Стоило мне только заикнуться по поводу её любимых сигар, она резво садится в кровати, упирает руки в боки, чтобы смерить меня испепеляющим взглядом.

— Моё давление было бы в норме, если бы я была лет на двадцать моложе! —

импульсивно выдаёт и, вскинув бровь, дополняет: — Ну и на тридцать килограмм легче.

Роса — самая невыносимая, самая упрямая, самая громкая и самая любимая моя женщина в мире. Говорит то, что думает, никогда не лицемерит, правда, деликатностью и чувством такта так же не обладает. Но у Росы огромное любящее сердце, её жизнелюбию можно только позавидовать и несмотря на трагедию, случившуюся в её жизни, она остаётся невероятно позитивным человеком.

Кто такая Роса и почему я так много о ней говорю? Всё просто.

Роса — моя любимая кубинская бабушка. Вот только она терпеть не может, когда я так её называю.

ЕЁ темпераментную натуру может вынести только человек с железными нервами и королевским терпением.

И этот человек - я. Остальные члены нашей семьи перед ней откровенно пасуют.

— Между прочим давление у меня поднялось, потому что вы... — указывает на нас с братом и с претензией кидает: — никак не подарите мне правнуков! Вот у Сильвии —

соседки напротив — уже четверо! А вы меня подводите!

У-у-у, теперь она заводит старую пластинку. Вот так мы с ней и живём: я пилю по поводу курева, она — по поводу правнуков.

Мы с братом переглядываемся, поджимаем губы и решаем оставить это замечание без комментариев.

Роса прикладывает пальцы к кисти, проверяет пульс и сама определяет, что ей полегчало.

— Всё, я здорова. Пойдёмте, проводите меня с братом домой.

— Ты уверена? Может быть, подождём врача? Вдруг он не отпустит?

Роса снова заводится:

— На всём земном шаре нет такого человека, который остановит Росу Маркес, если она намерена приготовить на обед ахиако!

Железобетонный аргумент.

Даже я против него бессилен.

— Ладно, идём.

Роса берёт меня и брата под руки, и мы выходим на улицу.

— Малыш, — обращается ко мне. — Загляни на ахиако, ты же знаешь, у меня лучший ахиако во всей Гаване. Как там у вас говорят? Пальчики оближешь?

Роса с каждым годом совершенствуется в знании русского языка — это была её инициатива. В те года, когда я узнал о своих кубинских родственниках, сразу же начал учить испанский. Бабуля не осталась в стороне и начала подтягивать мой родной язык, тем самым проявив солидарность.

— Спасибо, но я…не договариваю и зеваю. — Прости. Мне завтра улетать, а я ещё даже дома не был.

Я произношу это легко и непринуждённо, но, заметив подозрительный взгляд Росы, жалею.

— Малыш, сейчас только утро. И где же ты ночевал? Только не говори, что опять работал!

— Э-э-э..

Соври, Антон. Соври. Соври, соври, соври!

— А это что такое? — тянется к моей шее и касается пальцами.

— С-с-с! — шиплю, чувствуя боль.

Поцарапался что ли? Вот только где?

— Это... — щурится Роса. — Это следы от зубов? Антонио, кто тебя покусал?

Поцарапался.. 06 зубки Ники во время очередного её оргазма.

— это …— прикладываю ладонь к укусу, прячу след преступления. — Эм. Роса, я был с девушкой.

Врать этой женщине себе дороже. Всё равно с её проницательностью она видит любого человека, как рентген. Бабушка экспрессивно взвизгивает, да так, что половина улицыоборачивается.

— Санта Мария! Мой мальчик вырос! — улыбается и хлопает меня по щеке.

А теперь уже другая половина улицы смотрит на нас.

— Роса, — перехватываю её руку и легонько сжимаю. — Ты даже не представляешь, как

ДАВНО я вырос.

— Поумничай мне ещё! — тут же вспыхивает. — Если бы ты был взрослым, давно бы порадовал меня правнуком! А так — всего лишь мальчишка. Мужчина становится мужчиной не тогда, когда начинает зарабатывать миллиарды, а когда у него появляются дети!

