Золото — это не так уж и плохо, по крайней мере лучше, чем веселый Санта, сосущий карамельную трость. Так что я беру золотистый набор и направляюсь к кассе.

Наверное, я одинока. Может, из-за праздников, а может, из-за того, как то письмо говорило со мной, но Ворчун привлек мое внимание, и мне почему-то захотелось ему ответить.

Вот бы мне удалось заставить Ардена доставить ему письмо.

Калеб

В дверь магазина строительных материалов звонят, и я бросаю взгляд ко входу: ко мне направляется Арден, одетый в почтовую форму.

— Привет, Арден, — приветствую я и продолжаю сортировать болты. Несколько раньше в магазин зашли дети и решили, что будет весело поиздеваться над «Ворчуном». Они не знали, что я снял их на видео и сообщил их родителям, поэтому вместо веселого Рождества и подарков их будет ждать полный угля чулок.

И знаете, что? Я нисколько не расстроился.

— Слышал, ты схватил ребят с Салем-стрит.

О, новость уже разлетелась.

— Они разбросали мои болты, так что да, пришлось наказать озорников, — я достаю болт с плоской головкой среди округлых и кладу его в соответствующий контейнер.

— Как дерзко, — саркастически говорит Арден и бросает неподписанный золотой конверт на стол возле кассового аппарата.

Я перевожу взгляд на конверт, а потом снова на Ардена.

— Что это?

— Это, друг мой, письмо.

— Да, я догадался, но кто его написал?

Он дует на костяшки своих замерзших пальцев, трет их о плечо.

— А, всего лишь незнакомец, который случайно прочитал твое скомканное письмо.

— Какое еще скомканное… — мой голос стихает, я оборачиваюсь и заглядываю в мусорник. Пустой мусорник. — Куда, черт возьми, делось то письмо, которое я написал?

— Ну, знаешь, я подумал, что будет весело доставить его человеку, который, как мне известно, испытывает те же чувства, что и ты. Грустить лучше за компанию, и все такое.

— Боже, Арден, это же было личное письмо, — я хватаюсь за голову и разочарованно вздыхаю. — Его не должны были прочитать посторонние.

— Может, и так, но этому человеку оно показалось довольно интересным, — Арден постукивает по конверту. — Поблагодаришь меня позже.

Так же быстро, как зашел, он направляется в конец магазина, в рождественскую секцию.

Как… Как у тебя хватило наглости прочитать мой мусор?

И где именно в этом маленьком городке есть человек, который презирает Рождество так же, как я? Что ж, я вам подскажу: нигде.

Но я заинтригован.

Очень на меня не похоже.

Спишем это на то, что сегодня я пять раз слышал песню Перри Комо «Дома на праздники» по городским громкоговорителям на пути от своего дома до магазина строительных материалов. Как и в Порт-Сноу, в Брайт-Харборе рождественская музыка звучит на повторе. Даже сейчас, если я прислушаюсь, то услышу, как она играет на улице.

Да, «Бабушку переехал олень» — ужасно безумная песня, но как же оптимистично ее поют!

Как бы там ни было, но мой взгляд возвращается к письму. Поскольку мне надоело перебирать болтики, я беру его в руки и рассматриваю золотой конверт. Довольно празднично. Трудно представить, что человек, который так же презирает Рождество, как я, выбирает золотистый конверт или бумагу.

Давайте посмотрим, кто это может быть.

Я вскрываю конверт, вытаскиваю золотистую бумагу и начинаю читать.

Дорогой Ворчун, возможно, это тебя немного шокирует, ведь мы живем в городе, где Рождество никогда не спит, но я хочу признаться в том, что разделяю твое отношение к этому празднику.

Сейчас я скажу почему.

Гоголь-моголь. Не уверена, почему мы потребляем именно этот десерт, но то, что его навязывают нам, как воду, понять невозможно.

Дарение подарков. Разве это не просто хождение по кругу с деньгами? Особенно сейчас, во взрослом возрасте. Ты даришь подарочную карточку, получаешь подарочную карточку в ответ. Это же бессмысленно! Почему бы нам просто не оставить деньги себе и так покончить с этим?

Детский смех. Возможно, после этих слов я покажусь тебе чудовищем, но звук детского смеха на фоне рождественской музыки действительно вызывает у меня желание вытащить «снегометалку-2000», прототип, который есть только в моей голове, и забрасывать детей снежками, один за другим.

