— А давеча с шофером раскатывал…

— Выходит, не все им, буржуям, масленица…

Я расправил плечи и решительно шагнул с крыльца. В конце переулка громыхнул трамвай, разбрызгивая весеннюю слякоть. Начиналась новая жизнь.

Михеич на крыльце вытянулся, как в прежние времена, и взял под козырек:

— Счастливого пути, Леонид Иванович…

Я лишь коротко кивнул в ответ. Сантименты теперь непозволительная роскошь. Начиналась борьба за выживание.

Заводская контора встретила меня привычным стрекотом пишущих машинок и запахом свежих чертежей. В приемной Головачев раскладывал утреннюю почту, старательно делая вид, что не замечает моего потертого костюма и отсутствия автомобиля у подъезда.

— Финансовый отчет готов? — спросил я, проходя в кабинет.

— Да, Василий Андреевич ждет вас.

Котов, как всегда подтянутый, с аккуратно повязанным галстуком, разложил на столе бухгалтерские книги:

— Ситуация сложная, Леонид Иванович. На зарплату рабочим едва хватает. А нужно еще оплатить поставку угля и сырья на следующий месяц.

— Сколько не хватает?

— Тридцать две тысячи, — он снял пенсне и устало потер переносицу. — Даже с учетом продажи автомобиля, все равно не хватит.

— Вычеркивайте мою зарплату и премиальные, — я склонился над цифрами. — И управляющему состава тоже урежьте премии. Производство важнее.

— Но как же вы… — начал было Котов.

— Справлюсь, — отрезал я. — Сейчас самое главное выполнить заказ. Кстати, что там с предложением Скорницкого из кооперативного банка?

— Он готов встретиться сегодня. В семь вечера, в «Метрополе».

Я поморщился. «Метрополь» сейчас мне не по карману, но выбирать не приходится. Скорницкий мог обеспечить кредит под новый заказ.

Весь день я разбирал дела, а вечером отправился на встречу.

Вечерний ресторан сиял огнями. У входа выстроились автомобили — новенькие «Форды» и «Фиаты» нэпманов, представительские «Роллс-Ройсы» дипломатов. Я прошел мимо швейцара, который едва заметно поморщился при виде моего костюма. Он знал меня в лицо, поэтому ничего не сказал.

Скорницкий опаздывал. Пришлось занять место у стойки бара, заказав самый дешевый коньяк. Джаз-банд наигрывал что-то модное, официанты сновали между столиками с подносами.

— Смотрите-ка, кто пожаловал! — раздался за спиной хорошо знакомый голос. — Сам господин Краснов, собственной персоной!

В зеркале за стойкой отразилась массивная фигура Беспалова, директора-распорядителя «Сталь-треста». Рядом с ним щерился в ухмылке Казаков, его заместитель.

Я обернулся, посмотрел на обоих. Как не вовремя.

Аркадий Петрович Беспалов двигался, неспешно, как всегда безупречный в костюме от лучшего московского портного. Высокий, представительный, с идеально уложенными седеющими волосами и холеной бородкой клинышком.

В петлице сверкала крошечная бриллиантовая булавка, его фирменный знак. Двигался он с той особой уверенностью, которую дают не только деньги, но и многолетняя привычка к власти.

Рядом с ним скользил Игорь Владимирович Казаков, его заместитель и «серый кардинал» треста. Худощавый, с тонкими чертами лица и внимательным взглядом светло-серых глаз. На тонких губах играла чуть заметная улыбка.

— Леонид Иванович, какая приятная встреча! — голос Беспалова источал мед. — Позвольте угостить вас чем-нибудь более достойным, чем это пойло, — он едва заметно поморщился, глянув на мой бокал. — Мы тут, знаете ли, как раз отмечаем получение нового военного заказа, — продолжал Беспалов, нарочито громко. — Присоединяйтесь! Ах да, простите, вы же теперь… экономите.

— Говорят, даже особняк пришлось продать, — подхватил Казаков. — Что, трамваем теперь ездите?

Я медленно оглядел обоих.

— Надо же, какое падение, — Беспалов театрально развел руками. — А помнится, еще месяц назад рассуждали о модернизации промышленности… Видимо, не всем дано быть промышленниками.

— Зато в коммуналке весело, — хохотнул Казаков. — Там такие интересные соседи бывают! Особенно у общей уборной по утрам.