Думаю, теперь не нужно объяснять, почему Роса так упрямо и небезосновательно называет меня малышом. Меня — тридцатилетнего детину в почти два метра ростом.

Бабуля не сводит глаз с моего укуса, снова щурится и деловито заявляет:

— Хорошие зубы.

Я, прифигев, выгибаю брови.

— Женись на этой девушке, — тычет в меня пальцем. — Хорошие зубы — показатель крепкого здоровья. А женщина, если хочет родить, должна быть здорова.

— Роса, давай не будем это обсуждать? — торможу, пока она не начала читать мне лекцию.

— Надеюсь, таз у неё широкий?

Поздно. Кажется, начала.

Дело в том, что Роса сорок лет проработала акушером-гинекологом. Оригинальным таким, со своеобразным подходом и совершенно не поддающемся логике мнением, но она приняла сотни родов, спасла уйму женщин и их малышей, поэтому не верить ей оснований у меня нет.

Есть основания не прислушиваться, так как я не выбираю девушек в качестве будущей матери своих детей.

По крайней мере сейчас.

— Женись на ней‚ — упрямо повторяет бабушка, а я терпеливо улыбаюсь. — Она хоть красавица?

— Роса, ты думаешь, я переспал бы с крокодилом?

— НУ, знаешь ли, у всех свои предпочтения! — ухмыляется. — Зато у крокодилов зубы хорошие.

— Но таз — узкий!

Она довольно улыбается и одобрительно кивает.

— Если внешностью ты пошёл в своего отца, то остроумием точно в меня!

Снова хлопает меня по щеке, а потом опускает глаза на мои шею и грудь, замирает и тутже делается серьёзной.

— АНТОНИО, а где твой медальон?

Я машинально прикладываю руку к месту, где он всегда висел. А сейчас его нет.

— Антонио... — пугается Роса. — Родной, где медальон? Это же медальон твоего отца...

Он дорог, как память...

Я вижу испуг в глазах Росы, а у самого душа не на месте.

Учащённо дышу, вспоминая, где мог его оставить. И вспоминаю... У Ники.

6.

Антон

Возвращаюсь в Варадеро, в отель, в котором остановилась Ника. Надеюсь, застать её, готов к тому, что моя прекрасная нимфа поворчит, обидится, и мне придётся найти способ заново расположить её к себе, а, заодно, забрать свой медальон.

Глупо всё вышло, уже сам не рад, что решил вступить в эту игру под названием Антошка-кубинец.

Впрочем, это не совсем игра. Вернее, игра, но только наполовину. На Кубе я чувствую себя своим, и как бы это символично не звучало, на острове свободы я поистине свободен: как в поступках, так и в нравах. Если бы не работа, ушёл бы в отрыв.

Но, увы, пришлось носиться по инстанциям, получать согласования, разрешения на реставрацию двух административных зданий, инвестировать, чтобы оправдывать статус постоянного резидента.

Я уже давно занимаюсь реставрационными работами. Мой девиз: «Зачем разрушать, если можно сохранить?»

Это пошло ещё с тех пор, как я нашёл полусгнивший скворечник на помойке рядом с детским домом, где я вырос. Макарыч — сторож — махнул рукой, говорил, что гиблое дело, надо выбросить и соорудить новый.

Жалко мне было выбрасывать скворечник, его можно отремонтировать, заменить боковые планки. Макарыч то ли из жалости, то ли из любопытства (выйдет у меня или нет) выделил мне инструменты, доски, и я собственноручно отреставрировал домик для птиц.

Всю зиму к этому скворечнику слетались снегири, а я смотрел на него и наполнялся уверенностью, что в жизни нет ничего невозможного. Было бы желание и упорство.

По своей натуре я — созидатель, а не разрушитель, поэтому моё будущее в плане выбора специальности было определено: я выучился на архитектора-реставратора, а ещё через пять лет — на управленца.

И сейчас я владею собственной группой компаний, занимаюсь инвестициями, строительством, ну и, конечно же, реставрацией.

Вы спросите, как так вышло, что парень из детского дома стал миллиардером?

Я уже отвечал на этот вопрос: нет ничего невозможного. Было бы желание и упорство.

А как же так получилось, что я жил в детским доме, мастеря скворечники в компании сторожа Макарыча?