Если ты не доберёшься домой через пять минут, поместье Гримм рухнет, — прошептал в её голове Призрачный Голос.

Её плечи напряглись от этого испытания. Пяти минут не хватит. И, хотя она понимала, что, логически, это было невозможно — разрушить что-то одними лишь своим мыслям, — всё же она ускорила шаг.

Ничего не произойдёт, если я не успею за пять минут, упрекнула она себя. Призрачный Голос не реален.

Но сколько бы раз она это ни повторяла, навязчивые мысли всегда брали верх, предавая её собственный разум.

Сердце колотилось громче её шагов по дороге. Руки сжались в кулаки, когда она прошла мимо кустов роз, которые указывали на то, что ворота поместья Гримм уже совсем близко.

Тик-так. Тик-так. Тик-так, — подгонял её Призрачный Голос.

Когда до конца оставалось всего две минуты, Офелия сглотнула, давление нарастало прямо между глаз. Она бросилась в бег, зная, что до ворот осталось совсем немного. Но она не успела сделать и нескольких шагов, как споткнулась о поваленную ветку на дороге. Из её ладоней вырвалось сияние синих искр, когда она выставила руки вперёд, чтобы смягчить падение. Но у неё не было времени удивляться первому проявлению её сдерживаемой магии.

Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Её ноги запутались в юбке, паника охватила её, пока она корчилась на земле. Повернувшись, она перекатилась на спину, но время уже почти истекло. Сверчки замолкли, а её тело сковал страх от того, что она упустила свою само назначенную временную границу. Собрав юбку в кулаки, она вскочила на ноги.

Беги.

Руки сжались в кулаки. Нет. На этот раз она собиралась сопротивляться. Она сделала один дрожащий шаг, затем ещё один. Она была так близко.

Хруст.

Она замерла. Медленно повернув голову, она оглянулась, пытаясь найти источник тревожного звука в темноте.

Ничего.

Она сделала ещё один шаг вперёд.

Треск. Под её каблуком хрустнула ветка.

Этого было достаточно, чтобы она снова сорвалась на бег. Тени расступались перед ней, когда она пронеслась по последнему участку дороги. Она, должно быть, выглядела нелепо, убегая от ничего, но чем ближе она была к воротам поместья Гримм, тем сильнее сбивалось её дыхание.

Тридцать секунд, — предупредил Призрачный Голос.

Офелия выругалась и резко свернула вправо, побежав по влажной траве. Её ботинки чавкали в грязи, когда она добежала до кованых железных ворот, ведущих к поместью. Она ударила по ним ладонями, раздался металлический звон, когда одна из створок распахнулась. Шипы розовых лоз, обвивающих столбы ворот, впились в её руки, и из ран выступила кровь. Но она не обратила на это внимания, мчась дальше по подъездной дорожке к парадному крыльцу. Лихорадочно похлопывая передний карман своего платья в поисках ключа.

Десять, девять, восемь…

Её кровь закипала от очередного всплеска адреналина, когда она наконец нащупала ключ. Её руки тряслись, когда она всунула его в замочную скважину и с силой толкнула дверь. Она споткнулась, вбегая в дом, и с грохотом захлопнула за собой дверь. Кровь размазалась по замкам, когда она поворачивала их, но как только дверь была надёжно заперта, она откинулась на неё спиной, жадно глотая воздух, чтобы успокоить бешено стучащее сердце.

Это было слишком рискованно.

Офелия сжала глаза, услышав голос в своей голове. Это всегда было только в её мыслях. Всегда. Она опустила взгляд на свои руки, покрытые алой кровью. Этот вид вызвал в её сердце болезненное ощущение. В памяти замелькали образы безжизненного тела её матери, лежащего в их гостиной, и лицо Женевьевы после того, как Офелия так грубо накричала на неё в переулке.

Кровь нужно было смыть. Она не могла вынести её присутствия на своих руках.

Офелия едва не споткнулась о собственные ноги, бросившись на кухню, где включила кран, чтобы наполнить раковину. Она начала яростно тереть ладони, не обращая внимания на жгучую боль от шипов, когда вода в раковине стала розовой от её усилий.

— Я должна её смыть, — всхлипнула она. — Она должна исчезнуть.

