К полудню в актовом зале заводоуправления собрались все оставшиеся сотрудники. Пустые места в первых рядах особенно бросались в глаза — там обычно сидели Лебедев, Штром и другие ветераны завода. В воздухе висело нервное ожидание.

Я поднялся на небольшую трибуну, оглядел собравшихся:

— Товарищи, в связи с… кадровыми изменениями, вынужден представить новых руководителей подразделений.

По залу пробежал шепоток. Все знали о утреннем скандале в лаборатории.

— Начальником исследовательского отдела назначается Семен Ильич Воробьев.

На сцену неуверенной походкой поднялся невысокий человек в мешковатом костюме и круглых очках. Редеющие русые волосы аккуратно причесаны на пробор, узкие губы сжаты в неопределенную улыбку. Типичный кабинетный ученый, каких много в любом НИИ.

— Семен Ильич окончил Московское высшее техническое училище, — я намеренно подчеркивал его академический опыт. — Последние пять лет работал в Институте прикладной химии.

Воробьев слегка поклонился, поправляя очки дрожащей рукой. Никто бы не заподозрил в этом тихом человеке бывшего начальника спецлаборатории Артиллерийского управления.

— Руководителем практических разработок назначается Василий Зотов, которого вы все знаете. Его заместителем — Николай Павлович Протасов.

Зотов и Протасов синхронно поднялись со своих мест. Оба молодые, энергичные, уже успевшие зарекомендовать себя в цехах.

— И еще одно назначение, — я сделал паузу. — В связи с участившимися случаями… производственных инцидентов, создается служба безопасности завода. Ее руководителем назначен Алексей Григорьевич Мышкин.

К трибуне неторопливо подошел немолодой человек с невзрачной внешностью. Серый костюм, редкие седоватые волосы, слегка сутулая фигура. Настоящий канцелярский служащий, из тех, что десятилетиями перекладывают бумажки в пыльных конторах.

Только я знал, что под этой маской скрывается бывший начальник контрразведки Южного фронта, чье настоящее имя известно лишь нескольким людям в стране.

— Алексей Григорьевич займется вопросами охраны производственных секретов и обеспечением безопасности, — я говорил нарочито сухо, по-канцелярски. — Прошу оказывать ему всяческое содействие.

Мышкин близоруко прищурился, достал из нагрудного кармана потрепанный блокнот, что-то торопливо записал. В зале послышались приглушенные смешки, такой начальник охраны никого не напугал.

— На этом все, — я свернул папку с бумагами. — Прошу новых руководителей приступить к исполнению обязанностей немедленно.

Когда сотрудники начали расходиться, я заметил, как Мышкин, по-прежнему сутулясь и близоруко щурясь, что-то чертит в своем блокноте. На самом деле он уже фиксировал реакции людей, выделяя тех, кто проявил слишком явный интерес к новым назначениям.

Воробьев, суетливо поворачиваясь из стороны в сторону, о чем-то негромко переговаривался с Зотовым и Протасовым. На первый взгляд, обычное знакомство новых коллег.

Рабочие гудели, обсуждая новые назначения. Украдкой посматривали на меня.

Пусть смотрят, думал я, спускаясь по лестнице. Пусть считают, что я в отчаянии хватаюсь за любую соломинку, назначая безобидных тихонь вместо опытных специалистов. Тем неожиданнее для них будет удар.

В конце коридора маячила сутулая фигура Мышкина. Он медленно брел, почти утыкаясь носом в свой потрепанный блокнот. Но я-то знал, что его цепкий взгляд уже начал выявлять тех, кто попытается следить за новыми руководителями.

После собрания я собрал новых руководителей в своем кабинете. За окном моросил весенний дождь, на столе дымились чашки с крепким чаем, единственное, что осталось от прежней роскоши.

— Итак, товарищи, — я разложил на столе графики и диаграммы, — положение серьезное. Наши заказы под угрозой срыва, сроки горят.

Зотов склонился над чертежами, его молодое лицо было сосредоточенным:

— Система автоматического контроля температуры уже дает результаты. Если расширить ее на все печи, мы уложимся в сроки.

— Сколько времени потребуется? — спросил я.

