— А ты не читала «Флатландию» Эббота?

— Нет. Советуешь?

— И да, и нет. Идея очень интересная: там описываются геометрические миры других размерностей.

— Да ты что! — Зоя даже подскочила. — Я очень хочу такое почитать! Сейчас вспоминаю, нам вроде бы на курсе называли эту книгу. А почему тогда не советуешь?

— Она написана очень давно. Но это еще полбеды. Язык изложения ужасно нудный и примитивный. Видимо, тогда люди еще совсем не готовы были воспринимать фантастику, допущения, читали медленно и плохо…

— Понятно. Но я все равно попробую. Уж очень точно цитата попала в цель! Обычно нудные книги меня не пугают.

— Ну, смотри, я предупредил, потом не жалуйся.

— Ога. Кому подлить горячего чайку? — улыбнулась Зоя гостям.

— Ой! — опомнилась Вика. — Мне же давно пора Косте звонить!

Глава 40. Грань реальности

…Я легко иду через цветущий сад. Пестрые тюльпаны и благородные гладиолусы радуют свежими красками. Обхожу ряд люпинов, высокие дельфиниумы, синие-пресиние, даже в глазах рябит, причудливые аквилегии и множество других цветов, названия которых знает только бабушка София.

Невежинская рябина, деревце барбариса, мой извечный Двудомик — «колыбель разума», если вторить Циолковскому. Тропинка, огибающая Двудомик, мимо разноцветной сирени ведет вниз. Но я пока не спешу разбегаться и взлетать. Еще не время.

Мне легко дышится, и на душе так хорошо и спокойо. Все родное, знакомое, для счастья мне не хватает лишь… Ой, вот ты где? Ты сидела в Двудомике? Мы хватаемся за руки и кружимся, кружимся, словно в мультяшном вальсе. Полетели?

Легкость кружит голову. Я делаю глубокий вдох, держа тебя за руку, подпрыгиваю на месте, совсем легонько отталкиваюсь ногой и... Тропинка остается внизу, а мы приподнимаемся над ней. Сначала робко, но потом все уверенней. Я плыву по воздуху, и меня наполняет восторг! Зоя, ты рядом! Мы летим вместе, поднимаясь все выше…

* * *

— Ты чего сегодня такой счастливый?

— Видел тебя во сне.

— Надеюсь, в приличном виде?

— Более чем! Мы с тобой взлетели от Двудомика и отправились в небо… Знаешь, этот сон снится мне всю жизнь. Но впервые там была ты.

— Ох, тебе от меня и во сне покоя нет! — смеется Зоя, но ей приятно.

— Зойчик… Как мы раньше жили друг без друга?

— Сама не знаю. А мы точно жили?

— Может, сегодня по этому случаю спим до обеда?

— Не-не-не! Встаем и бежим! На работу опоздаем!

* * *

Зоя понемногу, шаг за шагом, перекраивала их быт. Кричащие шторы, птицы на которых так нравились Вике, сменились на стильные гардины. Книги в шкафу и на полках чудесным образом перестали быть живописной свалкой и превратились в аккуратные и логичные ряды. Поначалу Торик ворчал, что теперь ни за что не найдет нужные, но Зоя бережно сохранила его разделение на группы, поэтому проблем не возникло. Стало только лучше. Наверняка в квартире поменялось еще многое, но эти детали казались ему самыми яркими.

Порой случались удивительные совпадения во вкусах, которые радовали их обоих. Например, однажды Зоя принесла хитрый светильник. Прозрачный цилиндр размером с запястье человека заполняла жидкость, а в ней плавали кусочки парафина. Если такой светильник включить, парафин нагревался и кусочки начинали принимать самые разные формы, медленно перетекавшие друг в друга. Зрелище завораживало, на него хотелось смотреть часами. Торик узнал светильник сразу:

— Зоя, где ты раздобыла это чудо?

— Из дома принесла. Он у меня с детства остался. Тебе не нравится?

— Ты что, очень нравится! Просто… У меня брат когда женился, им на свадьбу подарили точно такой же. Мы много вечеров сидели все вместе, слушали «Алису» Высоцкого и смотрели на этот светильник. Очень теплые воспоминания.

— А жена у него… такая плотная блондинка?

— Да! Ты помнишь ее?

