- Вот что, Маша, замуж за великого государя ты не пойдешь!

Маша равнодушно чуть передернула плечом – не очень-то ей хотелось идти замуж за царя. Она всегда смутно ощущала, что Алексей Михайлович не ее судьба, и потому не сожалела, что по воле всесильного Морозова сорвалась ее свадьба с ним.

- Ты это что, не жалеешь, что не стала царицей? – остро взглянул на нее Морозов, ожидавший более бурной реакции с ее стороны в ответ на его слова и града девичьих слез.

- Жалею, Борис Иванович, ох как жалею! – поспешно ответила Маша, стараясь выдавить из себя слезу. А то еще ее равнодушие к молодому царю истолкуют чуть ли не как государственную измену. И спешно добавила: – Но воля ваша, как скажете! Велите в родительский дом вернуться, вернусь!

- Да не волнуйся, без мужа ты не останешься, - сказал, успокаиваясь после ее слов царский наставник. – Великий государь постановил ехать тебе в Касимов невестой для Сеид-хана и тебе надлежит без промедления выполнить государеву волю.

Машино лицо вытянулось от этих слов. Она догадывалась, что не стоит ждать от Морозова радостных вестей для себя, но не думала насколько они будут плохи. Никогда дочь воеводы Плещеева не мечтала стать женой татарина, даже не предполагала, что ее может постигнуть эта незавидная участь. Несмотря на то, что Москва и татары уже около ста лет жили в относительном мире, русские девушки по-прежнему настороженно относились к азиатским женихам и предпочитали своих соплеменников.

- За что мне наказание такое! – сгоряча воскликнула она, уже ничуть не притворяясь. – Почто меня жертвой сделали для басурмана, Борис Иванович, в чем моя вина?!

- Не кричи, девица, ты не на скотном дворе находишься, - поморщился расчетливый боярин, и назидательно поднял указательный палец – Это великая честь для тебя, ибо Сеид-хану обещали руку одной из царевен. Однако наши благочестивые царевны отрешены от всего мирского и земного, их взоры устремлены в сторону небесного. И Алексей Михайлович уравнял тебя со своими сестрами, когда нарек тебя невестой их жениха, возложил на твои плечи великую царскую миссию заключить вечный мир с Касимовым.

- Батюшка и матушка благословили меня на брак с великим государем, о других мужчинах они ничего мне не говорили, - попробовала было отказаться от этой чести Маша.

- Так ты с отцом своим хочешь повидаться, - на губах Морозова мелькнула недобрая усмешка. Он будто заранее предвидел все ее возражения и уже приготовился их всех подавить. – Будет тебе свидание с отцом, иди за мной!

Еще ничего не понимая, девушка поспешила за всесильным боярином, идущим широким размашистым шагом и довел он ее до пыточного застенка – Константиново-Еленинской башни Кремля. Страшные бородачи в стрелецких кафтанах отворили Морозову двери и впустили его с девицей в ту зловещую башню. Сердце Маши замерло, когда ее повели дальше мимо темниц к одной из решеток, за которой она с трудом узнала в оборванном и окровавленном человеке своего отца.

- Тятенька, что с тобой каты сделали, почему ты здесь?!! – в волнении закричала девушка, бросаясь к решетке.

Воевода Плещеев ожил при звуке ее голоса, приблизился к ограждению из железных прутьев, обнял Машу трясущими руками и заплакал.

- Прости меня, доченька! – всхлипывая, произнес он. – Вылезли наружу все мои прегрешения, брал я мзду великую, да еще припомнили мне мою изменческую службу полякам и литовцам. Следователи грозились мне голову отрубить, но намедни дьяк Посольского приказа Назарий Чистой поведал, что могу я жизнь сохранить, коли ты за касимовского царя замуж пойдешь. Так спаси своего батюшку, Машенька, не дай мне сгинуть в этих застенках, как какому-то татю безродному!

Маша бессильно опустилась на пол – сумел-таки боярин Морозов найти способ добиться ее согласия на супружество, которому противилась ее душа. Родного отца нужно было спасать всеми силами. Тяжело ей было смотреть на него жалкого, убитого несчастьем, и девушка покорно повернулась в сторону царского наставника, утратив всякую способность к сопротивлению.

- Ну что, Мария Никифоровна, поедешь в Касимов во исполнение государевой воли? – спросил Морозов, испытующе глядя в ее глаза.

- Поеду, Борис Иванович, только отца моего освободите, - с тяжелым вздохом проговорила Маша.