Омела. Единственные, кто любит ее вешать — это надоедливые тетушки, для которых самая важная вещь в мире — заставить двух людей неуклюже танцевать под давлением необходимости лизаться на людях.

И последнее, но не менее важное: вечеринки, на которые, как все надеются, ты придешь не один. А если ты этого не сделаешь, то возникнет страшный вопрос, почему ты один. Это не твое дело, Роберт, или Пэм, или… Джерри.

Черт, надо было снять камень с сердца. Спасибо, что выслушал.

С искренностью, Хо-Хо-Но

Откладываю письмо и поднимаю голову, чувствуя легкое подергивание в уголке губ.

Я… я улыбаюсь?

Нет, этого не может быть. Я не улыбаюсь, тем более в праздничный период, когда бессмысленные гирлянды носят вместо шарфов. И, ко всему, не во время, когда Нола может подстерегать меня за каждым углом.

Но это письмо пробивает мою холодную мертвую душу и побуждает сделать последнее, о чем я мог подумать, когда Арден вручил его мне… ответить.

Я достаю блокнот из-под кассы, вытаскиваю ручку, которую заложил за ухо. Когда чернила касаются бумаги, паркет позади меня прогибается под тяжелой походкой Ардена, который держит в руках надувного оленя и так широко улыбается, что, кажется, я вижу каждый зуб в его рту.

Я тыкаю ручкой на Ардена.

— Ни слова.

Он поднимает свободную руку.

— Ни звука. Подожду здесь, пока ты закончишь, чтобы я мог доставить адресату твое письмо.

— Меня бесит, что это приносит тебе столько радости.

— Радость? Да я в восторге от этого!

— Не сомневаюсь, — отвечаю я и сосредотачиваюсь на своем ответе.

— Доброе утро, Калеб, — говорит из-за прилавка пекарни Дениз. — Как дела?

— Хорошо, — отвечаю я, вглядываясь в суматоху кофейни «Никерс». Полная рождественских свитеров, которые невозможно сосчитать, веселых джинглов и запаха пряного яблочного сидра, кофейня заполнена в единственный день в неделю, когда у меня выходной в магазине строительных материалов.

А как иначе.

— Наверху есть свободные места? — спрашиваю я, надеясь, что там тише.

— Да, должны быть. Тебе как всегда?

— Конечно.

— Сейчас принесу.

— Спасибо, — я машу Дениз и с газетой в руке поднимаюсь по скрипучей крутой лестнице на второй этаж.

Из-за белых сводчатых потолков помещение кажется просторнее, чем есть на самом деле, а за столиками на двоих, расставленными повсюду, может уместиться больше людей небольшими группами. Я замечаю столик, но на стуле рядом с ним лежит сумка.

Типичное явление.

Люди думают, что могут претендовать на столик, если положат возле него личную вещь. Если бы не страх стать городским ворчуном, а мне надо вести бизнес, я бы сбросил сумку на пол и заявил, что столик мой, просто так, ради развлечения.

Но надо сохранить хорошую репутацию, поэтому сдерживаюсь от того, чтобы познакомить кожаную сумку со своим ботинком, и сажусь за столик рядом. Устраиваюсь поудобнее, разворачиваю газету и закрываюсь ею от людей в кафе.

Вот бы у меня были ушные затычки, которые бы заглушили еще и монотонную болтовню Бинга Кросби, он как раз рассказывает, о каком Рождестве мечтает.

— Я же говорила, что не брала из ящика никаких справочников, — слышу женский голос, его обладательница садится за соседний столик. Отлично, моя соседка пришла. Как раз вовремя, чтобы меня подразнить. — Зачем мне это? Ты действительно думаешь, что я такая мелочная?

Звучит довольно мелочно.

— Ну вот, я не такая, — отвечает голос чуть громче, и почему-то он кажется мне… знакомым. — Крис, хватит. Если бы я хотела поиздеваться над тобой, то бросила бы твои галстуки в унитаз перед уходом и не сказала бы тебе об этом, — женщина замолкает, и я клянусь… Клянусь, я знаю этот голос. — Ну, думаю, ты никогда не узнаешь, сделала ли я это, — я крепче сжимаю газету, потому что чувствую, что хочу выглянуть из-за нее. — Не знаю, поищи в интернете и перестань мне докучать. Не забывай, это ты меня бросил. Ты разорвал наши отношения, а не я.