— Мельком видела у тебя, но не поняла, кто это. А мне тоже в детстве светильник очень нравился. Я иногда думаю, может, именно из-за него у меня изначально возник интерес к геометрическим преобразованиям. Надо же, как мы совпали!

— Не то слово! Мне всегда хотелось иметь такой.

* * *

Как-то вечером, когда они отдыхали после интенсивного дня и медитировали, разглядывая столбик светильника и бесконечное переплавление все новых форм, Торик глянул на Зою и сказал, словно ни к кому не обращаясь:

— Знаешь, я скучаю по Дороти.

— А кто это? Твоя американская подружка?

— Ты смотрела «Тутси»?

— Конечно. Дастин Хоффман там просто неподражаем!

— А ты помнишь, чем фильм закончился?

— Ога. Он возвращает кольцо отцу девушки, — Зоя запнулась и с тревогой глянула на Торика. — Ты все-таки жалеешь, что мы с тобой…

— Нет, Зой! Совсем не это. Там, в фильме, есть сильная сцена, когда уже разоблаченный Майкл встречается с Джули. Сам по себе в новом облике он ей неинтересен. Но у них есть общие воспоминания о прошлой жизни. Точнее, о том, чего никогда не было, но обоим казалось, что было. И они оба помнят — ту жизнь и того человека, которого никогда не было. Вот тогда-то Джули говорит ему: «Знаешь, я скучаю по Дороти».

— М-м, смутно припоминаю. Давай как-нибудь пересмотрим этот фильм? У меня он где-то лежит в дивиди-качестве. Так ты тоже скучаешь по киношному персонажу? По Дороти, которой никогда не было?

— Вообще-то нет. Просто мне так не хватает тех сумасшедших дней, когда мы с тобой, зарывшись в распечатки, искали всякие хитрые способы…

— …влезать в душу? — она усмехнулась. — В этом смысле — да, я тоже очень скучаю по Дороти. По своим гиперсверткам совершенно непредставимого семимерного пространства. Знаешь, там просто потрясающая математика. Правда. Рассеянные тензорные поля, очень красивые и элегантные формулы, но это мало кто может оценить. А мы… Мы были наивны и слишком, недопустимо самонадеянны.

— Будь мы другими, не смогли бы зайти так далеко. Дальше всех в мире.

На лице Зои отразилось сомнение:

— Ты уверен, что никто другой в мире не додумался применить электрогипноз?

— Как раз наоборот: им пользуются очень многие. А другие снимают энцефалограммы. Но не всем повезло наткнуться на такую длинную цепочку совпадений. К тому же… мало у кого под рукой вовремя оказался такой потрясающий специалист по нелинейным многомерным пространствам!

Он счастливо улыбнулся и обнял ее. Она положила голову ему на плечо. Некоторое время они просто сидели, наслаждаясь покоем и взаимопониманием.

Потом Торик вздохнул:

— А теперь… Я понимаю, делать сайты — это тоже интересно. И там много своих трудностей.

— Это точно, — кивнула Зоя. — Особенно клиенты. Они такие непредсказуемые!

— Но… как тебе сказать.

Зоя взглянула ему прямо в глаза:

— Это просто работа? Способ заработка?

— Да. Именно.

— А тебе чего бы хотелось?

— Отец говорил, что в жизни человека главное — внутренний огонь, «горенье души». Чтобы не просто «жить и небо коптить», а сделать что-то важное, самое главное, пусть хотя бы для себя, не для человечества. Чтобы двигаться вперед, а не заделывать дыры прошлого.

— Ты опоздал, Торик.

— В смысле?

— Мы уже это сделали. Мы, все вместе, совершили потрясающее открытие.

— И сами закрыли его.

— Да. И ты прекрасно знаешь почему.

— Знаю. Все знаю и помню. Но… все равно скучаю по Дороти.

Торик неловко поднялся и направился в угол, где стояла гитара. Зоя с некоторым удивлением посмотрела на него: в их новой жизни он еще ни разу ей не играл. Пробормотав что-то насчет шашек, которых «не брал в руки», Торик откашлялся, взял широким арпеджио несколько звучных аккордов и принялся петь:

Снилось мне — неожиданно выпал снег,

В мире наступили тишина и свет,

Свет и тишина, покой и белый снег,