» Глава 2

Отшумели февральские вьюги, разлились от паводка морем весенние реки, стали цвести пышным цветом сады и луга. Отпраздновали Плещеевы Светлое Христово Воскресение, а там желанная Красная Горка подоспела. Дочери воеводы со своими сенными девушками тут же завели хороводы с песнями вокруг красивых яблонь и берез, поросших нежными зелеными листочками, водить и игры девичьи. Еще любимое их развлечение было - на высоких деревянных качелях взлетать выше птиц, с силой качаться, да так, чтобы подольше на них удержаться. Кто первая запросилась на землю, та и проиграла!

Варвара Ильинична смотрела из окна терема на смеющихся девушек, забавляющихся на качелях, вырезанных в форме утки и у нее сердце сжималось при виде их веселости и беззаботности. Совсем они еще были несмышлеными и не ведали, сколько в мире таится зла. Знала Варвара Ильинична, много греха взял на душу ее супруг Никифор, чтобы материальный достаток в доме был и богатством все семейство его было обеспечено. Тушинскому вору, который выдавал себя за Лжедмитрия, в молодости в Смутное время служил, литовцам – извечным врагам Руси союзником был, да еще и татарам. Затем опомнился, стал верным слугой царю Михаилу, а затем сыну его, юному государю Алексею, однако и сейчас на посту тульского воеводы не упускал Никифор Плещеев случая взять мзду и взятку в виде богатого дара.

Благочестивую Варвару Ильиничну тяготило знание о мужниных грехах, хотя ни разу она ни в чем супруга не попрекнула, как и подобало примерной жене. И в то же время женщина опасалась, что неблаговидные поступки мужа впоследствии скажутся на их детях, и придется им отвечать за отцовские прегрешения. Особенно волновалась она за старшую дочь Машу, к которой больше всего была привязана. Не было достойного жениха для нее поблизости, а ведь девушке уже семнадцатый год пошел. Но не выдавать же ее за Яшку-пьяницу Невзорова – сына самого богатого в Туле дворянина, или же за нищего, за неровню? И Варвара Ильинична, встав на колени, усердно молилась перед большими семейными иконами в золоченых окладах, моля Богородицу уберечь ее детей от всякой беды.

Ее тихую сокровенную молитву прервал приход мужа.

- Варвара, зови наших дщерей, да поскорее! – велел он, поспешно крестясь на иконы.

- Что случилось, Никифор Юрьевич? – встревожилась Варвара Ильинична, поднимаясь с колен.

- Царевы посланцы должны в наш дом прибыть и увезти в Москву одну из наших девонек. Грядут смотрины невесты для самого государя Алексея Михайловича, - пояснил воевода Плещеев жене. Предстоящее событие, оказанная их дому честь, приводили его в состояние полного восторга и чуть ли не до беспамятства. Желание сделаться тестем самого царя и встать у самого трона затмили все прежние планы и мечты воеводы, и Никифор Юрьевич чуть не ошалел от представившейся возможности сделать желанную карьеру, стать первым среди кремлевской боярской верхушки.

- Ох, страсти-то какие! – пробормотала в растерянности Варвара Ильинична, впервые не соглашаясь с супругом. Ей в отличие от него ясно представлялись все опасности, связанные с выбором невесты для царя, все подводные камни борьбы за власть. Завидное замужество за последние сто лет погубило не одну русскую красавицу из дворянской семьи, которая мечтала возвыситься с помощью дочери. Многие девицы не дожили даже до свадьбы с великим государем из-за злых козней дворцовых завистников и высокомерия знатных бояр, которых задевало худородство царских избранниц. Однако Варвара Ильинична не смела спорить с мужем и послушно начала наряжать дочерей к первым смотринам.

