— Нет, — сказал заика, но его друг-кошатник шагнул быстрее.
Машина приближается, ещё буквально пару метров, и если бы не плохая погода, снег и ужасная дорога она уже встретилась бы с заснеженной парочкой, но пурга дает людям шанс на выживание. Перед тем как получить пряник нужно наесться грязи — таковы правила жизни. Особенно сильный порыв ветра должен был родиться из белого безмолвия именно в эту секунду. Раз, и шквал силой 25 метров на секунду ударил женщину в грудь и все силы он вложила в то, чтобы удержаться на ногах, чтобы не упасть на спину и не покатиться по дороге, нелепо размахивая руками и теряя рукавицы. Она смогла, как любая женщина может, опережая в выносливости самого сильного мужика, прогнулась почти горизонтально, позволив ветру проскочить мимо, с визгом прокатиться по ее спине и с воем уйти прочь. Опасность миновала и нужно быстрее попасть домой, успевает сообразить женщина, когда понимает, что она больше не держит маленькую ручку в своей. И плотную темноту снега пронизывает яркий свет двух железных глаз — фары. Они все еще посреди дороги и дочка то ли бежит, то ли катится навстречу четырехколесному монстру.
«Неет!»
Столкновение неизбежно, шофер потерял бдительность и уже не так внимательно смотрит сквозь размытое снегом лобовое стекло и как раз зачесалось правое яйцо, желание которое нужно удовлетворить немедленно и он отвлекается на приятный процесс и не видит клубка снега, который подозрительно тяжело катится в его сторону, как будто желая остановить движение тяжелой, семитонной машины.
«Кошатник» отходит на безопасное расстояние от друга и останавливается, тот не спешит за ним — знает, что сейчас будет, подходить сейчас опасно, нужно дать ему время и кошатник разламывается на части. Одна человеческая фигура занесенная снегом превращается в четыре, они ярко светятся и выскакивают из оригинальной тремя подделками — клонами. Ярко светящиеся в темноте, как ангелы в готических клипах фигуры разлетаются в стороны, махая руками как крыльями. Одна бросается влево, вторая вправо и третья вертикально вверх, оставляя за собой яркий след-послед. Сам кошатник вздрагивает и падает, раскинув руки лицом вниз — снег принимает его в свои обьятия, а яркая тройка аватаров несется разрезая темноту.
Солдаты угрюмо сидят в кузове стараясь не заснуть, когда машина резко тормозит и они сыплются друг на друга ругаясь.
Первый аватар молнией блеснул перед кабиной, подхватил ребенка и ушел вверх. Второй крестом встал на дороге останавливая смертельный ход ни в чём ни виноватого грузовика. Ударило жаром так, что запотело стекло и расплавился снег вокруг, а водитель закричал, закрывая глаза и ударяя по тормозам. Но это ему бы не понадобилось, потому что третья, яркая как солнце фигура, уже сделала это за него. Она просто открыла дверь и села рядом, превращая кабину грузовика в парилку из сауны — тонкая, как будто вырезанная из картона фигура, очерченная яркими полосками света.
* * *
«Спасибо!» — говорила неизвестная женщина и обнимала, целовала, дёргала и тискала довольного ребёнка. Аватар, тот, что упал с неба вместе с её чадом, уже пропал, хлопком растворившись в воздухе. Тот, что встал грудью, закрывая её от надвигающейся железной смерти, и принёс сюда, моргнул и исчез, улыбнувшись, а с земли поднимался призыватель. Он стоял на четвереньках, откашливаясь и роняя слюни, как бездомный пёс. Использование такой силы так просто не даётся — обязательно приходит «обратка». А ещё от него воняло бездомными кошками.
— Что же вы так не-не-не-не, — запнулся второй человек, который стоял немного в стороне смущенный и незаметный. — За-за-за заставили пе-переживать. Спа-спа…
— Спасибо, за спасение. Я уборкой занималась, хозяин не отпускал долго. Пока добралась до Улья, пока контроль прошла и дочку забрала из сада, то разбушевалась вьюга. Карачун сегодня необычайно свиреп.
Спаситель попытался встать, но опять упал, слишком уж ослаб и женщина бросилась ему на помощь. Кряхчя попыталась поднять его, удерживая за воротник, но в итоге сама села рядом. Заика и девочка смотрели молча на её потуги и не пытались помочь.