Я чувствовал, как немеют пальцы, стиснувшие бокал. Хотелось швырнуть его в лоснящуюся физиономию Беспалова. Или разбить графин о самодовольную рожу Казакова.

Но я заставил себя улыбнуться:

— Благодарю за приглашение, товарищи. Но у меня назначена деловая встреча. А что касается заказов… всякое бывает. Да, действительно, сейчас у меня с ними негусто.

— Какие заказы? — деланно удивился Беспалов. — Ах, вы все еще надеетесь… Ну-ну. Кстати, если нужна работа, у нас как раз освободилось место младшего табельщика. Самое то для бывших… директоров.

Новый взрыв хохота. Я заметил, как некоторые посетители с любопытством оборачиваются на шум.

В этот момент у входа появился Скорницкий, коренастый, с военной выправкой. Я допил коньяк и направился к нему, чувствуя спиной насмешливые взгляды.

— А все-таки жаль машину, — донеслось вслед. — «Бьюик», говорят, хоть и подержанный, но вполне приличный.

Смейтесь, думал я, пожимая руку Скорницкому. Смейтесь, пока можете.

Нужно только немного времени. И денег, которые я надеялся получить от Скорницкого. А пока придется терпеть.

Впрочем, банкир оказался не лучше остальных. Его витиеватые объяснения про «общую финансовую ситуацию» и «временные затруднения с кредитованием» лишь подтвердили: «Сталь-трест» дотянулся и до кооперативных банков.

Я недолго с ним общался, с банкиром. Как только понял, что ничего не светит, распрощался. Вышел на улицу. Отправился на новое место для жилья, где теперь прописался. Там надо появляться хоть иногда.

Весенний вечер встретил промозглым ветром. Я медленно шел по Малой Бронной, где теперь предстояло жить. Старый доходный дом из красного кирпича высился мрачной громадой. Еще год назад здесь снимал комнату мой помощник-чертежник. Кто бы мог подумать, что придется самому искать здесь пристанище.

В подъезде пахло кошками и квашеной капустой. Тусклая лампочка под облупленным потолком едва освещала крутые ступени. На площадке первого этажа громоздилась древняя тележка, замотанная ржавой цепью.

Третий этаж, квартира восемь. Я достал ключ, но дверь распахнулась сама. На пороге возникла необъятная фигура в засаленном халате.

— А, новый жилец! — прогремела хозяйка квартиры Марья Тихоновна. — Проходите, показывать буду порядки наши!

В тесной прихожей громоздились книжные полки, детские санки и чей-то огромный сундук. На стене висело мутное зеркало в облезлой раме.

— Тут у нас общая вешалка, — Марья Тихоновна ткнула пальцем в обшарпанную стойку с крючками. — Свой крючок не забывайте. Вон тот, с номером четыре. И галоши внизу ставьте аккуратно.

Из кухни доносился шум примусов и звон посуды. Там хлопотали две женщины, искоса поглядывая на нового соседа.

— В кухне у каждого своя полка и свой примус, — продолжала хозяйка. — Керосин покупаем по очереди. В уборную и ванную по расписанию. Вам с пяти до шести утра и с девяти до десяти вечера.

Мы прошли по узкому коридору. За одной из дверей надрывно плакал младенец, за другой кто-то азартно спорил о новой пьесе в театре Мейерхольда.

— Вот ваша комната, — Марья Тихоновна толкнула скрипучую дверь. — Бывшая детская купца Колесникова. Потом тут профессор жил, да в прошлом месяце его уплотнили, дали квартиру в новом доме.

Десять квадратных метров, если верить ордеру. Облезлые обои в цветочек, потолок с желтыми разводами от протечек. У окна железная кровать с панцирной сеткой, колченогий стол, продавленное кресло и платяной шкаф с треснувшим зеркалом.

— Вещи-то где? — поинтересовалась хозяйка, оглядывая мой чемодан.

— Все здесь.

Она понимающе хмыкнула:

— Ну-ну… А я-то думала, буржуй какой к нам едет. Говорили, с заводов который…

— Из бывших, — я устало опустился в кресло. — Теперь вот… уплотнился.

— Оно и видно, — Марья Тихоновна покачала головой. — Ладно, располагайтесь. Да, насчет гостей — только до одиннадцати вечера. И никаких это… женщин водить!