- Завтра же снарядим Машу, Федор Михайлович, - заверил дьяка воевода. – Прошу откушать, чем Бог послал!

Елизаров откушать соизволил, и Плещеев повел гостя с его свитой – двумя писарями в трапезную.

Дуня и Любаша молчали в присутствии грозного батюшки и царева посланца, но едва они вышли из горницы, тут же ударились в слезы, криком и плачем выражая свое разочарование тем, что не удалось им попасть на смотрины царской невесты.

- Чем я хуже Машки? – возмущалась Дуня. – Я и лицом румянее ее, и белее. И ноги у меня более стройные, и грудь полнее!!!

- Я тоже хочу стать царевой невестой, тоже хочу! – всхлипывала по-детски Любаша, разводя кулачками слезы по круглым, как яблоки, щекам.

А Маша молчала, чувствуя невольную непонятную вину в том, что ей повезло быть выбранной на царские смотрины, а не сестрам, чьи слезы ее неподдельно огорчали. Прежде из любви к младшим сестрицам она часто уступала им свои наряды и украшения, но выбор царского посла был как раз таким случаем, когда от нее ничего не зависело.

Варвара Ильинична решила призвать к порядку младших дочерей. Супруга воеводы была не рада высокой чести и не хотела расставаться с Машей, материнское сердце томило неясное предчувствие беды, и их вопли ее раздражали.

- Тихо, а то разревелись как две не доеные коровы, - шикнула она на Дуню и Любашу. – Молчите глупые. Чем выше вы заберетесь, тем больнее будет падать! Думаете, счастье быть царской невестой?! Как бы не так! Уж как покойный государь любил Марию Хлопову, надышаться на нее не мог, ни на какую другую девицу смотреть не хотел, а оговорили цареву избранницу ее враги Салтыковы, и выслали ее со всем семейством на вечное поселение в Сибирь, обрекая на позор и поругание. Всегда, всегда готовы царедворцы наброситься скопом на неугодную им царскую невесту как стая лютых волков на беззащитного ягненка. С этой напастью из вас трех только Машенька с Божьей помощью справиться сумеет. Она не только красавица, да еще и умница. Бог даст, она не приглянется царю, и сумеет целой и невредимой вернуться домой без всяких испытаний.

Такой печалью веяло от материнских слов, что Дуня и Любаша тут же притихли, уразумев, что их родительница во многом права и говорит им подобные горькие истины ради их же блага. Да и привязанность к старшей сестре взяла верх, и они пролили немало слез, скорбя о скором расставании. Маша растрогалась, и подарила сестрам свои вещи, которые не могла взять в дорогу. У нее тоже было тяжело на душе при мысли, что возможно завтра придется покинуть родной дом навсегда, и остается уповать только на помощь святых, не имея поблизости ни матушки, ни батюшки.

Трогательное прощание Маши с матерью и сестрами прервал приход воеводы Плещеева. Никифор Юрьевич громко выбранил жену и дочерей, что они своими горькими слезами беду кличут, и женщины поспешно удалились на ночной покой, не желая еще больше сердить главу семейства.

» Глава 3

Федор Елизаров не нарушил обещания, данного им воеводе Плещееву и на следующее утро заехал в усадьбу, желая забрать его старшую дочь в Москву. Для девушки наступило томительное время неизбежного прощания с семьей. Маша стояла на последней ступеньке красного крыльца и все не могла поверить в то, что скоро навеки расстанется с родительским домом. Все было для нее как во сне от сильного волнения и сдержанного молчания. Но отец торжественно благословил ее иконой Господа Христа Вседержителя, ничуть не печалясь от предстоящей разлуки с нею и тут же отошел в сторону, давая место жене. Мать осенила ее уменьшенным списком Владимирской иконы Божьей Матери, не скрывая при этом горьких слез.

- Се, Тебе, о Богомати Пречистая Богородице, в Твои Пречистые руце, чадо свое предаю, да сохрани ее от всяких лютых обстояний, - прошептала при этом Варвара Ильинична, и крепко вцепилась в рукав дорожного платья дочери, невольно желая подольше удержать ее возле себя.