Морозов махнул рукой тюремщику и тот загремел ключами возле замка, отпуская злополучного воеводу Плещеева на волю.

» Глава 8

Спустя два дня обоз из Москвы двинулся в сторону Рязанской земли.

После освобождения отца из Константиново-Еленинского застенка Маша послушно выполняла все распоряжения наставника царя, однако Морозов, опасаясь, что ненароком девица заробеет и откажется к татарам ехать, поспешил снарядить посольство в Касимов во главе с Фомой Поликарповым – не последним дьяком Посольского приказа - наказывая ему перед отъездом не задерживаться в пути. Во исполнении морозовской воли в скором времени послы с царской невестой достигли далеких Мещерских лесов, и остановились на короткий привал в дикой чаще.

Первобытный бор пел голосом ветра ранней осени. Крикливая стая гусей осела неподалеку, пережидая его шквальные порывы, и стрельцы, охраняющие обоз, загорелись желанием подстрелить к обеду несколько птиц. Маша, ощущая потребность побыть в одиночестве, пошла в другую от них сторону, в глубь леса.

Между вековыми елями виднелись сплошные заросли орешника, перемежающиеся кустами осыпающейся малины. Когда девушка миновала эти кусты, она увидела сверкающее в солнечных лучах небольшое озеро, манящее своей прохладой, и направилась к нему по тропинке, протоптанной лосями. Буйно растущая рядом с дорожкой крапива нещадно жалила ноги Маши, но она не обращала внимания на жжение. Тоска по родному дому оказалась сильнее телесной боли, и горькие думы стискивали до невозможности девичью грудь.

Маша села на упавшее возле озера дерева с застрявшим в нем рыжим клоком шерсти пробиравшейся здесь лисицы, и отвлеклась, чутко прислушиваясь к разнообразным птичьим голосам, перекликавшимся в густой чаще. Она угадывала пение дрозда, клекот рябчиков, стук по дереву дятла и наслаждалась относительной свободой в пути к чужому поселению. Но скоро птицы смолкли и Машу снова охватила печаль-кручина. То, что ей поведал по дороге дьяк Поликарпов о касимовском царе, не придавало ей уверенности в благосклонном приеме на месте ее прибытия в татарский город.

- Кукушка-кукушка, сколько мне осталось жить на белом свете? – громко спросила она у птицы с темными поперечными пестринами и длинным хвостом, усевшейся неподалеку на ветку дерева.

- Ку-ку! – ответила ей кукушка и улетела в даль леса.

- Что же мне осталось жить не больше года? – расстроенно прошептала Маша и одинокая слеза скатилась по ее побледневшей щеке от жалости к себе. Не откуда ей было ждать помощи и не знала она, что ей предпринять, когда русское посольство прибудет в Касимов.

Касимовское царство являло собою часть Золотой Орды, и все его цари были чингизидами - прямыми потомками Чингисхана и его старшего сына Джучи, получившего в удел от отца западные земли. После ослабления монголов касимовские правители исправно служили московским государям, но предпоследний касимовский царь Арслан-хан из Сибирской династии стал стремиться к возрождению былого могущества чингизидов, обособлению от Русского царства и союзу с Крымским ханством. Главной его супругой стала Фатима-Султан, дочь Ак-Муххамеда сеида Шакулова, потомка великого пророка Мухаммеда. Она не только полностью разделяла честолюбивые устремления своего мужа, но еще подстрекала его к активным действиям против иноверцев. После свадьбы Арслан-хана и Фатимы-Султан в Москву полетели жалобы, что в Касимове басурманят крещенных татар и гнобят русский православный народ. В Рязанской земле усилились волнения и начали нарастать в пограничных лесах военные стычки: против татарского самоуправства возмущались все – и русские охотники, и казаки, и стрельцы. Война Москвы и Касимова казалась неизбежной, но тут Арслан-хан скончался от неожиданной хвори, оставив наследником трехлетнего сына Сеида. Царь Михаил Федорович счел смерть вероломного татарина, присягавшего на верность Москве божьей карой, и начал думать, как склонить к православию его маленького сына, дабы избежать в будущем тех бед, которые русские пережили во время правления Арслан-хана. Со временем он решился выдать за юного касимовского царя свою дочь, однако этому браку противилась мать Сеид-Бурхана Фатима-Султан ставшая после смерти мужа правительницей-регентшей во время малолетства сына. Она женила его первым браком на дочери крымского хана - Девлет-Султан, однако девушка скончалась от тяжелых родов, не прожив в браке и года, оставив сына Карима.