Возок с думным дьяком, главой Поместного приказа, остановился возле терема Плещеевых после полудня. Федор Елизаров вышел из экипажа и тут же огляделся, прикидывая материальные возможности семьи потенциальной невесты великого государя. Первым делом он взглянул на забор, где плетень служил ограждением для воеводской усадьбы. Ограда выглядела новой и добротной: по всей видимости года не прошло, как ее поставили и укрепили. В центре двора стояли двухэтажные хоромы, соединяющиеся сенями с повалушей – башней, в которой находилось помещение для пиров и приема гостей. Под сенями помещалась конюшня, откуда доносилось громкое ржание застоявшихся в стойлах коней. К терему примыкали с разных сторон многочисленные пристройки – жилые и для хозяйственных нужд.

Виднелись воротная изба, сотная изба, амбар, поварня, хлебная изба, мыльня и сараи. Среди них деловито ходили дворовые холопы в новой домотканой одежде и оборванцев среди них не имелось.

Дружный лай дворовых собак, почуявших чужаков предупредил воеводу о прибытии царского свата. Он поспешил встретить главу Поместного приказа и лично, с поклонами, проводил его в свой терем через красное крыльцо.

Внутреннее убранство также приглянулось дьяку Елизарову. В хозяйских покоях имелись печи, выложенные рельефными терракотовыми изразцами с изображением людей, мифических львов, единорогов, цветов и битв богатырей. Напоказ были выставлены дорогие вещи, одежда и оружие. Особенное внимание дьяка привлекли шкафы со ценной стеклянной посудой – большой редкостью из-за трудности ее доставки из чужих земель, и часы «боевые» с игрой в золоченом футляре.

Воевода Никифор Плещеев везде угодливо сопровождал высокого гостя из столицы, и все ему показывал и рассказывал, намекая при этом, что не обделит дьяка толикой своих богатств, коли одна из его дочерей отправится в Москву на царские смотрины. Так, постепенно дошли они до горницы на женской половине, где уже находились наряженные девицы. Федор Елизаров окинул их более внимательным взглядом, оценивая их более тщательно, чем двор и теремные помещения. Воевода Плещеев хотя был строг со своими детьми, но дочерей любил и не жалел денег на их наряды и украшения. Сарафаны девушек были из лучшего, отливающего блеском атласа, ленты унизаны жемчугом и отборным бисером, шеи украшали бусы и ожерелья. Ребячливая Любаша игралась на лавке с котенком, средняя Дуня придирчиво смотрела на себя в настольное зеркало, проверяя, достаточно ли ярко нарумянены ее щеки. Самая рослая из сестер Маша стояла возле окна, задумчиво крутя кончик своей пышной косы и размышляя о предстоящих переменах в жизни. Она сама не знала, желает ли стать избранницей царя или нет, но приготовилась следовать родительской воле.

При появлении отца и дьяка Поместного приказа они все трое дружно повернулись в их сторону, и вместе с матерью и няньками отвесили низкий, до земли поклон.

Федор Елизаров равнодушно скользнул глазами по Любаше – явно мала еще была девица для государевой радости. Чуть задержался на Дуне, но не понравилась ему гримаса, что от волнения скорчила девушка, сразу ее лицо всю прелесть потеряло. Самой подходящей казалась Маша; он долго разглядывал ее и, наконец осведомился, указывая на нее пальцем:

- Сколько весен пошло сей юнице?

- Семнадцатый годок, батюшка Федор Михайлович, - с готовностью ответила Варвара Ильинична.

- Старовата для царя дева, - в сомнении протянул Елизаров. – Пятнадцать, ну шестнадцать весен было бы в самый раз

- Да Маше месяц назад на Благовещенье шестнадцать исполнилось! – воскликнул воевода Плещеев, бросая укоризненный взгляд на жену, вздумавшей приписать самой перспективной его дочери лишний год возраста.

- А-а, ну тогда годится, - с облегчением произнес посланец царя, решив в очередной раз трудную задачу трудного выбора. – Готовь, Никифор Юрьевич старшую дщерь к поездке в Москву!