Никогда не жалей о своей крови, Офелия, услышала она голос матери. Кровь означает, что ты жива.

Слёзы подступили к горлу, но она подавила их. Когда её кожа покраснела и пульсировала от боли, Офелия вытерла руки о юбку своего платья.

— Женевьева? — её голос дрожал от отчаяния. — Женевьева? Где ты? Мне нужно с тобой поговорить. Пожалуйста.

Но ей ответило лишь эхо её собственного голоса, отражавшееся от стен тёмного дома. Офелия рванулась обратно к лестнице, перескакивая через две ступеньки за раз, её дыхание было поверхностным, когда она, наконец, добралась до двери сестры. Она постучала.

— Виви, прошу тебя. Прости меня. Не оставляй меня одну, пожалуйста.

Ответа не было.

Слёзы начали жечь её глаза, и она опустилась на пол у двери, прижав колени к груди.

— Пожалуйста, — прошептала она в последний раз. — Я так одинока.

Наконец, она поднялась и направилась в свою комнату, где приняла ванну, смывая остатки горя, прежде чем лечь в постель. Она не уснула до глубокой ночи, а когда утром её разбудил бой колоколов, возвещающих рассвет, она поняла, что что-то пошло не так.

Первым делом Офелия проверила комнату Женевьевы. На первый взгляд всё было как обычно, но это было сложно определить, учитывая, что сестра предпочитала жить в творческом хаосе. Думая, что Женевьева могла быть в библиотеке, Офелия оделась и спустилась вниз. Её взгляд привлёк розовый конверт на столике у входа — она, должно быть, пропустила его, когда спешила домой. На конверте красивым почерком Женевьевы было написано её имя. Офелия схватила письмо и быстро вскрыла его, предчувствие беды нарастало с каждой секундой.

Дорогая сестра,

Я не хотела, чтобы мой уход был столь поспешным, но после нашего разговора вчера я поняла, что так и должно быть. То, что ты сказала… Я знала, что, если расскажу тебе о своих планах, ты попытаешься меня остановить. Поэтому, когда ты найдёшь это письмо, меня уже не будет. Видеть маму в гробу было почти невыносимо, но видеть тебя без надежды на будущее — это то, с чем я не могу жить. Если всё пойдёт по плану, я вернусь не позднее, чем через две недели.

Позволь мне хотя бы раз пронести эту ношу.

С любовью, Женевьева.

— Что я наделала? — прошептала Офелия в темноту.

Засунув письмо в карман, она вернулась в комнату Женевьевы, на этот раз замечая вещи, на которые не обратила внимания раньше. Это были не разбросанные повсюду вещи — одежда на кровати, предметы на туалетном столике, — всё это было привычным беспорядком. Это было отсутствие чемоданов Женевьевы, её украшений, которые она никогда не оставляла дома, и канцелярских принадлежностей, лежащих на столе.

Женевьева действительно ушла.

Офелия начала рыться в вещах на туалетном столике и письменном столе, в поисках хоть каких-то намёков. Она открывала ящики, просеивая вещи, что беспорядочно катались внутри. Она перевернула комнату, разбирая всё вплоть до половиц. Когда она нашла дневник, спрятанный под доской в углу шкафа, вместе с брошью, которую она никогда раньше не видела, и пачкой денег, у неё возникло чувство страха.

Забрав кожаный дневник из тайника, Офелия села и открыла его на одной из средних страниц.

30 апреля

Я нашла ещё одно письмо. Я до сих пор не говорила с мамой о последнем, и не хочу говорить об этом Офелии, пока не поговорю с ней. Кажется, мама уже и так возлагает на Офи слишком много давления, и я боюсь, как это на неё повлияет. Я также боюсь, что это может разрушить наши с ней отношения, если она узнает, что я скрыла это от неё. Но, надеюсь, когда мама вернётся с поездки в эти выходные, я смогу узнать больше. И, надеюсь, Офи никогда не придётся об этом узнать.

С любовью, Женевьева.

Офелия зажмурила глаза. Она понимала, что это вторжение в чужую жизнь, нарушение границ. Но она не знала, с чего ещё начать. Её матери больше не было, Женевьева исчезла, оставив за собой тайны, а тьма в сознании Офелии снова начала пробуждаться.