— Три недели, — он прикинул что-то в блокноте. — Может, быстрее, если Николай Павлович поможет с монтажом.

Протасов методично постукивал карандашом по логарифмической линейке:

— Основная проблема сейчас в качестве металла. Вернее, в слухах о качестве. После той злополучной приемке и ухода Лебедева в мартеновском начался разброс параметров.

— Я изучил последние плавки, — подал голос Воробьев, нервно протирая очки. — Структура неоднородная, много включений. Нужно срочно стабилизировать процесс.

— Василий Петрович, — я повернулся к Зотову, — сможете внедрить автоматический контроль шихтовки?

— У нас все готово, — он быстро набросал схему. — Вот здесь уже поставлены датчики, есть сигналы на управляющее реле.

В дверь неслышно проскользнул Мышкин, сутулясь и что-то помечая в потрепанном блокноте.

— Продолжайте, товарищи, — он устроился в углу, близоруко щурясь. — Я просто послушаю.

— Автоматизация это хорошо, — Протасов разложил на столе графики выработки. — Но нужен жесткий контроль по всей цепочке. От шихты до готовых изделий. Чтобы не повторилось снова неожиданного брака. Мы слишком расслабились. Ослабили хватку.

— Займитесь этим, — я кивнул. — Проверяйте каждую операцию. Особенно после недавних событий.

Все понимали, о чем речь. История с бракованной броней еще свежа в памяти.

— А что с лабораторией? — спросил Зотов. — После ухода Величковского она осталась без присмотра.

— Семен Ильич справится, — я указал на Воробьева. — У него богатый опыт исследовательской работы.

Воробьев снова занервничал, теребя пуговицу пиджака. Но я знал, что это лишь маска. В прежней лаборатории он руководил куда более сложными проектами.

— Что ж, задачи ясны, — я поднялся. — Действуйте. Отчеты каждое утро мне на стол.

Когда все вышли, остался только Мышкин, по-прежнему что-то черкающий в блокноте.

— Машина ждет у черного хода, — проговорил он, не поднимая глаз. — Поедем, посмотрим то место.

Мы вышли через черный вход и спустились по пожарной лестнице. У забора стоял неприметный «Форд» с тусклыми фарами и забрызганными грязью номерами. За рулем немолодой человек в кепке, похожий на заводского шофера.

Полчаса петляли по переулкам Замоскворечья. Наконец остановились у старого особняка с облупившейся лепниной. Здание явно давно не ремонтировалось, окна первого этажа заколочены.

— Здесь? — я оглядел фасад.

— Лучше не придумаешь, — Мышкин отпер тяжелую дверь черного хода. — Бывшая усадьба купца Мясникова. После революции — склад текстильного треста. Сейчас числится на консервации.

Внутри пахло сыростью и пылью. Мы спустились в подвал по скрипучим ступеням. Своды из старого кирпича, толстые стены, узкие окна под потолком.

— Три изолированных помещения, — Мышкин водил лучом фонаря. — Здесь можно оборудовать плавильную печь, тут — химическую лабораторию. А в дальней комнате устроим хранилище документов.

— Электричество?

— Отдельный кабель от соседней подстанции. Уже договорился.

— Охрана?

— Два поста: у ворот и в подвале. Видимость склада антиквариата сохраним. Снаружи обычные сторожа из бывших дворников. Настоящую охрану обеспечат мои люди, под видом грузчиков.

В пустой гостиной с заколоченными ставнями горела единственная керосиновая лампа. У остывшего камина сидели Величковский, Сорокин и Глушков. При нашем появлении они встали.

— Все чисто, — доложил Мышкин, закрывая дверь. — Можно начинать.

— Товарищи, — я оглядел своих верных соратников, — план таков. Александр Петрович, — обратился к Сорокину, — вы все-таки действительно идете в «Сталь-трест».

— Уже договорился, — кивнул он. — Беспалов лично пригласил. Видимо, хочет выведать наши секреты автоматизации.

— Отлично. Будете нашими глазами и ушами там. Но осторожно. За вами наверняка установят слежку.

— Не впервой, — усмехнулся Сорокин. — В Гражданскую и не такое приходилось.