо учеников, все из молодых. Горят желанием!

— Замечательно! Вот она, настоящая передача опыта. Товарищ Орджоникидзе, учтите это в постановлении. Создадим целую сеть таких учителей.

Куйбышев что-то быстро записывал:

— А как обеспечим массовость движения?

— Через соревнование, — ответил Сталин. — Между цехами, заводами, отраслями. С регулярными слетами передовиков, обменом опытом, освещением в печати. Пусть вся страна знает своих героев!

Он повернулся к рабочим:

— Товарищи Колесов, Доброгост, на вас ложится особая ответственность. Вы станете первыми. За вами пойдут другие. Справитесь?

— Не подведем, товарищ Сталин! — в два голоса ответили передовики.

— Верю! — Сталин улыбнулся. — Завтра газеты напишут о ваших достижениях. Начинается новая эпоха в истории советской промышленности.

— А что с автоматизацией? — подал голос Куйбышев. — Разработки товарища Бонч-Бруевича заслуживают особого внимания.

— Несомненно, — Сталин вернулся к столу. — Создадим специальное конструкторское бюро. Товарищ Бонч-Бруевич, возьметесь?

— Готов служить, товарищ Сталин, — четко ответил изобретатель.

Сталин прошелся по кабинету, попыхивая трубкой:

— А что скажет наука? Профессор Величковский?

Николай Александрович поднялся:

— Удивительный сплав научной мысли и рабочей смекалки. Молодой Светлов разработал схему автоматизации, основываясь на системе Бонч-Бруевича. А товарищ Колесов своим опытом довел ее до совершенства.

— Именно так и должно быть, — Сталин остановился. — Наука и труд, интеллигенция и рабочий класс, все вместе. Кстати, товарищ Краснов, как вам удалось объединить таких разных людей?

— Надо просто дать каждому возможность проявить себя. Вот Андрей Светлов, он из из простой семьи, но мы отправили его учиться. Теперь он ведущий инженер. А Захар Петрович со своим опытом помогает молодым специалистам понять производство изнутри.

Сталин кивнул:

— Правильно. И такой опыт надо распространять. Товарищ Орджоникидзе, подготовьте постановление… — он сделал паузу. — О создании системы рабочего новаторства. Пусть товарищ Колесов возглавит движение металлургов-новаторов. А методику товарища Светлова надо внедрить на всех заводах.

Разговор продлился еще час. Обсуждали детали, сроки, возможности. А я думал о том, что теперь перед нами открываются новые пути. Именно то, что нужно для будущего рывка.

Когда все закончилось, Сталин лично пожал руку каждому:

— Спасибо за работу, товарищи. Не подведите.

А Колесову и Доброгосту добавил:

— Особенно рассчитываю на вас, товарищи. Покажите всем, на что способен советские рабочие.

Уже в приемной Колесов утер пот со лба:

— Ну, Леонид Иванович, теперь держись. Такую марку придется держать…

Теперь торжественная часть закончилась. Через полчаса меня вызвали к Сталину. Уже одного.

В кабинете мы остались втроем — Сталин, Орджоникидзе и я. Хозяин кабинета долго раскуривал трубку, разглядывая меня сквозь клубы дыма. Тишина становилась гнетущей.

— Знаете, товарищ Краснов, — наконец заговорил Сталин, медленно прохаживаясь по кабинету, — есть две категории людей. Одни преданы идее. Другие… — он сделал паузу, — преданы результату.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. За внешне отвлеченными рассуждениями явно крылся какой-то подтекст.

— К каким бы вы себя отнесли? — Сталин внезапно остановился, в упор глядя на меня желтоватыми глазами.

— Я предан делу, товарищ Сталин, — спокойно ответил я. — А дело доказывает себя результатами.

Он усмехнулся:

— Ловко сказано. Очень ловко… Серго, — он повернулся к Орджоникидзе, — помнишь наш разговор о рижской поездке товарища Краснова?

Я замер. Значит, они знают. Орджоникидзе нахмурился:

— Коба, но ведь все документы были в порядке. Закупка оборудования…