— Да что же вы стоите? — крикнула она в сердцах. — Мужчина!
И запнулась. Мужчина изменился. Он весь сжался, съежился, превратился в тряпочку из проколотого шарика. Она проследила за его взглядом и вздрогнула. Из закрытого кузова остановившегося грузовика выскакивали солдаты. Военные, один за другим прыгали в растаявший снег, в растекающиеся от внезапного жара лужи. Осматривались по сторонам и вставали в подобие строя
— Мммолчи жженщина. У ннас проблемы из-за тебя.
Военные выглядели жутко в своей организованности и молчании. Одинаково, как клоны, одетые и у каждого оружие в руках и дубинка за поясом, они смотрели на тех, кто их остановил. То один повернется и сверкнет глазами, то его сосед, то следующий похлопает соседа по плечу и оба поворачиваются посмотреть на живые причины остановки.
— Мама мне страшно.
Заика улыбнулся:
— Я думал, ты немая. Возьми мамочку за руку и уходи очень быстро не оглядываясь.
Из грузовика выскочил последний, отличающийся ото всех остальных военный. Он что-то крикнул и люди в камуфляже выпрямились. Построились и потащили наружу резиновые дубинки.
— Быстро, — сказал заика, — уходите. Не оглядываясь. Увидимся на Рынке.
Женщина уже схватила девочку за руку и собиралась уйти, когда обернулась последний раз. Спасший им жизни плохо пахнущий человек лежал лицом вниз и дрожащие руки скрестил на затылке. Заика медленно опускался на колени и дрожал. Военные шагали ровно, размеренно и дубинки держали у бедер, как фаллосы. Женщина дёрнула дочку за руку и быстро-быстро мелкими шажками пошла прочь. Она не оглядывалась и старалась даже не прислушиваться к тому, что происходит позади. Но ее никто не позвал и не приказал вернуться.
4
Ферст вошел в барак первым, как и следовало старшему брату. Секонд прикрыл дверь, отрезая жилище от внешнего мира. Ветер, снег, толчок в спину и коварный лед под ногами остались там. Здесь был дом и было тепло.
Плюсом улицы была свежесть. Здесь очень воняло, особенно после чистоты кабинетов Касьяна Всемогущего. Вонь множества потных немытых тел, опилок на полу, носков забытых по углам, немытых ног, засаленных волос, наполненных детскими экскрементами подгузников, перегара, вшей, грязных трусов, недопитой водки, плохо прожаренной требухи, крови, сырой земли и грязной воды. А всё вместе это запах недостаточной вентиляции и плохого настроения. Запах безысходности и отчаяния.
— Когда разбогатею, ноги моей не будет в бараках, никогда, — сказал Ферст уверенно, как только мог. Он знал, что вырвется отсюда рано или поздно, но иногда сомнения побеждали нокаутом в голову. Особенно если открывал рот братец, а он был тот еще скептик тире реалист.
— Ага, — моментально подтвердил он свой статус, — сначала Карге за тарелочку нужно ответить.
— Умеешь ты настроение испортить, братец.
Они медленно пошли вдоль коридора. Длинный серый коридор напоминал кишку по которой еда скатывается из горла в желудок, там переваривается и лезет дальше в сторону выхода, но с комнатами по обе стороны. Называть это жильем страшно, но люди привыкают и не к такому. Всегда есть надежда на лучшее, а сейчас ютятся в комнатках отделенных друг от друга картонными листами, а от коридора занавесками. Там внутри стоит одна-максимум две койки и тумбочка для вещей. Туалет для всех один, как и душевая общая для мужчин и женщин, да и теплой воды там больше нет, чем есть.
«Я обязательно выберусь», — упрямо подумал Ферст и уверенно прошел мимо своего убежища. Они с братом и там жили вместе, как неразлучные двое из ларца, одинаковы с лица. Но сейчас нужно было пройти дальше, в самый конец коридора там где живет Карга.
Секонд шел следом, решил брата перед лицом опасности не оставлять, хотя помочь он не смог бы ничем. Если уж Карга разозлится и захочет вырвать Ферсту язык, то Секонд защитить его не сможет, скорее станет вторым близнецом без языка, что и соответствует его имени.