- Поторопись, Никифор Юрьевич, - окликнул Федор Елизаров хозяина дома, находя, что прощание Маши с родителями затянулось.

Подчиняясь словам царского посланца, воевода Плещеев довел старшую дочь до большого возка, где уже сидели три девицы, также отобранные Елизаровым для царских смотрин. Дворовой холоп открыл двери возка и Маша взобралась на ближайшее сидение. Едва девушка села дверца захлопнулась, возок тронулся с места, направляясь в сторону расписных ворот.

За воротами кони ладно побежали ровной рысью по северной дороге, все убыстряя свой бег и догоняя поднявшийся ветер. И в окнах возка замелькали терема, тульские церквушки, которые быстро сменились сторожками и крепостной городской стеной, отделявшей Тулу от леса.

Маша сначала долго не могла прийти в себя от растерянности, затем осмотрелась и познакомилась с тремя девушками, подобно ей оторванными от родительского дома. Их звали Василиса, Ксения и Устя. Все они были дочерями местных столбовых дворян из зажиточных семей и считались видными красавицами. Будущие царские невесты разговорились, и за оживленными разговорами забыли на время про свои опасения и страх перед будущим.

Скоро знакомые им места сменились нескончаемыми чужими дремучими лесами. Маше, уставшей от долгой дороги, казалось, что они попали на заколдованную лесную дорожку и никогда под действием злого заклятия не доберутся до столицы. Однако от Тулы до Первопрестольной было примерно сто сорок верст, и к вечеру девушки уже увидели село Коломенское – любимую летнюю резиденцию царя Алексея Михайловича, расположенную к югу от Москвы.

Под вечерний звон колоколов церкви Казанской Богоматери возки с невестами и главным дьяком Поместного приказа Елизаровым проехали многоярусные Передние ворота и направились к примыкающим к ним палатам. Там оказалось, что удобные дворцовые покои уже заняли девы, приехавшие утром, и царские палаты были переполнены ими, и их прислужницами. Юным жительницам Тулы пришлось довольствоваться для ночевки избой, где жили служанки Коломенского дворца.

Их накормили горячими пирогами с грибами и рыбной кальей – похлебкой из судака, его икры, луком и солеными огурцами с рассолом. Аппетита у уставшей с дороги Маши не было, она только нехотя хлебнула две ложки кальи из общего горшка и выпила немного клюквенного морса, подслащенного медом. Зато ночью она спала на полатях как убитая, и утром проснулась свежая и жизнерадостная. В девушке проснулся интерес ко всему происходящему, и она расспросила бойкую чернавку Марфушку, когда же состоятся царские смотрины. Марфушка за шелковую ленту, данную ей Машей, обегала все Коломенское, и через час, запыхавшись, вернулась с подробным докладом, что на подворье делается.

- Мария Никифоровна, царь Алексей ныне находится в московском Кремле, принимает там свейских послов, - прошептала она на ухо Маше.

- А когда в Коломенское село великий государь приедет? – также тихо спросила у нее дочь воеводы Плещеева.

- Бают, что прибыть он сможет только через два дня. Вы, красны девицы, должны две проверки пройти на телесное здоровье и красу лица перед встречей с ним, - с готовностью ответила Марфушка. – И как велят вам скинуть с себя все платье, вплоть до исподнего, скидывайте все не раздумывая, не сердите царевых мамок.

В подтверждение слов чернавки в избу после полудня вошли три дворовые боярыни, верой и правдой служивших еще покойной царице Евдокии Стрешневой и потребовали у девушек скинуть всю одежду с себя для тщательного осмотра тела. Устя, Василиса, Ксения смущались и вскрикивали, когда пожилые женщины в темных летниках беззастенчиво оголяли и щупали различные части их грудей и ягодиц. Маша, предупрежденная Марфушей, безропотно разделась догола, понимая, что осмотра ей не избежать. Послушание дочери воеводы Плещеева произвело благоприятное впечатление на боярынь, и они не так ее тщательно осматривали и ощупывали, поскольку не опасались подвоха с стороны послушной девы.